предыдущая

53. Спальня

В тишине пощелкивали часы, из раскрытой в коридор двери. Мерно делили время и вдруг спотыкались, замирали и снова щелкали. Аглая слушала, глядя в потолок, пыталась вспомнить, как они выглядят – часы в коридоре. Не помнила. Свое время она оставила в сером подъезде с исчирканной побелкой на стенах.
После любви лежали, касаясь друг друга плечами. И, пошевелясь, она придвинула к Витьке ногу, прижала, выворачивая, чтобы – всей ступней. Время бродило верхами темной комнаты, не входя в сознание, не ныряя в их глубину, стоявшую вокруг двух тел мягким мешком. То, что они делали сейчас, слипаясь так тесно, что казалось, ребра входили друг в друга, перемежаясь, делая одно общее из двух разделенных тел, оно окружило, укрывая от всего – от темноты жилья, мыслей, памяти. И от постука времени.
“Мы, как в лодке”, подумала, ощущая плавное покачивание. И была уверена, Витька его тоже чувствует. “Тут правда, где мы. Порознь – одно, а вместе – что-то совсем другое. Не я, не он. Мы”
По темному потолку проплыла неясная мысль, тоже покачиваясь – интересно, у него, мокрого и мирного, лежащего рядом, было так еще с кем-то? Может, так бывает у всех? И только у нее было… по-другому… – проще?
Continue reading →

предыдущая

52. Ночная кухня

Свет в кухне был неприятен и резок. Вытаскивая из буфета ложечки, Витька оглянулся, поморщившись. Он любил свою кухню и, когда был один, в последнее время часто, то сидел в ней, читая за едой, или валялся на узком кожаном диванчике под подоконником, рассматривая взятые у Альехо толстые альбомы с фоторепродукциями. Телефон, привязанный за хвост к розетке, лежал на широком самодельном столе рядом с коричневой глиняной чашкой. В комнату Витька шел только поработать с компьютером. А с тех пор, как в специально отведенной нише кухонного шкафа поселились эти самые альбомы, практически не выходил в сеть, помня указания Альехо – не смотреть среднего, не замыливать глаз. Иногда усмехался с раскаянием, думая, что сказал бы учитель, увидев альбомы в кухонной нише, под полками с чашками и тарелками. Или на деревянной лавке у стены, куда Витька их складывал стопкой и потом доставал наугад, закидывая руку за голову.
Continue reading →

предыдущая

51. Кошмар Аглаи

Она кричала, потому что страх был огромен и казалось, сожрал ее целиком. Кричала внутри его студенистого колыхания, а вокруг были холодные взгляды, рассматривающие ее, и пасти раскрывались, показывая розовое нутро, до ужаса нежно-розовое, из которого мелькали черные плетки жал. Напрягая руки и ноги, рвалась и задыхалась от того, что через живот была крепко привязана, и при каждом движении что-то тугое и холодное впивалось в кожу. Запястья саднили под петлями, растягивающими руки так, что даже рвануться вперед, выгибаясь, не могла. И ноги дергались, когда пыталась коснуться земли хоть кончиками пальцев, обвисая на жестких захватах, распявших ее у каменной стены.
За плоскими головами видела лицо Виктора, он стоял, оплетенный сверкающей татуировкой, и голова змеи, отлепившись от его кожи, тоже смотрела на нее. Его взгляд, холодный и бесстрастный, темные глаза змеи над его плечом. И глубокий глаз объектива, направленный на нее.
Continue reading →

предыдущая

50. Пещера и змеи

Меру сидел на скамейке, потирая перевязанную лубом руку. Следил за тем, как жена ходила по хижине, подбирая разбросанные маленьким Мерути игрушки. Когда проходила близко, падал на лицо мужа ее женский запах – трав, которыми мыла волосы, и рослого красивого тела. Уносила запах с собой, в дальний угол. А Меру опускал голову, чтоб не видно было, как раздуваются ноздри, ловя невидимые следы. Рука почти не болела. И от того сильнее болела душа. Ложась вечером с Онной в постель, он осторожно обнимал ее здоровой рукой и боялся, – услышит, как бухает его сердце. Старался лечь, не прижимаясь к ней животом и бедрами. Раньше, до той охоты, он подавался к ней, и Онна смеялась тихонько, чувствуя, как упирается в нее мужской корень. А теперь, вдыхая запах травы от ее волос, тут же вспоминал, что пообещал тогда, на охоте, за свою жизнь. А рука почти не болит и, может быть, он тогда просто испугался? Как сопливый щенок, задрожал, стал вилять хвостом, чтоб перевилять страх. И пообещал зря? Вдруг лесной кот уже умирал и просто свалился бы сверху, раскинув лапы с длинными гнутыми когтями, а Меру вылез бы из-под него. А руку вылечил бы Тику, мало ли рук и ног ранят в лесу охотники племени…
Continue reading →

предыдущая

49. Кора и шар

Близнецы кричали, ссорясь, и Кора выгнала их на мостки, велев гулять, пока светло. У нее болела голова, так сильно, что мутилось в глазах и бегающие по хижине мальчишки казались темными тенями. Она смотрела перед собой, проснувшись и сев на сбитом комками мешке с травой, и видела перед глазами маленький город. Раненый шар истекал золотистой кровью, точил ее через трещину, и все тряпки и мягкие листья, в которые он был завернут, промокли, наверное.
После того, как убежал Корути с Вещью, Кора, выплакавшись, спрятала шар за кадушкой с квашеной зеленью. Не за маленьким бочонком, откуда мальчишки черпали прямо ладонью, смеясь на ее окрики, а за большой, запечатанной глиной бочкой. И теперь каждый шаг по сырой хижине отдавался в груди сознанием того, что город умирает, в тайной нише среди изогнутых жердей.
Continue reading →

предыдущая

48. Амбротип

– Всё?
– Замерзла? – Альехо говорил из приоткрытой двери лаборатории, отвернувшись к столу, что-то делал там, отводя локти и наклоняя большую голову. Аглая нашарила висящий на спинке стула шарф, потянула на себя, прикрывая плечи и грудь. Тонкая шерсть покалывала кожу.
– Подожди… – Витька оглянулся, придерживая старый фотоаппарат с черной гармошкой, стоящий на тонких ногах посреди узкой комнаты.
– Илья Афанасьич, еще надо бы.
Альехо вошел, глянул на прикрытую шарфом Аглаю, которая уже спустила с широкого сиденья босую ногу. Протянул Витьке толстую пластину:
– Сам сможешь?
Витька принял на кончики пальцев прозрачную пластину и, слегка поворачивая, стал поливать ее коллодием из широкогорлой бутылки. Снова резко запахло эфиром.
Continue reading →

предыдущая

47. Найя лечит мастера

Ночь топталась в проеме, и шел там, в ней, непрерывный дождь. Найя стояла, опустив руки, и не могла повернуться, все смотрела в темноту, слушала. Затылком знала, он лежит там, черной корягой, освещенной прыгающим светом. И никто не поможет. Берита ушла. Синика ходит и ходит, шелестя шкурой по деревянной стене, помуркивает иногда – не зовет, просто сторожит дом, пока она… Пока ей надо…
Ей надо помыть его. Уложить в постель, укрыть шкурой и согреть. И ждать, когда Синика подскажет время, чтоб поднести к губам миску с вязкой жидкостью, которая сама по себе движется, колыхаясь. Будто в ней что-то живое.
Continue reading →

предыдущая

46. Рана Акута

Найя выплывала из сна, как из тяжелой воды, когда кончается в легких воздух. Сон не хотел отпускать. Там, в глубине его, она разговаривала о чем-то неслышном с мастером Акутом, который стоял перед зеркалом, высоким, до самого потолка, и стаскивал через голову вылинявшую футболку. Она что-то говорила, кажется, упрекала и о чем-то просила, горячо, сжимая кулаки, и от этого внутри тоже все сжималось. А потом воздух сна кончался и она поднималась из глубины, больно вытягивая шею, чтоб высунуть голову в реальность и вдохнуть. Но сон тяжелел, и вот, снова внизу, на полувздохе, она говорила мужчине, стоявшему перед зеркалом, просила, чтобы он… Но снова ее увлекало вверх, куда она устремлялась, вытягиваясь резиново, оставаясь на месте. Там, внизу, она видела его острые локти и еще закрытую футболкой голову, а ниже, на выступивших узких мускулах плеч и спины – лежала огромная цветная змея, двигала головой, рассматривая Найю, и из сомкнутой пасти мелькал двуострый язык. Снова рывок вверх и даже звуки приблизившейся реальности раздавались в ушах, но тут уже она сама заупрямилась и осталась внизу, во сне, потому что надо было договорить. Акут опустил руки, уронил смятую футболку к босым ногам, прижимая локти к ремню джинсов. Тело змеи скользило по коже, переливаясь, как льется широкая лента, нет, как толстая гладкая труба и кое-где петли тулова уже поднимались, отлипая, и под ними краснела точками кровь.
Continue reading →

предыдущая

45. Разговор в студии

– Женечка, ты в Москву? – Аглая посторонилась, пропуская соседа, он быстро ходил по коридору, засовывая в сумку моток проводов, прислоняя к вешалке футляр с гитарой. Черные остроносые туфли стояли послушной парой, начищенные, ждали ног. Курточка с оттопыренными карманами показывала краешки дисков, мордочку штекера на тощей шейке провода. Пакет за неровными боками прятал разбитые кроссовки. А на зеркале, данью рабочему дню клерка, отражаясь, лежала на пластиковой папочке глянцевая сумочка-барсетка.
Continue reading →

предыдущая

44. Уклады

– Вы странно живете, – Найя протянула руку ладонью вверх, – дай мне это.
Они сидели на корточках по разные стороны очага. Очаг был сложен из обтесанных ноздреватых камней, покрыт плоскими плитками так, что в центре оставалась квадратная щель, из которой выпрыгивали узкие язычки пламени. Найя держала руку чуть в стороне, чтоб не обжечься и смотрела на Акута. Он помедлил над раскрытой берестяной коробкой, из которой торчал сухой мох клочками. Положил камешек ей на ладонь. Найя повертела прямоугольный брусок, провела пальцем по шершавому боку.
– Такой ровный. И не очень похож на камень.
– Это чирок.
– Как?
– Вот, – Акут протянул ей большой темно-серый камень, показывая, что надо положить его на колено. Другой рукой, сжав пальцы, сымитировал резкий удар.
– Так делай.
Найя, придерживая рукой камень, чиркнула по нему шершавым бруском. Зашипела сквозь зубы, уронив камень с колена и потирая место, где кожу укусила выскочившая искра.
Continue reading →