- Семь видов облаков проходят над степью летом, – сказал старый шаман Паттахха, посматривая на пятнистое небо из-под облезлой шапки. Он дергал прут, и казалось, прут обломится от рывка, но тот скользил в узкое пространство плетева, вставал крепко, надстраивая плетеную вершу, будто она родилась в коричневых руках Паттаххи и вот – растет на глазах.
- Облака-горы соравны мечтам и снам вырастающих мальчиков.
Continue reading
28
Лифт уехал, увозя двоих, и Витька опять слушал, как в коридоре стихают женские восклицания и мужские невнятные речи. Почти как с Сеницким, но совсем по-другому.
Поморщился. Сеницкий… Будто ходят по коже жесткие пальцы, добираются до забытого синяка, и – больно. И нет настроения, улетело, сдуло сквознячком беспокойства.
Кухонная фотосъемка успокоила немного. Крепок, брат, жить буду, подумал о себе Витька, поняв, что острое возмущение ушло, он может думать о другом и лишь, натыкаясь снова и снова, – Сеницкий – морщится. Растерялся, конечно. Как на качелях огромных, что сначала, со свистом в ушах, мощно – вверх, до головокружения и радости близкого неба, а вслед за этим – вниз, так же мощно и безжалостно, с дрожью деревянной доски под ногами, – тащит, а куда сбросит?.. На качелях знал, куда, но и то всякий раз боялся. А здесь…
Continue reading
- Мам? Ты как? У меня… Все нормально у меня. Я тут гением решил сделаться… Ага, чего – спокойно, я ведь, помнишь, в третьем классе лучше всех рисовал лошадок и собачек. Котят? Не собачек? Ну, пусть будет котят… Дед Никита говорил – далеко пойдет, ой далеко… Вот я и пошел. Через неделю выставка у меня, в Манеже. Помнишь, ты приезжала, мы с тобой ходили туда. Еще твой этот был тогда. Не Веня, а другой. Мам, я тебе денег скоро пришлю. Я их теперь больше зарабатываю, больше и пришлю. Что значит, не надо больше? Что твой Веня, наконец, научился их не тратить по дороге из своего зубного кабинета? Прости, конечно, стоматологического. Нет, приезжать не надо, ты же не любишь фотографию, а я как раз в ней и гением стал. Угу. Я тебе журнальчик потом привезу. Поеду к бабке через Киев, ага, ты приходи на вокзал, повидаемся. Не, не хочу к вам. Знаешь, почему. Ой, мам, живите, как вам хочется, меня только не надо, а? Придешь и посмотришь. Прости, чайник у меня взорвется щас. Ага, целую…
Continue reading
Глава 26
Сигарету на морозе курить неловко… Губы немеют, даже дымок вроде бы замерзает и вкус не тот. Пальцы ловят тонкое тело бумажной балеринки и страшно – переломить, не ощущая давления или – выронить, боясь сломать.
Витька стоял на тротуаре Нового Арбата, в нечаянной узкости широкой улицы, у стены ресторана “Прага” и смотрел на большой биллборд впереди. Прохожие методично и одинаково задевали его неуклюжими боками, куртка в ответ шоркала, тоже одинаково. Как дождь идет, подумал он, народ идет дождем, куда ни повернись, не спрячешься, только – отойти, сбежать в подъезд или залезть в машину.
Continue reading
Глава 25
Волны снизу поплескивали в белые борта. Волны-дети, роста им не хватало. Только слышно было, как разбегаются, пробуют снова и снова запрыгнуть по гладкой краске. И скатываются. Не теряя надежды…
Темнота держала ковшом бархатные душные ладони, обняв свет лампы, что качалась и таскала решетчатую живую тень: по доскам палубы, по округлому боку мачты, взбегала на подбородок Ингрид и, не достав глаз, падала – на округлый бок мачты, на доски палубы… Но тоже, не теряя надежды, возвращалась и возвращалась.
Continue reading
В которой все успевается и приходит в счастливое равновесие
- Не успеем, Галь!
- Нормально, успеем!
Даша выпрямилась и оглядела высоких, ярких, как райские птички, девчонок – широкоглазых и черноволосых. Только Ирена выделялась среди них – светло-каштановыми волосами, забранными в высокий, как у амазонки, хвост, спускающийся до талии. Галка посмотрела на большие часы над дверями:
- Где этот Мишка, чтоб его?
Continue reading
Пропахший пылью большой подъезд гулко считал шаги; гудя, спустился лифт – в спину Даше ударили веселые голоса детей и строгий голос матери. Даша выскочила на яркое солнце и с размаху села на ступеньки, боясь упасть, ничего не видя сквозь набегающие слезы. Мимо протопали близнецы, размахивая совочками, розовое пятно девчачьего комбинезона, синее – мальчикового. Мама, торопясь следом, ласково поздоровалась. Мы ей шили, вспомнила Даша, брючки летние и прелестный сарафан на широких кружевных лямках. И, опуская лицо в колени, заплакала.
Continue reading
Двери в холл мастерской были раскрыты. И (Даша обошла Настю, пытаясь рассмотреть) что-то внутри было не так. Слишком светло было внутри и как-то чересчур просторно. На пороге застыли подружки Эллы. А она бушевала внутри, вскрикивая и ругаясь.
– Что это? Где? Как?
Галка рукой отодвинула барышень и вошла. Даша остановилась на пороге, пропустив вперед Ефросиния с папкой.
Continue reading
В которой есть почти все необходимое для счастливого завершения шумной городской истории (хоть и с некоторым переподвывертом)…
Даше снились звезды. Они росли на дневном небе, как цветы, и их надо было полить, потрепать рукой и, бережно, подсовывая ладонь под яркий венчик, сорвать, чтоб унести вниз. И пришить к прекрасному платью.
– Вот такой будет лиф, весь собран из звезд, – снилось ей, сперва весело, а потом немного грустно. Она села на траву, свивая змеевидные ноги, и, держа в руке теплую звезду, задумалась.
Continue reading
Через негустые аплодисменты рявкнула, рассыпаясь заключительным аккордом чужая музыка, и смолкла
– Творческая группа филиала дома моды Талашовой… – пророкотал сдобный голос диктора, – «Табити-Апи»! С дебютной мини-коллекцией «Охота на единорога»!
Приглашая, поплыла навстречу музыка, родная, выученная до последней ноты: шаг-шаг-шаг, еще шаг… Теплый женский голос, переплетаясь с саксофоном, будто смотрел на них, испуганных девочек посреди жужжащей толпы. Смотрел. Темными глазами на свежем лице, горящим теплым и смуглым румянцем.
Continue reading