А потом наступил июнь. И даже в Низовом, где летний сезон начинался намного позже чем на южном курортном побережье, все отельчики заполонили отдыхающие. Да что отельчики – в каждом дворе сдавались все свободные времянки, веранды, наспех построенные халабудки и навесы, задернутые линялыми шторами. Местное население растворилось, сделалось невидимым в толпах праздных ленивых людей, и опознать аборигена можно было разве что по количеству одежды – приезжие практически не одевались, разгуливая по разбитой грунтовке в плавках, купальниках, прозрачных туниках. Автобус выгружал партию озабоченных родителей, окруженных детишками, белые лица смешивались с лицами почти черными от загара, коричневели день ото дня, уезжали, маша в окна морю и скалам, и снова белолицые подмешивались в загорелую ленивую толпу, чтоб через несколько дней изменить цвет.
Continue reading →

Василину и Тинку привез Митя, темнея в раскрытом окне иномарки круглой стриженой головой, выставлял локоть, осторожно выворачивая машину. И когда барышни вышли, ахая, щебеча и раскрывая навстречу Нике руки с болтающимися на локотке сумочками, вылез сам, встал, неловко и независимо оглядываясь. Повел мощной шеей в вороте запыленной белой рубашки. И с одобрением уставился на Никины загорелые ноги, еле прикрытые короткими джинсовыми шортами.
- Куся, – докладывала Василина, чмокая воздух около щеки жирно накрашенными губами, – такая жара, слу-у-ушай, у меня дезик выдохся весь, ну хорошо, Митя вспотел еще больше, так мы окошки пооткрывали и ехали, Куся мимо коров и там еще свалка! А коровы, они ели пакеты. Мусорные. Рвали зубами прям. Ты мне скажи, а как же это вот – молочко прям из-под коровки? Оно же, наверное, пластмассовое совсем?
Continue reading →

Голос у Марины был сильный, гулкий, будто не говорила, а дудела в трубу. И сама казалась Нике похожей на такую, свернутую тугой улиткой с широким раструбом – геликон, что ли, называется. Не потому что была скручена или толста, а так же – ладно собрана и бронзово уверена в своих действиях и словах.
Коротко кивнув Фотию, Марина устремилась к дому, встала, твердо оглядывая фасад и уперев в бока крепкие ручки. Сверкнули очки в тонкой золотистой оправе.
- Михаил? Подойди и зафиксируй.
Из-за угла вышел Мишаня, вздыхая, выудил из кармана мятых брюк новенький блокнот в кожаной блестящей обложке. Повесил над исписанным листом клювик авторучки.
- Каждый номер, – прогудела Марина, – необходимо отделить от соседнего полотняной гардиной. Это обеспечит отдыхающим личное пространство. И – уют!
Последнее слово упало увесистой гирькой. Мишаня послушно закорябал ручкой. Кашлянул, и Марина оглянулась выжидательно.
Continue reading →

Апрель свалился на степь, как прозрачная волна, полная свежей солнечной зелени, размахнулся собой, и ахнул, скользя по новой траве, вымыл небо, выполоскал до хрустящей белизны облака, сел, раскинув ветреные рукава, оглядываясь и улыбаясь.
Казалось, холода не было. Снег всосался в корни травы, та вздохнула и, потягиваясь, полезла вверх миллионами острых голов, таща в крошечных зеленых кулачках спрятанные весенние цветы. И не жадничая, раскрывала, выпуская на зелень – солнышки одуванчиков, сиреневые звездочки полевых гвоздик, узкие лепестки просвеченно-желтых тюльпанов, прозрачные с нежными жилками цветки земляного ореха, синие цветочки, названия которых Ника не знала, похожие на детский старательный рисунок.
Ветер тепло трогал лица степных цветов, качал ветки дерезы и дрока, и улетал в низины под скалами – смотреть, как цветут дикие абрикосы и сливы. Ах, как они цветут!
Continue reading →

Квадрат голубой воды под стеклянной крышей. Ника не знала, был ли бассейн построен прежним владельцем Никитой или это прихоть Беляша. Держась глухой стены, над которой прозрачно склонялась разграфленная стеклянная плоскость, она медленно подходила к выходу на лестницу. Нужно решиться. Быстро сбежать вниз, пока они заняты девчонками. Сердце кольнуло – так же Токай вывел Марьяну, пока пьяные осматривали и хватали Нику. Выбирай, что тебе дороже. Забирай, отдавая ненужное.
Но времени на метания не было. Если сейчас она не найдет, как убежать, настанет утро. И кругом будет светло. А кто-то из этих морлоков все равно останется трезвым, даже если почти все перепьются.
Лестница была пустой и тихой. Внутренняя лестница, самая обычная. Скорее всего, ведет в холл. А там скучает еще один колинька, хмурый и трезвый. Летом можно было бы поискать открытое окно и выскочить во двор. К старому дереву с низкими ветками, и на забор.
Continue reading →

Упираясь ладонями в пластик бардачка, Ника качнулась вперед, жадно глядя на выплывающий из темноты дом. Ни одного светлого окна, закрытые ворота. Джип встал, и Токай, не давая ей опомниться, длинно нажал на клаксон, тревожа глухую ночную степь.
Выскакивая из машины, Ника успела мельком разозлиться испуганно – вот сейчас Фотий выскочит навстречу, замрет черной высокой тенью и тяжело спросит – а это еще кто? И надо будет объяснять, оправдываться за то, чего не было…
Но ответом длинному гудку стояла вокруг тишина. И только тусклая лампочка под козырьком малого дома бросала на железные прутья навершия ворот слабенький свет. Ника подергала железную ручку. Задрала голову, вспоминая, а где ее собственный тяжелый ключ, которым так редко пользовалась, ведь в доме всегда кто-то был. Ну да, остался в рабочей штормовке на вешалке внутри.
- Подсадить? – спросил Токай. Он стоял, прислонясь к машине, сунув руки в карманы расстегнутой кожанки. В треугольном вырезе свитера белела открытая шея. Жаркий, не мерзнет. И улыбается с интересом.
Continue reading →

«Джамайка» открывала и закрывала двери, выпуская в снежную темноту порции света, обрывки музыки, смеха и невнятного шума, и казалось, это больное сердце, бьется неровно. Тина, кутаясь в длинный полушубок, отнимала руку, к которой припадал ее новый поклонник, смеясь, пыталась надеть перчатку, но мужчина снова забирал ее ладонь, прижимая к распахнутой куртке. Ника непослушными пальцами застегнула пуховик, накидывая капюшон.
- Где Васька? Куда ее унесло?
Двери открылись, освещая плечи Тины, меховую шапку, чуть сбитую набок. Закрылись снова, отрезая шум от уличной тишины.
- Оставьте, Миша, хватит. Никаких нумеров, смеетесь что ли? Утром вам станет стыдно.
Ангел мой Мишенька, вспомнила Ника библиотеку и воздушные поцелуи. Отошла на пару шагов, давай Тине попрощаться с очередным ангелом.
Continue reading →

Тина сидела красиво, как на картинке. Стройная нога в тугом чулке вытянута чуть вперед, а вторая – пряменько у ножки стула. Бедра обтянуты узкой юбкой, в вырезе темно-синей блузки – ложбинка с золотой цепочкой. Рыжие волосы убраны со лба пышной волной. Ника скрестила ноги под стулом и поежилась. При взгляде на поблескивающие колени подруги стало еще холоднее. В большом полупустом ресторанном зале гулко отдавались шаги, скрежет стульев, кашель и разрозненные разговоры. Иногда кто-то смеялся, но смех угасал, будто озябнув и сворачиваясь в невидный клубочек.
На пустой эстраде щелкнуло, взвыло, из черных высоких колонок запела жаркая бразильянка, покачивая прохладный воздух непонятными словами. Ника вытянула шею – за одной из колонок торчал неприметный паренек, крутил ручки на магнитофоне. Из-за столиков выбирались люди, покручивая бедрами, шествовали на танцпол, прихватывали друг друга за бока.
- Мерзну, – пожаловалась Ника, натягивая рукава пухового свитерка на озябшие кисти рук, – да где там Васька уже?
- Пляшет, – улыбнулась Тина.
Васька и правда, по пути из туалета застряла за черными колонками, крутила попой, счастливо смеясь крупному дядечке в коробчатом пиджаке, а тот, поднимая и опуская плечи, крепко держал ее за круглые бедра, дергался сам, пытаясь изобразить знойную ламбаду.
Continue reading →

Где-то там, в большом мире жизнь металась, меняясь, и перемены долетали в Ястребиную бухту, как дикие волны, что, швыряя себя на старые скалы, заливают их сверкающей пеной, расшибаются брызгами и, стекая обратно, оставляют на камне темные мокрые пятна и опасные трещины. В старом телевизоре беспрерывно вещали политики, менялись аккуратные лица журналистов, что с аккуратными улыбками рассказывали о страшных вещах – захватах телестудий, беспорядках, чудовищных, а до того тайных событиях…
Ника пугалась, стараясь не думать о том, куда это может все привести. Попадая в поселок, уныло слушала, как в магазине мужики яростно спорят то о разделе государства, то об его объединении. Рассматривая полки, читала новые ценники, что менялись чуть ли не каждый день.
Continue reading →

Март шел по-над морем, меряя степь неровными медленными шагами. Никуда не торопился, замирал, останавливая время и злорадно ухмыляясь из-под насупленных холодных бровей. А то, вдруг раздобрившись, светил солнышком, но только Ника с надеждой запихивала в карманы куртки вязаные перчатки – снова щерил ледяные зубы, кидал в лицо горстями стылый ветер, который, казалось, воет насмешкой в озябшие уши – не будет вам весны, не придет!
Кроме неприятного марта, который виделся Нике одетым в ношеные лохмотья стариком, ничего в Ястребиной бухте особенного не происходило. Да и старик-март не скажешь, что происходит, сердито думала она, напяливая надоевшие перчатки. Хорошо, работы полно, хотя, говоря слова и думая мысли о том, что к сезону надо успеть как можно больше, она уже в наступление горячего летнего сезона не верила. Откуда бы ему взяться тут, в насквозь промерзшей степи, раскинутой над свинцовым морем, как старый дырявый платок.
Continue reading →