Василину и Тинку привез Митя, темнея в раскрытом окне иномарки круглой стриженой головой, выставлял локоть, осторожно выворачивая машину. И когда барышни вышли, ахая, щебеча и раскрывая навстречу Нике руки с болтающимися на локотке сумочками, вылез сам, встал, неловко и независимо оглядываясь. Повел мощной шеей в вороте запыленной белой рубашки. И с одобрением уставился на Никины загорелые ноги, еле прикрытые короткими джинсовыми шортами.
- Куся, – докладывала Василина, чмокая воздух около щеки жирно накрашенными губами, – такая жара, слу-у-ушай, у меня дезик выдохся весь, ну хорошо, Митя вспотел еще больше, так мы окошки пооткрывали и ехали, Куся мимо коров и там еще свалка! А коровы, они ели пакеты. Мусорные. Рвали зубами прям. Ты мне скажи, а как же это вот – молочко прям из-под коровки? Оно же, наверное, пластмассовое совсем?
Ника церемонно кивнула Мите и, таща Василину на локте, поманила его за собой. Тина шла рядом, поправляя рыжие волосы, забранные японскими деревянными шпильками.
- Да ты когда молоко пила в последний раз? В детсаду, наверное!
- Я волнуюсь глобально, – строптиво возразила Василина, спотыкаясь и подворачивая каблуки, – а в саду я не была, у меня домашнее воспитание.
Митя брел за ними, таща в руках два баула.
- Так ты теперь не будущая Криничка, – шепотом поддела подругу Ника, – или это твоя тайная страсть?
Васька помрачнела. Прижалась к локтю Ники маленькой грудью.
- Ты прикинь, ведь ты была права, когда говорила… не ты говорила? Ну, кто-то же мне говорил. Этот типчик, который Криничка, оказывается, он с бандюками заодно! Оказывается, он им звонил, когда везет девок! А я-то дура, дура! Как хорошо, что я еще до того как узнала, влюбилась в Митю. И даже страдала, как же ему скажу. А не пришлось. Такое было, ой такое! Даже в газете писали, в «Южноморском рабочем». Куся, он теперь – уголовный элемент. А я была бы – жена уголовного элемента. А у Мити фамилие, между прочим, графское. Левицкий Дмитрий.
- Вась, потише.
- Да что ж он, – вытаращила синие очи Василина, – фамилии своей, что ли, не знает?
Тина фыркнула, аккуратно обходя скамейку.
- Вам номер-то один нужен? – Ника ткнулась в маленькое васькино ухо.
- Троим? – Васька остановилась, – нет, ну ты что. Тина будет отдельно.
- Тьфу ты. Ладно, я поняла.
Василина оглянулась и замахала рукой, указывая Мите, куда на веранде поставить баулы.
- Мы переоденемся и сразу на пляж. Кусинька, ты побудешь с нами? А Нина Петровна, надо хоть поздороваться же! Митя, вот дверь, иди, иди внутрь, ключик я сейчас принесу.
Но Митя, сбросив баулы, повернулся и, уставившись на гору аквалангов, сваленных у стены дома, обрел голос.
- А мне тоже можно? Понырять.
Из-за угла вышел Пашка, коричневый, тощий, на голову выше гостя. Сказал, важничая:
- Только с инструктором. Если нет допуска.
Митя кашлянул, краснея круглым лицом. И неловко пожал бугристыми плечами:
- Да откуда ж. А ты что ли, инструктор?
Пашка гордо кивнул. Митя с готовностью протянул ему ладонь, похожу на совковую лопату. И вместе они пошли за угол, что-то уже обсуждая. Василина растерянно глядела вслед.
- Ну, все, Вася, – вполголоса сказала Тина, усаживаясь на скамейку в теньке и вынимая пачку сигарет, – пропал твой Дмитрий Левицкий, для совместного отдыха пропал.
- Ну и ладно, – гордо ответила Василина, – зато у меня новый купальник. Пойдем, Куся, дай скорее ключ, я зайду и запрусь в номере, и буду переодеваться медленно…
- И сексуально, – подсказала Тина, чиркая зажигалкой.
- Да! А он будет биться, грудью, а я не пущу. Скажу, иди к своим водолазам!
Ника плюхнулась рядом с Тиной и отвела рукой подсунутую пачку.
- Васинька, боюсь, тебе придется ну очень медленно переодеваться. Его теперь от Пашки за уши не оттащишь.
Так оно и вышло. В корпусе уже поселились гости – две семьи, в одной девочка-подросток, в другой малышня погодки – пяти и шести лет. Их торжественно взял под крылышко Женька, отвел к детской площадке, где сдал трепещущей от волнения и ответственности бабушке Нине, а сам сбежал «к мужикам». И целыми днями ходил за Пашкой, который ворочал снаряжение, наводя последний лоск перед июньским открытием сезона.
Митю плавно привлекли к делу. Раздели, облачили в плавки и пиратскую бандану, призвали Ваську, чтоб намазала кремом белые бицепсы и трицепсы и ласково отправили обратно, как выразился Пашка, «в курятник». «В курятник» благоговейно повторял Женька, запоминая полезную мудрость.
И целую неделю девочки мирно валялись на песке, наблюдая, как на сверкании прибоя Пашка обучает Митю облачаться в снаряжение, заходить в воду, пятясь и шлепая ластами. И ныряет рядом, мелькая черными пятками и блестящей тюленьей задницей тонкой гидрухи.
Изредка к девочкам присоединялся Фотий, быстро выкупавшись, слушал женскую болтовню, валялся рядом с Никой, обсыхая. И после, извинительно разводя длинные руки, впрыгивал в шорты и садился за руль запыленной «Нивы», уезжая по многочисленным уже летним делам. Нужно было закупать свежие продукты, привозить электрика и сантехника, заказывать цистерну пресной воды, ехать встречать отдыхающих или бронировать обратные билеты. Ника в эти медленные и спокойные для нее дни видела его в основном издалека, приподнимаясь, следила глазами за высокой коричневой фигурой, иногда путая с Пашкой, а после снова укладывалась рядом с Тиной, набрасывая на лицо потертую бейсболку. Тина понимающе смеялась и декламировала что-то поэтическое, всякий раз в тему.
Однажды, лениво рассказывая что-то про общих знакомых, Тина вдруг хлопнула себя по лбу изящной ладонью:
- Слушай, а я же про этого твоего Токая забыла рассказать новости!
- Да не мой он, – открестилась Ника, укладываясь удобнее и заинтересованно глядя на подругу, – говори, не томи.
- Видела я его в ресторане. В «Каравеллу» мы ходили с, ну, неважно, с одним хорошим приятелем. И там Токай, с молодой, говорят, женой. Отмечали переезд, короче квартиру в Южноморске он продал и сваливал в Симф.
- Прям, королевская особа, – со злостью прокомментировала Ника, – как еще в хрониках не отметили, наш героический горожанин покидает родные пенаты. Подожди. Как это жена? Он женился?
- Не королевская, но его же все знают. Бандюки нынче лезут во власть, ты не поверишь, чьи фотки в газетах печатают, вот, мол, кандидаты в депутаты. А еще пять лет тому, чуть ли не их разыскивает милиция. Женился, вроде. А ты чего ошарашилась? Насколько я знаю, это то ли третья, то ли четвертая дурочка у него. Как раз приятель и просветил, пока мы из уголка скромно на их банкет смотрели. Ах, Никуся, там и черная икра и красная, и всякие импортные бутылки, и чуть ли не лебедей с петрушкой в зубах выносили. Чего загрустила?
Тина отвернула край широкой соломенной шляпы, чтоб лучше видеть мрачное Никино лицо.
- Э-э, да неужели…
- Нет. Не то. А жена новая, она какая? За лебедями ты ее рассмотрела?
Тина пожала загорелыми плечами и снова приладила шляпу, чтоб укрыть от солнца облезающий нос.
- Мелкая, черненькая. Глаза большие, эдакая трепетная лань с тонкой шеечкой. Не скажу, что прям красотка, нынче крутые все больше блондинок выбирают, да чтоб с сиськами, да кучерявых. Но что-то в девочке есть. Может, просто молодость? Я так прикинула, на вид ей лет чуть не шестнадцать, ну, не больше двадцати точно. А он из моих ровесников, уж к сороковнику подбирается.
Ника села, обняла колени, укладывая на них подбородок. Вот тут их фотографировали, приезжие, Пашка подныривал, вырывался из воды, а на плечах хохочущая Марьяна. Гикая, прыгал, подбрасывая. И она, сложившись пружинкой, выпрямлялась, улетая вверх и после ласточкой наискосок в воду. И все это – в непрерывном сверкании радостных брызг. Очень здорово было на них смотреть. Но с другой стороны – Пашка в обтрепанных шортах и резиновых шлепанцах. И великолепный Макс Токай – с парой машин, квартирой в Симфе, кандидат ешкин кот в депутаты.
- Ника… – напомнила о себе Тина.
И Ника, кашлянув, кое-что ей рассказала. Вернее, уточнила детали того, что немножко рассказывала раньше. Конечно, о приключениях в доме Беляша она не говорила, и о том, как нашла там Марьяну. Но кто такая очередная Токая жена – сказала. И пока Тина всплескивала руками, проникаясь горячим сочувствием к ныряющему вдалеке Пашке, Ника вспомнила и еще кое-что. Тоже из неприятного.
- Тинка, раз уж мы про уродов. А в городе насчет мутных дел с молодыми девчонками, ничего не болтали? Вроде бы взяли там кого-то. Я краем уха слышала, про шантаж. Правда то поселковые сплетни, ты ж понимаешь, какое оно сюда кривенькое доходит.
- Точно! – Тина переползла к Нике на покрывало. Поодаль по прибою прохаживалась Василина, выгуливая новый купальник, сверкающий россыпью стразов. Изредка помахивала подругам рукой.
- Было. Одну фирмочку прикрыли, где фотки печатают и пленки проявляют. Пришли с обыском, а там – пачками порнушка, и вся – с молодыми девахами, городскими. Прикинь! Арестовали парня, который на печати стоял, ну и хозяина тоже. Хозяин вышел, а пацан сейчас под следствием. Вроде он сам этой фигней занимался. Приглашал барышень, фоткал их, на свиданках. О, а началось-то как! Одна из девчонок оказалась дочкой городского какого-то босса. Парниша и не знал, ну, пацанка, в кабаке ее снял, пригласил на хату. А она безбашенная совсем, когда стал пугать, фоточки показывать, она сразу к папе рванула, пожаловалась. Папе ее выручать не в первый раз. Так и взяли его. Вот все, что знаю. Еще знаю, вроде бы, на гаражи он их увозил, или куда на дачи, не в городе значит.
- Один, выходит, – мрачно сказала Ника, – один приглашал, один снимал и после шантажировал. Многостаночник какой. И чего требовал с дурочек?
Тина пожала плечами:
- Наверное, денег. Ну, может, спали с ним. Такой вот козел. Хорошо, что его накрыли.
Васька догуляла до сложенных на песке аквалангов и встала над ними в соблазнительной позе, ожидая, когда Митя поднимет голову. Ника думала. Скользкий Беляш, выкрутился, и Ласочка тоже. Попался, значит, только исполнитель, к которому они пленки возили. Как тогда она подслушала – дождешься сам, сказал один колинька другому, чтоб все чисто и не как в тот раз. Может и Токай отмазал дружка, негоже молодую жену светить в порноснимках. Для Марьяны это неплохо, ей и так досталось, а тут еще всей милицией будут по ней глазами елозить да вопросы задавать и записывать. Но, если, в общем, подумать – снова эти уроды сухими из воды вышли, такое вот свинство.
- Смутное время, Никуся, – вполголоса ответила на ее мысли Тина, – не повезло нам жить в смутное время. Как говорили старые мудрые китайцы, когда проклинали «чтоб ты жил в эпоху перемен», вот и мы так попали и живем. Зато как интересно. Я тебе там пару журналов привезла, в сумке и валяются. Писатель Довлатов, а еще Лимонов. Раньше такого не напечатали бы. Почитаешь.
- Да. Конечно, почитаю, спасибо.
Заслоняя солнце, над ними встала Василина, и подняла палец, озаряясь идеей.
- Хватит валяться! Станете толстые, как тюлени. А лучше мы с вами накрутим парадные парео и двинем в поселок! Там наверняка есть какие-то бары, а Куся? Чтоб коктейль, с зонтиком, и мороженое. И мы такие сидим, втроем, вва-ва-ва, как в заграничном кино!
- А вокруг коровы, – подхватила Тина, – зубами пакеты мусорные так и рвут, копытом придерживая.
- Фу, какие вы неромантичные. Мы отвернемся, от коров.
Ночью Нике приснился Токай и голубая вода в квадратном бассейне. Сама она сидела, повесив голову с мокрыми волосами, смотрела, как рисует вода нежные равнодушные арабески и от этого все внутри мутится и качается. Снова и снова железные руки хватали ее плечо, швыряя в полную людей комнату, и мужской безжалостный голос повторял одно и то же:
- Да забирай!
Фотий разбудил, поворачивая к лунному свету ее мокрое от слез лицо. Но она сказала, что забыла, какой кошмар снился. И послушно легла рядом, держа его руку, задышала мерно, слушая, как он снова засыпает. Долго смотрела в смутные узоры старого коврика на стене. Боялась заснуть и услышать опять.
- Да забирай!
Продолжение следует…