предыдущая

10. Онна и Кора

- Сколько раз тебе говорить, Оннали, не ходи одна в лес! – гибкий прут свистнул, и девочка завизжала, не успев увернуться. Вытерла кулаком слезу.
- Ему можно, а мне?
- Он мальчик!
- Он маленький совсем, а ходит в лес!
- Мальчики бегают вместе. И они – мальчики!
Онна снова подняла прут, опустила и бросила. Поманила дочь.
- Иди, не буду больше. Ну, кому сказала?
Continue reading →

предыдущая

9. Осколки

Тяжело лететь, если одно крыло висит и тянет вниз. Можно поворачивать голову, разглядывая землю внизу, то одним круглым зрачком, то другим, но каждое движение, каждый взмах крыльев приносит боль. А раньше летала и не думала, как…
В плечо будто вгрызся зверь и Лада вскрикнула, глядя в темноту. На черном лениво помигивали звезды. Заворочалась, взмахнула руками, будто и правда собралась лететь, и снова вскрикнула, неловко повернувшись. Здоровой рукой ощупала лицо, стащила накинутый край ткани со рта и подбородка. Онемевшие пальцы слушались плохо, кровь побежала муравьями, покусывая изнутри. На шее свободной петлей лежащая грубая веревка сгорбилась узлом. Лада притихла и стала дергать и тянуть узел. Когда пальцы срывались, рука падала на пол с глухим стуком, как мертвое мясо. Каждый раз она замирала, но только сверчок пилил и пилил где-то над головой в темноте, и далеко крошечно лаяла собака.
Continue reading →

предыдущая

8. Начало работы

Ветер выл, вплетая низкий голос в колыбельную мастера. А когда песня стихла, продолжал петь сам, шевеля влажными пальцами солому и листья на крыше. За дырявыми стенами наступал вечер, почти неотличимый от серого дня. К утру упадет и рассыплется перьями первый знак вождя. Надо приступать к работе.
Наконец, дыхание спящей стало ровным, еле заметным. Мастер, двигаясь тихо, притащил от дверей сваленных там в кучу широких листьев пальмы, и приладил их у стены так, чтоб защитить лицо девушки от сеяшегося в дыру мелкого дождя. Переносить не стал, хотя разбудить уже не опасался. Корень дремы, добавленный в питьё, успокоил ее до утра, а там и боль стихнет. Ходя по хижине, потирал свое плечо, думая о том, что взял часть ее боли и хорошо.
Continue reading →

предыдущая

7. Память боли

Старший брат приносил домой книжки, растрепанные и затертые. Поселок был маленький и библиотека в нем не работала – сильно пила библиотекарша. Маленький закуток в конце коридора за клубным спортзалом, с дверями, замазанными голубой краской, был не для посетителей, а для того, чтоб тетка Евдуся могла принести в дерматиновой черной сумке бутылку прозрачного самогона и до конца дня выпить ее почти всю. Двери закрывала на щеколду и несколько раз мужики ломали фанеру, добродушно посмеиваясь, когда она засыпала в углу под столом. У Евдуси погиб муж, уехал на заработки на нефтяные платформы и утонул. Но не на промысле, а почему-то на прогулочном катере в северном порту. Попал между бортом и причалом, его и раздавило.
Тетка Евдуся не успела забеременеть, а замуж вышла уже в том возрасте, когда в поселке жалели и считали перестарком. Были после до нее охотники, но она горевала, как положено. А потом один из кавалеров все и высказал. Покачиваясь, налегая на серый штакетник, орал про то, что все у ней там ссохлось и не зря Димон от нее через полгода утек и, хоть перед смертью, да, видать, пожил: на белом пароходе, да с девками.
Continue reading →

предыдущая

6. Уничтожение метки

Гладкая трава поляны ложилась под босые ступни. Нести раковину, сверток и плошку с едой было неудобно, но мастер знал, лежащая в хижине слышит его шаги и не хотел ходить туда и обратно, добавляя ей страхов. С двери смотрел наспех нарисованный глаз с неровным зрачком.
Подойдя, поставил еду на порог, уложил раковину и сверток. Достал знаки и приколол поверх глаза в ряд, крепко вгоняя в старую древесину шипы драконьего дерева. Дерево росло обок хижины и перед сезоном дождей щедро бросало вниз твердые колючки, коричневые и глянцевитые.
Постоял, разглядывая, как солнце цветит перья малиновыми и зелеными бликами по черному. Каждое утро, перед рассветом, один знак будет рассыпаться и падать на истертое дерево порога. Все будет, как надо. Ведь он делает доброе дело.
Раскрутил веревку, которой притянул кожаные петли на двери, и вошел в полумрак.
Continue reading →

предыдущая

5. Вождь Мененес

- Вождь Мененес силен и мудр, не забывай о том, человек, когда будешь просить для себя…
Мастер опустил голову, выслушивая заученное приветствие советника. Он редко обращался к вождю, но слова о его силе и мудрости слышались в селении каждый день – вождь любил своих детей и всегда выслушивал просьбы – во время, свободное от охоты, жен, праздников и раздумий после сытного обеда.
- Вождь Мененес милостив к своим детям, человек, и поставлен над племенем Большой Матерью и Большим Охотником, – советник проговаривал слова, глядя поверх головы мастера, и покачивался на толстых ногах, обутых в плетеные из пальмовых волокон сандалии. Руки он сложил на животе и пощипывал пальцами одной руки мякоть ладони другой.
Continue reading →

предыдущая

4. Ягоды дерева снов

Время идет от солнца к солнцу, от дождей к дождям. Оно бывает коротким, когда нужно сделать что-то быстро, но тянется древесной смолой, если ждешь утра.
Ночью мастер ворочался, смотрел в щели хижины, и время медлило, но вот небо начало светлеть, и время прыгнуло, побежало быстро-быстро. Она подстегнула его, та, что лежит неподвижно, спит и не знает еще, куда принесла ее река.
Как заставить солнце не светить, а людей спать? Мастер не знал. Знал старый ведун Тику, но он давно утопил свои знания в тыкве в хмельной оттой и больше врал, чтоб не мешали ему пить. А когда ловили на вранье, изворачивался, но люди смеялись и прощали. Не было несчастий и племя не нуждалось в силе колдуна.
Мастер мог только захотеть. Сильно-сильно. Попросить. И посмотреть, получится ли. Сила желаний – это удел женщин, не мужчин. А наговорные слова – они остаются детям, передаваясь от тех кто растет, тем, кто еще мал. Он усмехнулся. Мастер, не убивающий на охоте, может быть он, хоть и не женщина, но и не таков, как прочие мужчины? И стал ли он настоящим взрослым?
Continue reading →

предыдущая

3. Западный Ветер

Когда приходил Западный ветер, река волновалась и вздыхала. Всю ночь листья шелестели, казалось, не наверху, а прямо в ушах. Мастер ворочался, натягивал на голову старую циновку, мягкую и потрепанную. Замирал в надежде, но сон не шел. В плетеных стенах хижины посвистывали волокна, сквозняки змейками ползали по горячей коже. Никто не боялся Западного ветра. Он был мирным столько раз в году, сколько мог, и лишь перед временем больших дождей свирепел и поворачивал реку вспять. Тогда дети утром бежали к воде и, скидывая с бедер повязки, придавливали их на песке большим камнем, чтоб не унесло. Ловили в мутной воде морских рыб. Нагибаясь, шарили руками, несмотря на запреты матерей, ведь мало ли что принесет вода из далекого моря, и находили витые разноцветные раковины. Приносили их мастеру. Он отдавал детям обрезки кож и оделял орехами с дерева, что принадлежало ему. Обломки раковин дробил на большом камне, лежащем у порога, и потом украшал ими одежду для девушек и парней.
Западный ветер нес в своих влажных ладонях кричащих младенцев и, срывая с девушек набедренные повязки, втискивал между бедер. Он дул три дня или пять, а после начинались большие дожди.
Continue reading →