В жаркой пещере, освещенной красным пламенем факелов, что металось, смигивая и разгораясь, было шумно. Молодые тойры, собравшись у каменного стола, кидали кости. Нартуз, ссутулив тяжелые плечи, гремел деревянным стаканом и, далеко вытянув руку, хэкал, выбрасывая из его нутра глянцевые древние кубики с начертанными на гранях знаками. Будто не легкий стакан крутил, а рубил дерево, вонзая в ствол наточенный топорик, что висел сейчас у пояса. Смеясь и переговариваясь, мужчины склонялись над зарами и, шевеля губами, прочитывали линии.
- Кукушка! – заорал Бииви, хлопая себя по бокам и наступая на соседа, – тебе выпала кукушка, бык, а ну, давай!
Заросший рыжими патлами Харута гмыкнул, огляделся, и вскарабкавшись на стол, присел, разводя грязные колени, похожий на огромную бугристую жабу. Задвигал согнутыми локтями, вытянул губы трубочкой и заблажил тонким голосом:
- Ку-ку-кии, ку-ку-кии! Эх-эх-эхххх!
Тяжело прыгая на корточках, подобрался к краю стола и, вытягивая руки, спорхнул, вернее, свалился под ноги товарищам, сбивая тех, что стояли близко.
Continue reading →

Фуджи сегодня забыла дома, потому снимала только Олимпусом, запакованным в дикапак, гуляя по мелководью и суя руки в теплую воду поближе к травке и ракушкам.
Все было на местах – солнце, поспевающий лох, теплый песок, прозрачная вода. И, когда уходила с песка, услышала диалог:

- Данька! Ты там живой? – веселым басом прокричал Ежевичный Куст и заворочался, кашляя и треща проволочной оградой.
- Купаться пошли! – сумрачным баритоном отозвался из недалека Фанерная Веранда с разнокалиберными окошками, затененными смородиной.
Я вытянула шею, разглядывая. Хороший такой Куст, длинный, на сетке-рабице, густой, помидоры защищать. И Веранда ничего так себе, с белыми стенками, распахнутой дверкой и тазиком на кривом крылечке.
- Не положено сегодня! День не тот, – пошутил Ежевичный Куст, не снижая голоса, и строго спросил, – а котов кормил?
Вопрос разнесся над тихой водой до недвижных спин рыбаков на длинном волноломе.
- Кормил! – проскакал вдогонку ответ.
(я шла и шла вдоль огородов и дачек, думая, ну вот какой строгий Куст, проверяет, как Веранда к своим котам-то, бережет ли, холит ли…)
- А черный приходил? – не унимался колючий, с ягодами.
Веранда что-то забормотал, но Куст вдруг прибавил громкости:
- КИСЮНЯА-А-А!
…
- КИ-СЮ-НЯАААА!!!, и пояснил, для непонятливых, – это я его зову так!
- КИ-СЮЮЮ-НЯААА!!!
Разбитая грунтовка свернула в заросли лоха с поникшими ветками, увешанными серебряными рыбками листьев и матовыми бусинами ягод. А там уже тропка вверх, на обрыв, к кокетливой беленькой балюстраде с шарами на перилах – чисто курорт, чисто смотровая на море и корабли площадка.
И уходя, поднимаясь по выбитым и после сглаженным ногами пляжников глиняным ступенькам, я услышала:

- ПРИ-ШЕ-О-О-О-Л!!! (с интонацией “да ты ж мой хороший ну иди на вот тебе”)

Необходимое примечание: ягоды лоха, видом слегка от дерева к дереву различаясь (где покрытые легким загаром, а которые – форму имеют чуть более вытянутую), разнятся и вкусом. И ни одного дерева нет в точности схожего ягодами с другим. И если сладкие, чуть вяжущие язык, с мучнистой припыленной мякотью под серебристой шкуркой – не понравились, значит, дерево не то еще. А то – оно чуть подальше растет. Пробовать надо. С каждого.