23

Резкий крик рванулся в белое, раскаленное зноем небо и умолк, ссыпавшись мелкой трухой с корявых веток.
Леха с хрипом вдохнул, отмахиваясь и плюясь, открыл глаза и сел, опираясь на гудящую руку. Уставился в желтые глаза с черными зрачками, мгновенно покрывшись потом, приклеившим к спине горячую кожаную жилетку. Крик повторился, наверху захлопали крылья, снова посыпался мусор.
- Ты, – сказал слабым голосом, отмахиваясь от пристального взгляда. И неуверенно засмеялся. Белая клочкастая коза, гремя помятым колокольцем, спустила ноги с кривого ствола, топнула и пошла продираться в поросль кустов, махнув на прощанье лоскутом облезлого хвоста.
- Ко-за, – пояснил себе Леха, кивая и стыдясь, вот же – драной козы испугался, – коза-а!
И умолк, раздумывая, если коза, чего ж она орала так. Так противно, как…
Не нашел слова, и тряхнул головой. Та была тяжелой, но ясной. И в этой ясности железным колом торчала пустота. Сглатывая и морщась от боли в поцарапанном запястьи, потирал его пальцами, думая и вспоминая. Заснул. Где-то, где ночь была, заснул. И… и… проснулся, вот. Тут.
Continue reading →

22

- Степь, – сказал им тогда преподаватель Виктор Димитриевич и наклонил голову, слушая слово, – степь. Одно из слов, что звучит одинаково в самых разных языках. Потому что травы – это кожа земли, ее шкура, и растут они там, где не могут вырасти деревья, они – везде. Практически. Даже после катастроф первыми на выжженных землях появятся травы. И мы с вами знаем, в них есть все. Да и всегда знали. Знание это уходит, становится неявным, затмевается техногенными открытиями. Но не исчезает и нужно просто снова прислушаться и присмотреться, заново открывая его и поражаясь силе.
Инга сидела и слушала. Как хорошо, что Вива настояла, и она все же поступила на заочный, не в Москве, а поехала в Харьков, куда шел быстрый прямой поезд – можно было не волноваться, что Олега там с Вивой надолго остаются без нее. Ночь в плацкарте, и утром все еще по-южному болтливый шумный город, в котором в то странное время поспешно открывались отдельные филиалы вузов, а после, выпустив два-три потока специалистов, закрывались, или переезжали, или меняли название. Оставляя студентам дипломы и то, что за ними. За дипломом Инги лежала огромная степь, полная через край волшебного древнего знания.
Continue reading →

21

- Ты меня внимательно слушаешь, детка?
Инга кивнула. Извинительно посмотрела на сидящих у байды мужчин и пошла по прибою, дальше и дальше, обходя детей и парочки в мелкой воде.
- Да. Я слушаю, ба.
- Ты одна сейчас? Олеженька ничего не сказал толком, а сама не хочу встревать, у них там свои молодые дела.
- Ты моя золотая Вива, молчишь, как партизанка, а скучаешь ведь.
Вива, далеко в Керчи, стоя на старой крепостной стене, рассмеялась, прижимая к уху мобильник. Ветер с пролива дернул широкий подол, и она ухватила его рукой, прижимая к бедру.
- Ждала, когда соскучитесь сами. Ты не ответила мне.
И Инга, снова на качелях времени падая в прошлое, повторила свои же слова, сказанные когда-то Виве:
- Мы тут с Сережей. Горчичниковым.
И замолчала. На другом конце невидимой нитки, что связывала двух женщин, молчала Вива. А потом, вздохнув, снова засмеялась.
Continue reading →

20

Ветер бился в лицо и грудь, дергал растянутый подол майки. Тарахтел мотор и Нюха, оглянувшись, прокричала:
- Чего замолчал?
Олега отплевался от кудрявых волос и крепче обхватил девочку через живот:
- Патлы свои распустила, да тьфу. Тьфу.
- А-а-а! – закричала Нюха и прибавила скорости, вильнув на повороте степной дороги и подняв за скутером клубы белой пыли.
- Смотри, Оум, ковыль!
- Угу. Тьфу. Вижу. Долго еще?
- А вон же! Палатка сверху. Тачки наши.
- Не вижу! Все застила, та тьфу.

На песке у дома Гордея Инга сидела, мокрая и счастливая. Смотрела сверху в лицо Горчика, держа на коленях его мокрую голову. Трогала светлую бровь, проводя пальцем от переносицы к виску. Он тут. И будто не было этих лет, таких долгих. Кажется, подними глаза и перед ними – длинная лента зернистого шелка, уводящая к насыпанным плоским камням, что стоят и лежат, вываливаясь из русла древней реки. А на песке мальчик и его девочка. У которых впереди все-все.
Она наклонилась, ближе к серым, с зеленым отсветом глазам.
- Хочу. Чтобы все-все у нас было, Сережа Бибиси.
И он закрыл глаза, соглашаясь.
Continue reading →

19

- Так что? – Леха вытянул под стол ноги и кинул руки на зеленое сукно, толкнул пальцем белый шар и тот, крутнувшись, медленно откатился и встал, будто тоже выжидая.
Абрек поморщился, махнул толстой рукой. На жест прибежала официантка, с готовностью улыбаясь, наклонилась, светя грудью в глубоком вырезе. Кивнула на негромкие слова и унеслась, четко топая шлепочками на маленьком каблуке.
Леха проводил ее взглядом. Подождал, когда скроется в дверях и напомнил:
- Коньяк мне.
- Тьфу. Чего не сказал? – Абрека злил нахальный голос, и он рассердился на себя тоже, за поспешность ответа. Вытер потный лоб и нахмурился, старательно глядя в сторону.
- Я сказал, телку когда двинем забирать? – Леха повел круглыми плечами в оттопыренных проймах кожаной черной жилетки.
Continue reading →

18

Старый дом на песке светил одним окошком, да под навесом качалась на ночном ветерке тусклая лампочка, таская тени. И сворачивая от воды к сухому песку, мимо черных пляжных зонтов, Горчик понял – устал, как пес.
В кармане Олеги запиликал мобильник. Серега замедлил шаги, насторожившись, и в горле мгновенно пересохло.
- Да мам? – бодрым голосом сказал мальчик, обнимая одной рукой Нюху.
- Где? Мы у Гордея. Ага, сидим вот. Да все в порядке, нашлась, ага. В клозете торчит, живот прихватило. Потом поговорите. Мам, ты спи, не волнуйся. Мы уже чай допиваем и спать. Привет тебе от Гордея. Угу.
И помявшись, с вызовом в голосе добавил:
- Я тебя люблю, мам.
Сунул мобильник в карман шортов. Нюха сдавленно засмеялась.
- Ой, не могу. В клозете, значит.
Они уже подходили к распахнутой калитке. И под плавно качающимися тенями, из-за стола, полузакрытого углом дома, кто-то встал, быстро идя им навстречу.
- Опаньки, – вполголоса сказал Олега и вышел вперед, заслоняя собой голую Нюху в накинутой на плечи рубашке.
Continue reading →

17

Абрек был темным пятном с рваными острыми краями и тяжелой серединой, но хуже всего то, что в темной массе не было глаз и рта, только приблизительно угадывалось их место, и когда он говорил и смотрел, то гудящий лающий звук вибрировал по всей поверхности, подергивая ее жирной рябью, в которой взблескивало в разных местах. Самым страшным было то, что он о себе это знал. И знал, что Нюха его видит. Потому, усмехнувшись, махнул рукой, отсылая Леху и плотно усаживаясь напротив девочки, облокотился рукой на захламленный стол, а другой поднял початую бутылку, сдергивая зубами пробку, плюнул ее на стол. Аккуратно налил в стаканчик и тогда поднялся, обошел стол и вложил его в пальцы Нюхи.
- Немного, – сказал заботливо, – я ж понимаю, девочка моя Ню, нам с тобой еще до утра дожить, много чего сделать. Ну, пей, лапушка.
Continue reading →

16

Автобус что курсировал между Евпаторией и Щелкино был отменно белоснежным, в два этажа, полным кондиционированного воздуха и вымытого простора. Серега сидел, кинув на колени ветровку и, с удовольствием вытягивая ноги, ощущал себя кем-то богатым и даже знаменитым. Внизу за окнами торопилась назад степь, мелькали столбы вдоль железной дороги, а впереди справа уже торчал куб недостроенного реактора.
За спиной, оставленный в санатории, спокойно смотрел вслед автобусу каменный дракон, который еще будет, но в голове вот он – совсем настоящий, уже состоялся. И – живой.
Мечтать не буду, строго наказал себе Горчик, просто рассмотрю его, чтоб после сделать правильно. И закрыл глаза. Но дракон отвернулся, исчезая из мыслей. Вместо него на огненных веках села Инга, поворачивая лицо с тихой улыбкой, и руки согнуты, держат густые волосы.
Ну… да. Сказал сам себе, свое привычное. К ней же еду, вот и мысли. Суеверно старался не связывать их с будущей работой, которую он закончит. А там…
Continue reading →

15

Небольшая долина меж двух огромных обрывов была перламутрово-серой от зарослей дикого лоха, уютной, совершенно прекрасной и неимоверно замусоренной. Когда-то в нее спускалась грунтовая дорога, отходя от той, что петляла по верхней степи. Но оползень дорогу съел, смял наезженные машинами колеи, и теперь вниз спускались несколько тропинок, мелькали среди черных кривых стволов, ныряли в густые заросли дикого боярышника и исчезали в светлом песке, укрытом россыпями белых и розовых ракушек. Оползень уничтожил не только дорогу. Лет двадцать назад какой-то предприниматель выстроил на краю долинки, у пологого травяного склона десяток кокетливых домиков-близнецов, опоясанных легкими верандами. Теперь они, как детские разбросанные игрушки, стояли, покосившись, растеряв перильца и торча кривыми бетонными углами.
Больше в долинке никто ничего не строил, но любителям дикого отдыха она нравилась, песок на пляже был хороший, крупный и ровный, дно под зеленоватой водой гладкое, а по краям, у обрывов, лежали подводные камни, заросшие черными мидиями.
Continue reading →

14

- О-о-о! – сказала Нюха, качнувшись и хватая Ингу за руку тонкой, как у мотылька лапкой.
И та кивнула, радуясь этому «о». Гордей позади хмыкнул, зашерудил в камнях очага. Зашуршал скомканными бумажками. И за спинами двух женщин стал подниматься к жаркому небу тонкий дымок, трогая ноздри.
Нюха отпустила руку и, отшагнув, внимательно оглядела спутницу, снова уставилась на резную стелу, обрамленную диким камнем, с растущими из него пучками полыни и дерезы.
Кивнула и снова сказала свое «о-о-о», уже спокойно и утвердительно, выпутывая из полиэтиленового пакета фотоаппарат.
- Я можно сниму? Сама.
Continue reading →