Соседка простила своего сожителя и теперь они снова жительствуют за стеной и очень громко.
То есть, они – помирились. Следите за руками: примирение заключается в том, что они снова ежевечерне бьют горшки, роняют мебли, матерят друг друга и посылают.
Наверняка у такой подмены противоположных понятий есть специальное умное название, но я его не нашла и не припомнила)))
Поправила еще две главы, осталось их восемь из первой книги. Был перерыв, это я за один раз прогнала сразу, кажется, четыре или пять глав, и ожидаемо спеклась, вообще не могла текст открыть, вернее, открывала, смотрела в буквы и после аккуратно закрывала снова. Закон сохранения всего на свете неумолимо работает, и ежели в среду я стахановец, то в четверг емеля на печи, проверено. Самое смешное, торопиться-то мне куда, ну закончу правку раньше, это значит, раньше сяду писать и все заверте… Правда, с этой книгой есть тонкость, герои сами себя загнали в такие безнадежные лабиринты, довольно стремительно и для меня неожиданно, что мне крайне интересно, как эти щенки выпутаются, и чего там вообще с ними станет…
Девятнадцатая глава нового романа «Дискотека», который я сейчас правлю.
Это оказалась очень важная для меня глава, в ней появляется Валик Панч, и становится центром, ядром, вокруг которого и закручивается сюжет, а мне становится ясно, для чего же я вообще писала предыдущие главы, ведь не для того, чтоб умиленно листать странички семейного альбома двух поколений, ах, а вот было так, а до меня было еще вот так, а сразу после, уже было так (тьфу ты). Спойлерить я не боюсь, потому что меня практически никто и не читает, так что могу порассуждать в свое удовольствие о процессе. Так вот. Как раз вчера Лембит говорил о лишних душах в прозе, и я там согласилась, что плохому танцору завсегда в зале есть на кого наткнуться, так что уйдите все…
Но есть и оборотная сторона и я тоже с ней сталкивалась. Как только садишься писать, персонажи обступают, требуют места в книге, и автор может испугаться, куда же девать потом всю эту толпу. Обычны два пути — или прикинуться, что вокруг никого нет (об этом и был разговор, о мешающих людях), и писать нищее литературное вранье про мир, состоящий из пары бездетных героев-сирот, не выходящих из квартиры. Или же поубивать второстепенных героев без всякой жалости. Или собрать в отряд и отправить на целину, пусть оттуда пишут письма.
Continue reading
Посвящается Александру за то, что он прекрасен
1
Пятно на стенке напоминало карту Италии, так же спускалось вниз по диагонали длинным корявым сапожком, на каблуке которого топорщился лоскутик старой краски. Ленка протянула руку, поддела чешуину ногтем. Та упала и сходство с Италией увеличилось. Ленка хихикнула и прикусила губу, встала, натягивая джинсы, жикнула молнией. Пуговицу застегивать не стала, чтоб не втягивать живот. Нужно было смыть воду и выйти, но в спящей квартире ждала настороженная тишина и Ленка тоскливо вздохнула, топчась острыми каблуками полусапожек. Мама открыла ей, громыхнув задвижкой, и ушла в спальню, с упреком негромко хлопнув дверями. Негромко, чтоб отца не разбудить, ему утром на вахту. Сейчас наверняка сидит на кровати, слушает, когда блудная дочь выйдет наконец из туалета, куда спаслась сразу из прихожей. И тогда выйдет тоже, станет ходить следом, злым шепотом страдальчески упрекая. А Ленке придется молчать и отворачиваться, чтоб та не унюхала выкуренную сигарету и запах выпитого ранним вечером сухаря.
Continue reading
а вот если кому интересно, то мой герой, конечно, Лоуренс Даррелл, и восхитительный его “Александрийский квартет”, в великолепном переводе Вадима Михайлина.
Я не хочу сказать, что эта книга – Самая Большая Книга в мире, и для меня тоже, но то, что она очень повлияла на меня и на то, как и что я пишу (и что собираюсь писать), это точно.
И прекрасно, что повлияла на меня такая сильная и, без моего восхищения и любви, очень даже настоящая, талантливая книга большого, настоящего писателя.
Лоуренс Даррелл говорит о сексе так, как никто из писателей, на том тончайшем уровне, где отношения полов вплетены в мир полноправно: они влияют на реальность, и реальность влияет на них. А не так, как бывает чаще – о, это грязно, фу и фу, влепим ограничение, а это высоко и небесно, уберите от любви ваши грязные похотливые лапы…
Писать на таком уровне (не как Лоуренс, а – на таком уровне) – очень достойная задача, я думаю.
И еще я готова, конечно, к тому, что и истолковано написанное будет не так, и востребовано будет не очень, потому что
“ковбой, зачем ты красишь лошадь в разные цвета? Давай лучше…”
Пришла рассылка (в третий раз уже) с приглашением в творческую, особо культурную социальную сеть, где все будут – творцы культуры, писатели-композиторы-живописцы.
Приглашают подискуссировать.
Что-то вспомнила я даму-кассира в музее, которая, глядя на туриста, грудным голосом говорила интимно:
- Пойдемте… Я вас… обилечу…
Один из моих несостоявшихся редакторов, помнится, узрев у меня в романе сапожки на ногах героини, в которых ей на остановке стоять тяжело (ибо каблуки), обвинил меня в нездоровой фиксации на обуви. И даже слово “фетиш” в обвинении, помню, было.
А при разборе следующего рассказа, который “Глина”, тот же почти мой редактор ужасно расстроился, что девочка-героиня мальчику не дала просто так. И обвинил уже ее в каком-то психическом расстройстве с замудреным названием, пиша мне, что – обязана была, а если нет, то у нее (фиксация, подсказывает мне голова, на чем-то нехорошем, к примеру на собственной девственности), ну вы понимаете.
Тогда я решила, что не выйдет у нас совместной работы, потому что куда ни плюнь, на всем у меня фиксация, нет чтоб разуть-раздеть героиню и в койку ее, и эх-эх-эх…
Тогда будет нормальный такой рассказ о женщине с точки зрения мужчины. А то видите ли, не хочет она. Ишь.
Это я написала 30-ю главу, а в ней вдруг случился секс, я давно его не писала, ну и сапожки там тоже есть, и мне снова подумалось, что фиксация у меня буквально на всем, в хорошем для меня смысле.
АБРЕГО (исп. abrego) — умеренный влажный юго-западный ветер на юго-западе Испании. Сопровождается непродолжительными, но сильными дождями. Возникает при движении циклонического вихря с юго-запада к Ка-дисскому заливу.
ГАДАРИ — кратковременный шквал с ливнем и грозой на севере Нигерии. Бывает очень сильным, вырывает деревья с корнями, сносит крыши.
ГЕСПЕР (лат. hesper) — западный ветер в Средиземноморье.
ЧИНУК (англ, chinook) — юго-западный фен, теплый и сухой ветер на восточных склонах Скалистых гор в США, в штатах Монтана, Орегон и Вашингтон, резко повышающий температуру воздуха (иногда более чем на 30 °С), что вызывает бурное таяние снега в горах. Поэтому Ч. называют пожирателем снега
Написала главу, текста уже 12 авторских листов.
По форме похоже, это сериал, а не такой роман, как писались у меня предыдущие.
дописала 22 главу.
А думала, отдохну пару дней. А все равно села и написала. Виновата предыдущая глава, которую я перечитала, страшась, и убедилась, что все, вроде бы, в порядке.