Татуиро (homo). Глава тридцать первая

Гриб на дереве, изнанка / трутовик

… Шел за ней, не глядя под ноги. Не оступался, будто глаза на коленях и ступнях. Балансировал на скользкой глине, приминал босыми пятками горсточки маленьких круглых листьев, откидывал коленом острую осоку… Смотрел на смуглую спину, как движется мерно, изгибается в такт шагам змея позвоночника. Бедра охвачены куском выгоревшей ткани пальмового волокна. Темные волосы, подобранные высоко, перетянуты полосами коры, крашеными в коричневый и желтый цвета. Выпавшая из прически прядь, отростком лианы, пружиня, вверх-вниз ходит вдоль спины. Хотел ее так, что, казалось, восставшим членом раздвигает протянутые поперек тропы ветви и листья. Кромка ее набедренной повязки покачивалась ниже талии краем воды в прозрачном стакане. Выше-ниже, справа-влево. Мерно работали сильные ноги. Напрягалась мышца голени, отталкиваясь от красной скользкой глины, сверкала и пряталась пятка, и выше боковая поверхность бедра – выдается в сторону и опадает… При каждом шаге. Смотрел на песню идущего тела, на тени, скользящие по мерно работающим мышцам. Хотел…
Continue reading

Тема Лилит. Пятерка, двойка, единица

“Лилит, душа без души, лунные бедра твои на краю моих глаз светом молочным текут…”
Антося захлопнула книгу и положила ее на край светлого стола. В полировке отражалась круглая лампа. Подняв глаза, посмотрела в полумрак вестибюля и проговорила шепотом, пробуя на вкус “лунные бедра твои…”. Пожала плечами и закачалась на стуле. Стул поскрипывал ножками и где-то на втором этаже шумела вода в бачке унитаза. И нет больше звуков. Стекла входных дверей выпирали черными гранями. За ними, тихими, потому что двойные, – облетали с деревьев жухлые листья и скреблись по асфальтовым дорожкам, убегая в сторону моря. Но ни моря, ни шума деревьев не было слышно ей. А пять этажей зимнего корпуса стояли молча, отдыхая в дреме после шума летнего сезона.
Дядя Никитыч говорил, что вчера, когда он менял перегоревший фонарь на детской площадке, приходила лиса. Антося сперва обрадовалась, подумала о том, какая та рыжая, к зиме, но потом вспомнила, что лисы – оборотни, а на той неделе Василиса говорила, что утром нашла белого котика, без головы и с разорванным брюхом.
– Я думаю, надо же, выкопал кто-то корней, да длинные, подхожу, а то – беленький, весь в глине и кишка по траве.
Тетки ахали, качали головами, и только Надежда ощерила ровные акульи зубы и сказала, что много их тут и весной все одно всех потравить надо, а то ходят, с лишаями. И Антося, чиркнув недобрым взглядом по темному, в родинках, надеждиному лицу, ушла и после даже чуть не заплакала. Беленького она знала и жалела, он был и так дохленький, с грязной мордой. И хоть понятно было – не выживет зимой, но представила, как лежит на траве и…
Бачок все шумел и Антося, снова открыв книжку, найденную ей в ящике стола, скользила глазами по строчкам и не видела. Прислушивалась и, наконец, встала, сунула растрепанную в ящик и задвинула, громко. И так же громко сказала в полутемную пустоту:
– Подумаешь, Лилит, с бедрами. А я вот – загорелая до сих пор!
Надо было идти, закрыть шумящую воду, сестра-хозяйка велела еще днем, но пока выметали дорожки, пересаживали цветы в зимнем садике на первом этаже, – свет кончился и все дневные разошлись. Теперь она одна в огромном, на сто номеров, корпусе. И страшно идти по темному коридору, в конце которого умирает, мертвенно мигая, длинная лампа на потолке.

Continue reading

Ежевичный Куст и Фанерная Веранда

Фуджи сегодня забыла дома, потому снимала только Олимпусом, запакованным в дикапак, гуляя по мелководью и суя руки в теплую воду поближе к травке и ракушкам.
Все было на местах – солнце, поспевающий лох, теплый песок, прозрачная вода. И, когда уходила с песка, услышала диалог:

- Данька! Ты там живой? – веселым басом прокричал Ежевичный Куст и заворочался, кашляя и треща проволочной оградой.
- Купаться пошли! – сумрачным баритоном отозвался из недалека Фанерная Веранда с разнокалиберными окошками, затененными смородиной.
Я вытянула шею, разглядывая. Хороший такой Куст, длинный, на сетке-рабице, густой, помидоры защищать. И Веранда ничего так себе, с белыми стенками, распахнутой дверкой и тазиком на кривом крылечке.
- Не положено сегодня! День не тот, – пошутил Ежевичный Куст, не снижая голоса, и строго спросил, – а котов кормил?
Вопрос разнесся над тихой водой до недвижных спин рыбаков на длинном волноломе.
- Кормил! – проскакал вдогонку ответ.
(я шла и шла вдоль огородов и дачек, думая, ну вот какой строгий Куст, проверяет, как Веранда к своим котам-то, бережет ли, холит ли…)
- А черный приходил? – не унимался колючий, с ягодами.
Веранда что-то забормотал, но Куст вдруг прибавил громкости:
- КИСЮНЯА-А-А!

- КИ-СЮ-НЯАААА!!!, и пояснил, для непонятливых, – это я его зову так!
- КИ-СЮЮЮ-НЯААА!!!
Разбитая грунтовка свернула в заросли лоха с поникшими ветками, увешанными серебряными рыбками листьев и матовыми бусинами ягод. А там уже тропка вверх, на обрыв, к кокетливой беленькой балюстраде с шарами на перилах – чисто курорт, чисто смотровая на море и корабли площадка.
И уходя, поднимаясь по выбитым и после сглаженным ногами пляжников глиняным ступенькам, я услышала:

- ПРИ-ШЕ-О-О-О-Л!!! (с интонацией “да ты ж мой хороший ну иди на вот тебе”)

Необходимое примечание: ягоды лоха, видом слегка от дерева к дереву различаясь (где покрытые легким загаром, а которые – форму имеют чуть более вытянутую), разнятся и вкусом. И ни одного дерева нет в точности схожего ягодами с другим. И если сладкие, чуть вяжущие язык, с мучнистой припыленной мякотью под серебристой шкуркой – не понравились, значит, дерево не то еще. А то – оно чуть подальше растет. Пробовать надо. С каждого.

А еще говорят люди

что некая монахиня, по прозвищу Ры-жи-тса, та, что уже десять весен и сто осеней приносит к ступеням Храма Темнеющих Сосен полосатые молитвы на кончике шелкового хвоста, в совершенстве овладела Искусством Мягкой Лапы.
Бывало поднимет лапу и ка-а-а-ак…


Continue reading

Татуиро (homo). Глава тридцатая

море, маяк

30

В детстве, и позже, Витьку часто занимал вопрос, как это – увидеть в глазах? Злость или боль, разочарование, любовь… В книгах писано так. Но глаза, одни глаза без выражения лица, без складки на лбу, движения губ, поворота головы? Он раскладывал на коленках большой альбом с репродукциями портретов, пальцами прикрывал нарисованные лица, вглядывался в нарисованные взгляды. Был неуверен, пожимал плечами и вздыхал. Внимательно смотрел, как бабушка, гремя кастрюлей, хмурится после телефонного разговора с мамой, поджимает губы, смотрел на брови домиком, морщинку возле рта, когда подкладывала ему на тарелку еще кусочек тушеного мяса, отрезав от своей порции, и садилась напротив, глядела, как сначала отказываясь, ест. Пытался видеть только глаза… Став постарше, решил, что все это художественные преувеличения, махнул рукой, постановив стать проще и не заморачиваться.
Continue reading

Татуиро (homo). Глава двадцать девятая

http://os1.i.ua/3/1/4048273_d7e1c384.jpg

Солнце висело над линиями крыш мерзлым кружочком лимона. Несвежий снег пытался блестеть, посверкивал незатоптанными участками. От ларечка с шаурмой доносились осколки запахов. Казалось, мороз разбивал горячие ароматы жареного мяса и лука на длинные куски, как ломаное камнем стекло. Большая собака с комками ватной шерсти на спине и боках стояла у киоска, держала жаркую булку влажного дыхания в раскрытой пасти.
Витька ждал, машинально притопывая ногой – пока не мерз. Под брюками и свитером мягкое тепло опоясывало тело. До косточек над правым бедром.
Continue reading

Тихие летние утра с котами

вот тут, как в пьесе, надо бы перечислить действующих лиц.
Кстати саму пьесу неплохо было бы исделать, но ленюсь.

Витек – кот дворовой, рыжий, глаза круглые испуганные и написана на морде кроткая решимость “лазал к вам воровать еду, лазаю и буду лазать”. Витек кот крупный, летом этого не видно, жара все с него сшибла, кроме шкуры поверх мужского сильного костяка. И мирный. Он ходит к нам через кухонное окно, довольно высокое, взлетает по стене дома, скребя когтями и проникает через отогнутый уголок антикомариной сетки. Проникнув же, кидается к кошачьему сервизу. Им ведает мама, очень творчески. Время от времени на полу появляется еще одна мисочка, еще одна плошечка, поилочка, тарелочка. И понаступав на них, я рассказываю маме, что двух кошек не-о-бя-за-тель-но кормить десять раз в день тремя переменами блюд!
Так что, Витьку хватает.
Ест он быстро, не отвлекаясь, очень профессионально. Но все же лопатки торчат и хвост вздрагивает, выдавая эмоции, потому его жалко.

Когда мужчина сыт, а тарелки блестят, ему нужно что-то для души.
Потому Витек идет дружить с Рыжицей.

Они сидят на полу в маминой комнате, напротив друг друга, Витек делает вид, что он просто вот, мимо шел, щас дальше…
Рыжица, заострив наточенным карандашиком прекрасное лицо гейши, смотрит на пацана, не отрываясь, в безмолвном возмущении. Иногда низким басом, не открывая рта, говорит:
- У-ы-ы-ы-ы
после чего рот открывается и из розовой глотки несется:
- Х-х-Ш-ш-ш-ш
(звук на самом деле другой, но буквы не придумали для него)

Когда близорукая мама видит двух рыжих котов на полу, она понимает, что утром ходила с одиннадцатой мисочкой – не за Рыжицей, уговаривая покушать! А за подлым хитрым рыжим уличным котом!
А я кричу из другой комнаты
- Матрица перезагрузка!

Через десяток минут счастливый Витек уходит, провинчивается под сетку, вздрагивая тощим рыжим хвостом над. И потом возлежит в пятнистой тени крыжовенного куста, в аккурат по центру человечьего маршрута с дороги в подъезд. Его обходят, он лежит, ветерок шевелит тощую рыжую шерсть на боку. А Рыжица сидит на подоконнике, глядя на него сверху вниз.

Мурка тут персонаж второстепенный. Была. Жила себе тихо, спала на маминой кровати, ела из маминой чашки, ломала мамины стульчики… Приходила и уходила.

Но теперь у Мурки есть маленький кот!

Зеваюшки

И теперь по утрам мы слышим, когда именно Витек идет дружить с Рыжицей. Весь дом слышит. Вся улица…

Примечание:
дырка в сетке – это специально, чтоб их высочество Принцесса Рыжица могли морду совать и двором любоваться. На каждом окне, в каждой сетке так же уголки отогнуты. Ну и что, что комары тоже морды суют.
Зато – Рыжица.

Сказки старого дивана

или
Вот как жили люди в Спиво (с)

9386432_29bb9ee2.jpg (900×672)

На песке у моря так солнечно и уютно, что мебель вышла на пенсию прямо сюда

9386435_c8ff3871.jpg (900×660)

Рыба тут ловится так неторопливо, что поджидая ее, лучше всего приготовить кресло помягче…
Continue reading

Легенда, ведомая только одной (Княгиня и Нуба, черновики)

Девушки в деревнях Каменных Гор были так красивы, что мужчины съезжались к подножиям острых пиков круглый год. Благо, тут всегда стояла весна. Красавцы и хитрые, силачи и торговцы, воины и победители игр – оставляли у согнутых старух своих лошадей, волов, яков, мулов и, причесав усы, завив молодые бороды, уложив пряди волос, покупали свитки, каждый – по десять полновесных золотых монет. Чтоб в узких ущельях, ведущих к сердцу Каменных Гор, стража пропустила их, не убивая. Так шло испокон веков, потому что самым ценным товаром в стране были красавицы девушки. Смирные, светлоглазые, высокие и тонкие, с прямыми плечами и маленькой ножкой. Любую прихоть мужчин умели исполнить они, еще только прочитав ее в глазах новоиспеченного мужа. Даже ту, о которой ищущий семьи и не подозревал. Молодые мужчины влеклись по узким ущельям, в укромную внутреннюю долину, и скалы повторяли залихватские песни, бросая их обратно. А мужчина пели, не подозревая, что вскоре узнают о себе всё. И изменятся безвозвратно.
Continue reading