Сны говорят с нами, используя все подручные средства. Знания общие, почерпнутые из сонников и толкователей, собственные образы, захваченные из свежих впечатлений или воспоминаний. И еще сны переводят в метафоры накопленные сознанием факты, и метафора как бы вывод, из скопища фактов.
Получается, что сон переводит буквальное на свой язык, и говорит на нем снова тому, кто его смотрит. Позволяя снова перевести, обратно в привычные человеческие понятия.
Мне снились сны, которые я называла ‘регулярными’, знаковыми.
Сон о тропе. Я отдала его Витьке в романе “Татуиро”. В моей жизни этот сон повторялся и повторялся, с разными вариациями, но суть не менялась. Узкая тропка на склоне холма, где из редкой травы светит рассыпчатая летняя глина, перемешанная с камнями. И ниже тропы – крутой склон к морю. Оно ярится внизу, швыряя пены на скалы и пески. Это не обрыв, с которого можно оступиться и кануть. Это склон, на нем можно удержаться, но если двигаться неосторожно, теряя контроль над перемещениями, то вниз не лететь, а катиться по крутизне, ломаясь и после погибая на мокрых скалах. Тропинка упорно держится середины крутого склона, она не спускается и не выводит наверх. И там, наверху, почти в каждом таком сне, проходит гладкая, широкая дорога, такая удобная. И ведет она туда же. Так почему во сне я пробираюсь этой тропой, рискуя свалиться?
Может быть, сами сны задавали мне именно этот вопрос, ругая за неверно избранные пути? Ты идешь в правильном направлении, как бы толкует мне себя сон, но почему ты идешь не там, где удобно, а так – с лихорадочным стуком сердца и страхом, над пустотой, которая смерть для тебя?
А может быть, никаких увещеваний и упреков не было в этой картинке, а было лишь предупреждение. Осторожно, дорога опасна. Иди, но знай про опасность.
Кончился некий период в жизни, и сны эти кончились тоже.
Получается, что сон переводит буквальное на свой язык, и говорит на нем снова тому, кто его смотрит. Позволяя снова перевести, обратно в привычные человеческие понятия.
Мне снились сны, которые я называла ‘регулярными’, знаковыми.
Сон о тропе. Я отдала его Витьке в романе “Татуиро”. В моей жизни этот сон повторялся и повторялся, с разными вариациями, но суть не менялась. Узкая тропка на склоне холма, где из редкой травы светит рассыпчатая летняя глина, перемешанная с камнями. И ниже тропы – крутой склон к морю. Оно ярится внизу, швыряя пены на скалы и пески. Это не обрыв, с которого можно оступиться и кануть. Это склон, на нем можно удержаться, но если двигаться неосторожно, теряя контроль над перемещениями, то вниз не лететь, а катиться по крутизне, ломаясь и после погибая на мокрых скалах. Тропинка упорно держится середины крутого склона, она не спускается и не выводит наверх. И там, наверху, почти в каждом таком сне, проходит гладкая, широкая дорога, такая удобная. И ведет она туда же. Так почему во сне я пробираюсь этой тропой, рискуя свалиться?
Может быть, сами сны задавали мне именно этот вопрос, ругая за неверно избранные пути? Ты идешь в правильном направлении, как бы толкует мне себя сон, но почему ты идешь не там, где удобно, а так – с лихорадочным стуком сердца и страхом, над пустотой, которая смерть для тебя?
А может быть, никаких увещеваний и упреков не было в этой картинке, а было лишь предупреждение. Осторожно, дорога опасна. Иди, но знай про опасность.
Кончился некий период в жизни, и сны эти кончились тоже.
(черновики)
