Второй роман дилогии
Первая книга “Крис и Шанелька”

Глава 20

Нежный и одновременно сильный голос певицы наполнял теплое нутро машины, делая все томным и значительным. Иногда европейские ритмы сменялись чуть заунывными восточными и подруги покачивались, мурлыкая в такт иноземным словам. Притормаживая на светофорах, Крис поворачивала голову, проверяя, как там, в небольшой клетке на заднем сиденье чувствует себя высокий принц крови Гэндзи, за которым они заехали к заводчице, растрепанной девушке с мягкой улыбкой и черными, как ягоды, глазами.
А Шанелька молчала, уютно грустя и вспоминая, как пару часов тому они посидели в квартире старика Дерябы, отхлебывая из плоских пиалок янтарный чай с крупными неровными чаинками. По ковру носился Марьяччо, пугая свое отражение в зеркале старого шкафа, Крис внимательно слушала Ивана Даниловича, а Шанелька, время от времени ставя свой чай, снова и снова подходила к большой карте, такой – странной.

Это была карта мира, да. Но одновременно – карта слов. Каждый материк и каждый остров, реки, горные кряжи, морские впадины и заливы – все было подписано не одним названием, а сразу несколькими. Мелко, на разных языках, и из разных времен. Белые, вернее, желтоватые от времени плоскости морей и материков слова заполняли густо, придавая им волшебный объем, будто через лупу Шанелька смотрела не на буквы, сплетенные в слова, а внутрь, в глубину, такую, почти бесконечную.
- То мой друг делал, Андрей, второй помощник на «Аяксе», – Деряба покачал фаянсовый чайничек и наклонил над подставленной Крис пиалкой, – сильно книжки любил. Хочу, говорит, Данилыч, такую карту сделать, чтоб на ней все имена были, от древних греков до наших вот. А как стал делать, то и за голову взялся. Сильно много всего. Но упорный мужик, никак не бросал, раз, говорит, в одну не вмещается, сделаю другую. А еще, говорит, поверх той сделаю кальку, чтоб, значит, еще больше поместилось. По временам. На вовсе старую – поновее. А там еще поновее. Когда я с «Аякса» списался, он мне ту, самую первую подарил. Я вот думаю, сделал ли, как хотел. Но потерялись мы, уж лет двадцать не знаю, где он да что.
- И рисунки, – очарованная Шанелька вернулась к дивану, беря на колени уставшего, наконец, Марьяччо, – в детских книжках бывают наподобие, но тут совершенно прекрасные, как старые гравюры.
- Они и есть, – кивнул Деряба, – книжек он гору переворотил, тушь с перьями специальными покупал, когда в Японию заходили. Так что там и парусники, и зверье всякое. Вовсе сказочное зверье, как то древние про мир думали.
Он густо засмеялся, щуря маленькие глаза.
- Договорился с капитаном, ночами торчал в рубке, ее ж никуда не разложишь, здоровущая. Раз наляпал чернилами, вся вахта ходила с синими подошвами.
- Какой молодец, – Шанелька слушала и одновременно готовилась попросить, чтоб старик взял кота, избавив Крис от дополнительных хлопот.
Но Деряба вполне ситуацию понял и сам предложил, так что просить не пришлось, а согласились девочки охотно, с одобрением рассмотрев в коридоре и в кухне расставленные по ранжиру кошачьи горшки и миски.

Все это радовало Шанельку, хотя к маленькому Марьяччо она успела привязаться. Ну, что ж, на то они и коты, знала она, чтоб из любого угла прыгать прямо в сердце.
Улыбнувшись, она тоже повернулась, поглядеть на сановного Гэндзи, но за прутьями того было почти не различить, и Шанелька стала смотреть на дома и перекрестки, подернутые пеленой холодного дождя.
- А все-таки, оказалась карта не мира снов, а мира слов, еще одно просто совпадение.
- Не просто, – возразила Крис, – сама вечно со мной споришь, про знаки. Она же тебе понравилась?
- Еще бы!
- А другую ты напишешь сама. Она будет прекрасная, и твоя. Для твоего мира, как эта карта – для мира Дерябы.
Автомобиль дернулся и почти встал, медленно переползая в пробке на пару-тройку метров. Как хорошо, что мы заранее едем, думала Шанелька, можно не волноваться. А уже почти совсем темно, и фонари расплакались через мокрые стекла. Я увожу хорошую погоду. Наверное. Приеду домой и будет видно, точно ли увезла.
Ей снова стало тоскливо, от того, что дома опять думать о Диме. Она и сейчас о нем думает практически постоянно, но, как на той карте штурмана Андрея, поверх мыслей о Диме накладываются полупрозрачной калькой другие дела и переживания, и все равно, главная, основная часть неумолимо просвечивает, особенно там, где становятся реже верхние рисунки, вот как сейчас.
Ничего, решила Шанелька, я это переживу. У меня есть Тимка, коты и мама, и целый выводок мелких читателей в библиотеке, а еще тут, рядом, но уже скоро далеко – Крис, и котик Марьяччо со стариком Дерябой. И другой выводок – постарше – музыканты консервы из трешки в Железке. Со временем все керченское и крымское, связанное в воспоминаниях с Димой, освободится от них и снова станет ее – Шанелькиной жизнью. Видимо, не суждено ей состояться любимой женщиной симпатичного и веселого Димы Фуриозо. Ладно, придется стать андерсеном и братьями гримм впридачу, пытаясь шутить бодро, решила Шанелька. Тем более, уже почти приехали, и нужно думать, как перетащить в здание вокзала вещи через вечерний, уже густой и унылый дождь.

- Валерка обещался, – сказала Крис, накидывая капюшон и открывая багажник машины, – ну, как сможет. Сколько там у нас натикало?
- Восемь, – Шанелька подхватила сумку, уже покрытую каплями дождя, – час с копейками нам куковать.
- Нормально. Кофейку выпьем, в кафешке.
Таща сумку и рюкзак, они прошли под большой навес, углубились в гулкий вокзальный зал и, найдя в рядах кресел свободные места, встали, оглядываясь и скидывая с волос мокрые капюшоны.
- Эй! – из-за киосков вывернулась маленькая фигурка в здоровущем плаще, замахала рукой, торопясь, – мы тут, мы ждали-ждали!
И за Марианной высыпали, от неожиданности появления, казалось, целой толпой, смеющиеся парни и девочки, обступили, снимая с плеч черные футляры с инструментами.
- Перышко! – счастливо поделилась Марианна, – на один день приехал из Тулы, вернулся, специально, чтоб Нелли. Проводить чтоб.
Худой испанский гранд уже стоял рядом с любимой, бережно держа в руках скрипку. Марианна стащила с его головы вязаную шапку, привстав на цыпочки, поправила волосы, забранные в тощий хвостик. И забеспокоилась, вертя головой:
- Васька еще застрял где-то.
- Да что вы, – ошеломленная смехом и возгласами Шанелька покраснела, стоя во взглядах, как в лучах софитов, – я вам и так приветов, через Крис, вам же еще ехать, в Железку свою. А вечер!
- Так мы отсюда же. И поедем. У нас электричка через сорок минут. Как раз, да? Перышко…
Понизив голос, заворковала о своем, загораживая скрипача, а он неловко отвечал, стесняясь заботы, что-то про ужин и не замерзни, и куртку не расстегивай.
Скучающие пассажиры, которые вокруг сидели и полулежали в неудобных пластиковых креслах, с интересом разглядывали небольшую толпу, где был альт, и жестоко сверкающая труба, и перламутровая флейта с круглыми кнопками в тонких руках Марианны, а еще – стеклянный треугольник у невзрачного мальчика в черном бушлатике с золотыми пуговицами. И – небольшой барабан, прижатый к животу другого мальчика, в растаманском радужном берете.
- Да где он? – Марианна отлепилась от возлюбленного, возмущенно оглядываясь по сторонам. И вдруг ахнув, засмеялась, прижимая к груди флейту.
- Ну, – раздался за спиной Крис знакомый и недовольный голос, – чего ржете. Ну, вот я.
Шанелька, с изумлением глядя, прикусила губу. Марианне можно, она своя, а вот ей нужно бы удержаться. Но тяжело, хохот стал общим, и ребята сквозь смех выкрикивали шутки.
Васька вышел вперед, опуская руку со скомканной в ней серой шапкой, с вызовом повернулся, чтоб все полюбовались. На месте роскошных золотых дредов сверкала напрочь побритая голова. Не очень ровно, за ушами торчали клочки волос.
- Ты что, башку в печку совал, а, гитарист? – орал альт басом, – или собаки тебя таскали?
- То его барышня потрепала, точно! Повыдерла все волосья!
- Васька, паричок подогнать? У меня подруга в костюмерной, а? Она тебе и бороду приклеит.
- Конькова нашего на пятнадцать суток забрили, а-а-а!
Васька внимательно посмотрел на лицо Крис, прищурился. И она, стараясь убрать с лица замешательство, поняла, шапку снял специально. Подловил, черт с ушами, усмехнулась сердито, и сразу подумала, а уши-то, торчат, как у чебурашки.
- Захотел и постригся, – с вызовом объявил Василий, – а что, плохо выгляжу?
Спрашивал вроде у всех, но смотрел именно на Кристину. Она улыбнулась в ответ. Потом кивнула ободряюще. Но правда была в том, что бритая голова катастрофически не шла прекрасному Ваське Конькову, и, хотя он оставался вполне милым и симпатичным парнишкой, яркой, той ослепительной красоты, не стало. Вернее, она поугасла, будто прикрутили свет, да нестрашно, размышляла Крис, кивая чьим-то шуткам и словам, ведь он все тот же чудесный щенок Васька, но оказался в итоге не таким простым, и может быть, чересчур замороченным, на свою же бритую голову. В которой – мысли, созвучные рассказанной им в ту ночь книге, о не гармонии полной красоты. А может быть, так и нужно. Если бы после ночного свидания он вошел в ее сердце, да, так вот, немного пафосно, но по сути верно, ей было бы совершенно наплевать, как там побрита смешная башка гитариста Конькова, и он сразу увидел бы это по выражению ее лица. Как, к примеру, наплевать ей сейчас на любой внешний вид холодного стильного Азанчеева, от рваного макинтоша и пирсингов которого они с Шанелькой старались убежать в летнем Коктебеле. И не заставишь ведь себя. И надо ли заставлять?
Пока она размышляла, ободряюще улыбаясь бритому мрачному Ваське, вокруг снова что-то изменилось. Было впечатление, что, сдвигаясь, изменилось само пространство, и Крис не сразу поняла, это флейта у губ серьезной Марианны пропела несколько плавных, гармоничных нот, выговаривая щемяще знакомую мелодию.
И стихая, уступила место глухому барабанному стуку.
Барабан сказал свою фразу. Вокруг встала тишина, и в нее вклинивались высокие, под самым стеклянным потолком, объявления, внезапно правильно находящие себе место в повторе первой музыкальной фразы уже скрипкой у подбородка Просперо.
- Электричка на Балашиху отходит от третьей платформы…
Подхватывая скучные слова, скрипка повторила музыкальное послание флейты, и стихла, а барабан снова утвердил свое «тум-ту-ду-дум».
Шанелька, растерянно смеясь, встала ближе, касаясь плечом плеча Крис и обводя глазами маленький оркестр, людей, что стали подходить, останавливаясь в проходах и за спинками кресел.
Инструменты вступали один за другим, проговаривая одну и ту же фразу, выпевали ее же дуэтом, усиливая звук, ну да, понимала Шанелька, если знаменитое «Болеро» исполняет оркестр, в нем в десять раз больше инструментов и звук нарастает по мере того, как они вступают, расширяя собой пространство, а тут ребят всего семь, нет, восемь человек, им приходится изворачиваться. Не то слово, одернула она себя, но неважно. Главное, пространство звучит, и глухой стук барабана делит музыкальные фразы, одновременно как бы приколачивая их друг к другу. Или – ставя печать. А поверх музыки, как блик на солнечной прозрачной сосульке, появляется в правильных местах тонкая нота стеклянного треугольника, даже странно, как ясно ее слышно.
В кармане Крис глухо зазвонил телефон, она сунула туда руку и помеха умолкла.
И еще четверть часа они стояли, слушая, улыбались, когда, отыграв, альт вздымал свой альт, цвета густого загара на ясной полированной древесине, кланялся, прижимая к распахнутой куртке широкую лапу с длинными обезьяньими пальцами. И снова устраивал перед лицом, поднимая смычок.
В финальном торжествующем аккорде над их головами, треща, качнулась из стороны в сторону и снова исчезла в высоких стеклах стайка воробьев, что-то пророкотал репродуктор. И, после рева всех инструментов одновременно, когда они, тоже вместе, очень слаженно, оборвали аккорд, секунду стояла тишина внутри вокзального шума. А потом все захлопали и закричали, маша руками и даже шапками.
Шанелька захлопала тоже, стараясь улыбаться широко, чтоб не щипало глаза, вот же я, совсем аки старая дева, сейчас прослезюся, укорила себя мысленно. Но ребята уже подходили, кто-то жал ей руку, торжественно тряся, кто-то просто махал, складывая барабан и трубу. Крис, похлопав и тоже смеясь, вынула мобильник, проверив звонок, и заодно поглядела на часы.
- Кофе тебе пить уже в вагоне, Шанелькин. Пошли на платформу.
- Я помогу, – сказал Васька, берясь за длинную ручку сумки. Закричал друзьям, которые уходили в другие двери, оглядываясь, – да сам доберусь, ехайте!
В подземном переходе мрак сменялся жидким светом настенных неоновых ламп, очерчивающих васькины оттопыренные уши, снова густел, и тогда приходилось идти осторожно. Сумка тарахтела колесиками, а рядом, и следом, и впереди – тоже волокли сумки, шуршали и стукали шагами.
- Как здорово, – сказала Шанелька, но в маленьких отрывистых звуках эха голос тонул, и она замолчала, снова переживая внезапный подарок к отъезду.
Наверху света было полно, а над ним стояла уже ночь, близко, над самыми навесами платформы, и – совсем черная. Потому было одновременно празднично, будто вокруг Новый год, но и тоскливо от слишком яркого, назойливого света.
- Твой бизнесмен с хвостом, что ли, не приедет? – сумрачно спросил Васька, оттаскивая сумку к вагонам.
- Мы встретимся позже, договорились, – мягко ответила Крис.
Шанелька сочувственно посмотрела на Ваську. Вот бы он улыбнулся, тряхнул стриженой головой, ну не втюрился же он в Крис на полном серьезе! У него наверняка миллион подружек-ровесниц, и полмиллиону из них наплевать, какую он выберет прическу.
Она вытащила билет, поверить номер вагона. И собираясь что-то спросить, обернулась к подруге. А потом – туда, куда та смотрела, пристально, с холодной яростью на смуглом лице.
Вдоль серых вагонов шел Дима Валеев, нес на плече рюкзак, свесивший свободную лямку. А рядом, цепляясь за его локоть, торопилась юная Оленька, цокала шпильками, смеясь и с удовольствием встряхивая мелкими светленькими кудряшками, смотрела по сторонам. Покачивая бедрами, поправляла другой рукой стильную короткую курточку с меховым воротником.
Шанельку качнуло. Она встала покрепче, облизнув мгновенно пересохшие губы. И, цепляясь за локоть подруги, попятилась, укрываясь за ее спину.
- Не хочу. Видеть их. Не могу…
Крис пошла вперед, все быстрее, в пять стремительных шагов оказалась рядом с парочкой.
- Кристина Андреевна! – радостно удивилась Оля, не отпуская мужской руки, – а мы…
И замолчала, потому что рука Крис, прочертив в электрическом мертвом свете плавную дугу, впечаталась в скулу Димы Валеева.
- Ого, – сказал Васька, мрачнея еще больше, – еще один, да? Нифига себе.
Шанелька, не веря глазам, сделала пару шагов вперед, хотя собралась убежать, но куда убежишь за четверть часа до отправления, а еще, после слов Васьки ей нужно было услышать, что скажет ее лучшая подруга ее недавнему жениху.
- Кристина, – сказал Дима, прижимая ладонь к горящей щеке.
- Что? Девочку нашел, да? Я должна, как идиотка, подпрыгивать, высматривать тебя. Тебе русским языком сказано было. Было ведь? Так ты вместо… вместо… таскаешь свою юницу. Я…
- Криси, – Шанелька схватила подругу за рукав, – замолчи, ну, пожалуйста. Я не понимаю ничего. Ты? И Дима вдруг? Я вообще. Совсем.
Крис вырвала руку, продолжая испепелять взглядом унылого Диму, за которого продолжала цепляться Оля и, к ярости Крис, продолжала улыбаться, явно наслаждаясь ситуацией.
- Оля, – Дима попытался высвободиться, – Оля, отойди, дай мне сказать. Кристине.
- Еще чего, – обиделась Оля, повисая и прижимаясь, – имею право. Дело семейное.
- Продолжается посадка в поезд… – вклинился в беспорядочную беседу голос из репродуктора.
- Семейное, – с сарказмом отозвалась Крис.
- Я хочу в вагон, – попросилась Шанелька, бросая рукав подруги и отходя к мрачному Ваське.
- Нет, – повелела ей Крис, – стой!
- Нет, – встрепенулся Дима, умоляюще глядя на обеих, – Шанелька, послушай!
- Нет, – в свою очередь отказалась слушать Шанелька, хотела добавить, насчет, идите вы куда шли, со своей семейной Олей, но слезы мешали. И вообще все непонятно.
- Димочка, – весело сказала Оля, – поцелуй меня, срочно. А то не успеем ведь.
- Оля, прекрати, – с тоской попросил Дима, – Шанелька, у тебя какой вагон? Кристина, времени семь минут всего! Можно, я скажу?
- Нет! – отрезала Крис, увлекая Шанельку к нужному вагону, – скорее, семь минут всего.
- Да черт! – Дима проорал это так, что остановились все, кто рядом бежал и шел, – минуту хоть! И валите, куда угодно! Я, блин, целую неделю, как заяц. С концерта в кабак, электрички всякие. Пиццерия эта закрытая. Русским! Конечно, русским языком!
- Что? – Крис остановилась, дергая руку, но Шанелька тянула ее, не отпуская.
- Русским языком ты мне передавала, да! Тоже мне, Мата Хари! И куда ни приеду, вы, что ли, там? «Болеро» сидел слушал. Как дурак. В лесу носился, потом замок целовал на этом дурацком кафе. Каждый день почти! Каж-дый день. Я что, марафонец какой? Устроили мне челлендж, это наказание такое, да? Мелкая мстя за подругу? Да еще этот «Витязь», на меня там, как на сумасшедшего. Я с краешку посижу, не прогоняйте, свидание у меня. А там сплошные делегации и миллионеры.
Шанелька стояла, открывая рот и пытаясь понять хоть что-то в сбивчивой и очень сердитой речи Димы. А Крис, видимо, понимала, но при упоминании миллионеров удивилась:
- Подожди. Какой «Витязь»? Я же сказала, «Добрыня»! Русским…
- Языком, понял я. Но мне передали – «Витязь».
- Ты что, ты пытался там посидеть?
- Меня на коврике постоять не пустили!
- Заканчивается посадка на поезд… – бархатно предостерег женский голос.
- Шанелька, – Дима повернулся к утерянной возлюбленной, – Нелечка, давай в поезд, а? Я тебе все расскажу. Олька, не лезь, ты еще тут. Извини. Давай щеку и дуй к матери, она там ждет же.
Оля кинулась на шею, путаясь в распахнутой куртке и звонко целуя Диму в щеки и в нос.
Помахала всем рукой. И вдруг поманила Ваську.
- Ну? Пошли, а то я в переходе каблук сломаю.
Васька вопросительно посмотрел на подруг, Крис поспешно закивала. Шанелька, полсекунды подумав, вернулась, протягивая обе руки.
- Васенька, до встречи! – обняла поперек напряженных боков, не давая увернуться от поцелуя. И отступила, мстительно улыбаясь мрачному взъерошенному Диме.
- И очень зря, – громко заявил тот, когда она величественно проследовала мимо, задрав подбородок, – Олька – моя дочь. Как не очень давно выяснилось.
Он поддержал споткнувшуюся Шанельку, таща ее за собой, забрал у ошарашенной Крис сумку и кинулся к вагону, где проводница уже сердито гремела ступеньками.
- Она тебе расскажет, потом, – заорал из вагона, через голову толстой тетки в форменном пиджаке и куртке, – Кристина, спасибо за помощь! До встречи!

————-
Я выкладываю свои книги в бесплатном доступе, каждый текст – в нескольких форматах.
Но у меня есть яндекс-кошельки, на которые читатели могут бросить мне денег. А я еще напишу чего-нибудь летнего, южного, радостного. Или – волшебного. Или – про любовь )
Вы знаете, что я напишу это и без денег, но я безмерно благодарна читателям, которые мне помогают, особенно сейчас, когда финансовая ситуация с каждым днем все жестче и тяжелее.   
Вот номера моих яндекс-кошельков
41001206608684
4100192880543

А это номер карточки сбербанка, куда тоже можно что-то положить мне на радость
4276 8380 7056 0331

А еще я буду ОЧЕНЬ благодарна за размещенные в сети ссылки на мои книги, за отзывы и рекомендации. Я пишу, чтоб вы читали, и очень хочу, чтоб вас становилось больше )
Приятного чтения!
Лена Блонди