предыдущая

57. Меру и Тику

Меру пел. Сидел на бугристом полу и не чувствовал, как жерди давят ноги и бедра. Больной рукой, обвязанной полосками лыка, обнимал Тику за скособоченные плечи, в здоровой держал кувшин с оттой. Когда замолкал, чтобы горло немного отдохнуло, становилось слышно через дальний шелест дождя, как потрескивают в отте юркие болотнички. Тику кивал песне, а в паузе поднимал косматую голову и провожал взглядом каждый глоток отты. И снова кивал, когда охотник подсовывал ему ко рту узкое горлышко кувшина, – вытягивая губы, ловил на язык струйку хмельного напитка.
– Не бойся, дружище, я – Меру-охотник, у меня одна здоровая рука, но зато верная, не промахнусь. Открывай только рот.
И Тику послушно открывал рот.
Continue reading →

предыдущая

56. Ночные истины

– Мир состоит из множества вещей, явных и скрытых. Невозможно познать их все, но можно понять законы, по которым живет мир. Без этого знания будешь цепляться за мелочи и они похоронят тебя под собой, как хоронит себя земля под слоем старых листьев. Я расскажу тебе главное и ты сможешь думать и спрашивать. Сперва думай, мастер. А потом задавай свои главные вопросы. Ты готов?
Витька кивнул, глядя на свои сжатые кулаки, лежащие на теплом гладком дереве столешницы. Сказал:
– Какая длинная ночь.
Ноа, пошарив за спиной, удобнее подняла старую кожаную подушку и оперлась, полулежа на длинной лавке, прислонилась головой к высокому шкафчику в углу, согнула ногу и снова взялась руками за скрученные волосы. Посматривала из полумрака, блестя глазами и крутила пальцами кончик косы, щекотала им скулу и уголок губ.
Continue reading →

предыдущая

55. Ноа и Аглая

Может ли умереть, стать прахом, то, что находится в расщелине между жизнью и смертью? Прах серых бабочек вился тонкими струями, но они не были теми бабочками, что летали, присаживаясь на солнечные пятна в лесу. Серые бабочки лишь названы так, потому что являлись увидевшим их – с крыльями и выпуклыми глазами, но ничего от живых не было в них. Они – самая суть пустоты, грань перехода, которая есть всегда. Для тех, кто осмеливался смотреть или тех, кому суждено было на грани между жизнью и смертью увидеть – пустота принимала форму, сама. В этом мире было именно так.
Continue reading →

предыдущая

54. Меру и Серые Бабочки

Женщины созданы для многих вещей. Для радости смотреть на них, когда идут, покачивая широкими бедрами и вдруг – поворот головы на стройной шее и взгляд, на тебя. Для домашних работ, пока мужчины делают свои, трудные и опасные мужские дела. Женщины – для ночей, чтобы они были горячими, как солнечные пятна на песке у реки, там, где цветут водяные лилеи и пахнут так, что кружится голова. Потому женщины племени леса сильны и красивы. И, наверное, потому каждый год некоторые из них исчезают в зеленой темноте леса, не возвращаясь. Или уходят в озеро исполнять обряд благодарности Владыкам. Тоже навсегда.
Continue reading →

предыдущая

53. Спальня

В тишине пощелкивали часы, из раскрытой в коридор двери. Мерно делили время и вдруг спотыкались, замирали и снова щелкали. Аглая слушала, глядя в потолок, пыталась вспомнить, как они выглядят – часы в коридоре. Не помнила. Свое время она оставила в сером подъезде с исчирканной побелкой на стенах.
После любви лежали, касаясь друг друга плечами. И, пошевелясь, она придвинула к Витьке ногу, прижала, выворачивая, чтобы – всей ступней. Время бродило верхами темной комнаты, не входя в сознание, не ныряя в их глубину, стоявшую вокруг двух тел мягким мешком. То, что они делали сейчас, слипаясь так тесно, что казалось, ребра входили друг в друга, перемежаясь, делая одно общее из двух разделенных тел, оно окружило, укрывая от всего – от темноты жилья, мыслей, памяти. И от постука времени.
“Мы, как в лодке”, подумала, ощущая плавное покачивание. И была уверена, Витька его тоже чувствует. “Тут правда, где мы. Порознь – одно, а вместе – что-то совсем другое. Не я, не он. Мы”
По темному потолку проплыла неясная мысль, тоже покачиваясь – интересно, у него, мокрого и мирного, лежащего рядом, было так еще с кем-то? Может, так бывает у всех? И только у нее было… по-другому… – проще?
Continue reading →

предыдущая

52. Ночная кухня

Свет в кухне был неприятен и резок. Вытаскивая из буфета ложечки, Витька оглянулся, поморщившись. Он любил свою кухню и, когда был один, в последнее время часто, то сидел в ней, читая за едой, или валялся на узком кожаном диванчике под подоконником, рассматривая взятые у Альехо толстые альбомы с фоторепродукциями. Телефон, привязанный за хвост к розетке, лежал на широком самодельном столе рядом с коричневой глиняной чашкой. В комнату Витька шел только поработать с компьютером. А с тех пор, как в специально отведенной нише кухонного шкафа поселились эти самые альбомы, практически не выходил в сеть, помня указания Альехо – не смотреть среднего, не замыливать глаз. Иногда усмехался с раскаянием, думая, что сказал бы учитель, увидев альбомы в кухонной нише, под полками с чашками и тарелками. Или на деревянной лавке у стены, куда Витька их складывал стопкой и потом доставал наугад, закидывая руку за голову.
Continue reading →

предыдущая

51. Кошмар Аглаи

Она кричала, потому что страх был огромен и казалось, сожрал ее целиком. Кричала внутри его студенистого колыхания, а вокруг были холодные взгляды, рассматривающие ее, и пасти раскрывались, показывая розовое нутро, до ужаса нежно-розовое, из которого мелькали черные плетки жал. Напрягая руки и ноги, рвалась и задыхалась от того, что через живот была крепко привязана, и при каждом движении что-то тугое и холодное впивалось в кожу. Запястья саднили под петлями, растягивающими руки так, что даже рвануться вперед, выгибаясь, не могла. И ноги дергались, когда пыталась коснуться земли хоть кончиками пальцев, обвисая на жестких захватах, распявших ее у каменной стены.
За плоскими головами видела лицо Виктора, он стоял, оплетенный сверкающей татуировкой, и голова змеи, отлепившись от его кожи, тоже смотрела на нее. Его взгляд, холодный и бесстрастный, темные глаза змеи над его плечом. И глубокий глаз объектива, направленный на нее.
Continue reading →

предыдущая

50. Пещера и змеи

Меру сидел на скамейке, потирая перевязанную лубом руку. Следил за тем, как жена ходила по хижине, подбирая разбросанные маленьким Мерути игрушки. Когда проходила близко, падал на лицо мужа ее женский запах – трав, которыми мыла волосы, и рослого красивого тела. Уносила запах с собой, в дальний угол. А Меру опускал голову, чтоб не видно было, как раздуваются ноздри, ловя невидимые следы. Рука почти не болела. И от того сильнее болела душа. Ложась вечером с Онной в постель, он осторожно обнимал ее здоровой рукой и боялся, – услышит, как бухает его сердце. Старался лечь, не прижимаясь к ней животом и бедрами. Раньше, до той охоты, он подавался к ней, и Онна смеялась тихонько, чувствуя, как упирается в нее мужской корень. А теперь, вдыхая запах травы от ее волос, тут же вспоминал, что пообещал тогда, на охоте, за свою жизнь. А рука почти не болит и, может быть, он тогда просто испугался? Как сопливый щенок, задрожал, стал вилять хвостом, чтоб перевилять страх. И пообещал зря? Вдруг лесной кот уже умирал и просто свалился бы сверху, раскинув лапы с длинными гнутыми когтями, а Меру вылез бы из-под него. А руку вылечил бы Тику, мало ли рук и ног ранят в лесу охотники племени…
Continue reading →

предыдущая

49. Кора и шар

Близнецы кричали, ссорясь, и Кора выгнала их на мостки, велев гулять, пока светло. У нее болела голова, так сильно, что мутилось в глазах и бегающие по хижине мальчишки казались темными тенями. Она смотрела перед собой, проснувшись и сев на сбитом комками мешке с травой, и видела перед глазами маленький город. Раненый шар истекал золотистой кровью, точил ее через трещину, и все тряпки и мягкие листья, в которые он был завернут, промокли, наверное.
После того, как убежал Корути с Вещью, Кора, выплакавшись, спрятала шар за кадушкой с квашеной зеленью. Не за маленьким бочонком, откуда мальчишки черпали прямо ладонью, смеясь на ее окрики, а за большой, запечатанной глиной бочкой. И теперь каждый шаг по сырой хижине отдавался в груди сознанием того, что город умирает, в тайной нише среди изогнутых жердей.
Continue reading →

предыдущая

48. Амбротип

– Всё?
– Замерзла? – Альехо говорил из приоткрытой двери лаборатории, отвернувшись к столу, что-то делал там, отводя локти и наклоняя большую голову. Аглая нашарила висящий на спинке стула шарф, потянула на себя, прикрывая плечи и грудь. Тонкая шерсть покалывала кожу.
– Подожди… – Витька оглянулся, придерживая старый фотоаппарат с черной гармошкой, стоящий на тонких ногах посреди узкой комнаты.
– Илья Афанасьич, еще надо бы.
Альехо вошел, глянул на прикрытую шарфом Аглаю, которая уже спустила с широкого сиденья босую ногу. Протянул Витьке толстую пластину:
– Сам сможешь?
Витька принял на кончики пальцев прозрачную пластину и, слегка поворачивая, стал поливать ее коллодием из широкогорлой бутылки. Снова резко запахло эфиром.
Continue reading →