ЭПИЛОГ

«Но вечер пришел, наклонился, обнял колючие ветки мягкими лапами. Ждал песен.
Ийка пел. Совсем по-другому. Грустно и ласково. Замолкал надолго, отдыхая. И становилось слышно, как из лунного наперстка, лежащего на ладошке большого листа, падают и падают наплаканные его женщиной слезы. Не как леденцовые нитки, а как тонкие лунные лучи. И много еще чего было слышно, – весь ночной лес.
Тихие сверчки слушали Ийкины песни. А Старый Сверчок махнул лапой очередному внуку, и тот быстренько принес из тайного уголка спрятанный до поры сухой лист с тридцатью пятью слезинами. Вот и пригодились – всем. Чтоб не хрипли Ийкины коленки, – падали-звенели о ветерок и слезы Старого Сверчка – из лунного наперстка.
Так научил Ийка сверчков петь грустные песни…»
Continue reading →

Глава 21

Под самой крышей жили стрижи. Их было полно, чертили воздух острыми крыльями, попискивали на лету, исчезали за краем окна и выскакивали снова, будто падая, пропадали за подоконником и появлялись уже дальше, в утреннем нежном небе. А писк оставался, делаясь тише. Под шифером, где стрижи налепили себе круглых гнезд с бугристыми стенками, их ждали немногие поздние птенцы, попискивали, а потом пищали громко, надсаживались, встречая родителей.
Еще был слышен мерный стрекот, это на углу крыши старательно вертелся флюгер-самолетик с пропеллером на носу. Лежащей Шанельке казалось, вертится, пытаясь стряхнуть надоевшую крутилку. Наверное, у него уже окосели глаза, улыбнулась Шанелька, ногами скидывая простыню.
Continue reading →

Глава 20

Ветер кидался навстречу, растекаясь по стеклу, которое не зря называлось ветровым. И его было видно. Он приносил мелкие травинки, пух одуванчиков, вернее, такие же прозрачные зонтички, но больше раза в три, мелькнут, ударяясь, и стремительно скатываются назад, исчезая. И от этой мелкой веселой мельтешни понималось, ветер – сильный, хотя в боковые окна врывается ласково и тепло, вздымая невидимыми пальцами Шанелькины волосы и ероша короткую стрижку над черными очками Димы.
Шанелька, стесненно смеясь, забирала пряди пальцами, а они вытрепывались, щекотали шею, кидались в глаза и в рот. Пальцев не хватало.
– Отпусти, – сказал Дима, переключая скорость на подъеме, и засмеялся.
Continue reading →

Глава 19

Вечером в корпусе было ожидаемо шумно и истерически весело. Гремела музыка из актового зала, Шанелька отметила, пробираясь со штативом и фотокамерой мимо гитаристов, бандуристов и всяких дудочников, очень неплохая, какой-то неформальный заводной рок-н-ролл. В холлах на диванчиках витийствовали мужчины, то лысые, то бородатые, крепко в возрасте и крепко навеселе, окруженные девами и юношами, опять же с инструментами. Двери в сторону парка без перерыва крутились, сверкая стеклянными плоскостями.
И там, в почти уже черной бархатной темноте, просвеченной огнями фонарей и яркими окнами, орали и шумели гости.
Где-то я такое же точно… слышала и видела…
Так думала Шанелька, идя вместе с Крис в темноту, на дальние пятна цветного света за ветками.
Continue reading →

Глава 18

Несмотря на храбрые слова, Шанелька на территории парка постоянно оглядывалась и вздрагивала, ибо костиков там было выше крыши. Они бродили по аккуратным вылизанным дорожкам, таская за грифы свои гитары, сидели в живописных позах на кованых лавочках и бордюрных камнях, окруженные восторженными дамами, внимающими и подпевающими. Гонялись друг за другом по крупной гальке изогнутого пляжа и, торча пеньками на макушке круглого мыса, орали и махали оттуда руками. И опять же гитарами.
Continue reading →

Глава 17

Надо ли говорить о том, какие места плыли за опущенными стеклами синей машинки, если они тысячи раз написаны маслом и акварелью, углем, пастелью и сангиной? И многие тысячи слов спеты и сказаны, в рифму и без рифмы, о горах, виноградниках, сияющей морской синеве, равнинах, укрытых цветными травами, и склонах с зубчатыми от сосен краями. О дивных южных ночах и сверкающих солнцем днях, пылании закатов, лунных дорожках, сонных восходах с нежными красками воды и теплого неба…
Ветер врывался в салон, путая длинные светлые пряди, а лента дороги виляла и крутилась знаменитым крымским серпантином.
Continue reading →

Глава 16

Весь следующий день дамы посвятили большой канатной дороге. И к вечеру, спускаясь по узкому серпантину, спрятанному в густых тонких деревьях, осеняющих дорогу высокими кронами, снова зевали, судорожно. Глядели на прыгающий впереди свет фар. В голове Шанельки путались толпа, стоящая в очереди на подъем, с синими лицами от солнца, процеженного через полупрозрачные навесы, а казалось – от долгого скученного стояния; просторные пейзажи, на которые они смотрели сверху, сначала из медленного вагона, набитого туристами, – он плавно летел, отбрасывая крошечную тень на тугую пенку соснового леса; а после со скалы, откуда их сдувал ошарашивающе ледяной после нижнего зноя горный ветер. … Непременные шашлыки и пловы в огромных казанах в лабиринте полотняных кафешек на верхушке Ай-Петри, и там же, на улочке сувенирных лавчонок, – кинутые на перекладины толстые бараньи шкуры, с мехом, похожим на дальние сосновые леса, только белые, напрочь запорошенные снегом. Носатые сумрачные торговцы, сами похожие на орла, привязанного к багажнику. Цокая и клекоча, подходили, качая черными головами, осматривали, по-птичьи клоня сухие жесткие профили.
Continue reading →

Глава 15

Чтобы застать в летнем Крыму раннее утро, нужно проснуться намного раньше шести часов, а лучше тогда не ложиться вовсе. В семь часов, когда синяя машинка выбралась на шоссе и неспешно ехала, казалось, тоже иногда вкусно зевая вместе с пассажирами, солнце светило совсем как днем. Ну, может, было чуть менее жарким. Шанелька устраивалась, поджимая ноги, они сползали вниз, задремывая, она вскидывала голову, зевала, сперва тихо, стесняясь, а после уже вслух, громко, подвывая, как пес. В ответ зевала Крис, благоразумно всякий раз притормаживая, и после с заднего сиденья слышались зевки Тани, которая уложила голову на худое плечо живописца Жени, тощего, с темными, разметанными по длинной шее кудрями. С виду Жене было лет восемнадцать, и крупная Таня временами казалась его матерью. Нежный Женин лик клонился к ее голове, потом он зевал, выпрямляясь и моргая большими глазами.
Continue reading →

Глава 14

Противно болеть зимой, когда мерзнешь на остановке, уныло понимая, потому что знаешь и выучила свой организм, хоть и придешь домой, в тепло, все равно уже потечет из носа, а в кармане куртки будут лежать скомканные платки. Но еще противнее болеть летом, думала Шанелька, открывая глаза и медленно разглядывая белый потолок, по которому бегали заоконные звуки. Бегали видимые глазом, так ей казалось. Птичий треск рисовался колючими точками, детские крики – каракулями с оборванными хвостами, рычание машин походило на ребристый след колес, размазанный по известковому потолочному снегу. Летом приходится лежать в жаркой постели, и деться некуда от пота и жары, от нехорошего сердечного стука, а надо вставать, брести в ванную комнату, умыть липкое, искаженное, будто чужое лицо. Или брести быстрее, в туалет, прижимая руку к солнечному сплетению и нагибаясь над унитазом. После, дрожа, снова влачиться в ванную, плеснуть в лицо воды, стараясь не видеть себя в зеркале.
Возвращаясь в горячую постель, она понимала, в комнате не жарко, это ее самочувствие крутит вентили где-то там внутри, развлекаясь жестоко. И вот уже совсем зябко, противно, ноги кажутся сосульками и страшно ими двинуть, вдруг разломятся, роняя осколки. А голова стиснута болью, такой – ледяной.
Continue reading →

Глава 13

Утро было позднее и ленивое. А еще – с молчанием. Шанелька осторожно не рассказывала подруге о ночном приключении, помня о том, как та рассвирепела и обещала ее обидчика – кохтями. Хотя пожаловаться на маленькую стерву Олечку ужасно хотелось, выговориться с язвительной злостью, излив желчь и не накапливать ее в сердце. Они с Крис, бывало, злословили о недругах и неприятных личностях, четко понимая – это не увеличение негатива, а наоборот, выскажешься преувеличенно язвительно, и вся злость улетучивается, не застит глаза, позволяет жить дальше мирно. Но Шанелька опасалась резонного сурового вопроса – если он с тобой так, какого рожна ты снова полетела-побежала, к нему же? Вот и получила, вполне ожидаемо, по глупой блондинистой голове.
Continue reading →