книги Леты. Помнишь…

…помнишь, в книге Конецкого, жизнь в рейсе, буфетчица, с которой спит капитан. И авторское отступление, о том, как обругала его читательница, она была знакома с этой женщиной в жизни, и обиделась за нее. Автор, по ее мнению, возвел напраслину, поиздевался, обсмеял и вообще обошелся не по-джентльменски. И только теперь Лете понятно, что та, живая, получается, обиженная автором, была исходной точкой, из которой вырос яркий, режущий восприятие своей подлинностью литературный персонаж. Эти писатели все такие лгуны, понимают многие читатели, им только дай, такого понапишут. И ведь половину наврут!
Так что это? Просто вранье? Напраслина? Или – ради красного словца?..
(книги Леты, черновики)

книги Леты

…любое, просто, чтоб твой горизонт уходил в бесконечность. Японский язык или историю древних майя, все равно что. Травы, уверенно ответила Лета, и сама удивилась этому. Да. Травы. Вот почему-то. И они проросли маками и полынью, чабрецом и чертополохом в словах, которые вырастали в романе. Нет, уже в романах. Первые травы Леты выросли именно во второй книге Татуиро, когда Витька нашел ‘Книгу змеиных времен’ и стал учиться читать не только то, что написано, а еще то, что говорит ему мир. Травы росли, и то, что писала Лета, наполнилось запахами и вкусом, оно укоренялось, прорастало, плелось, созревало, высыпая семена, которые найдут себе свою воду и свою землю, чтоб вырасти вновь.
(книги Леты, черновики)

Книги Леты

…Мастер жил в лодочном гараже, с женой и детьми, просто летний отдых, но в полутемном просторном помещении, с тусклыми рельсами для закатывания внутрь лодки, все равно у стены притулился маленький рабочий столик, полный цветных склянок и прочих нужных пузырьков и предметов. Лета сидела в кресле, улыбаясь неспешным разговорам через набегающие слезы – было больно, будто кожу жгли – терпела, слушая и кивая. А машинка в сильных пальцах тихо жужжала, клеймя Лету зеленой с голубым рыбой, длинной и стремительной, как морская змея.
Continue reading

с 13 октября – сюда. Новые черновики

Осенью, именно в октябре встают перед Летой неисполненные желания. Хочется ли ей новых мест? Не бесконечно и не постоянно. Но жить где-то, где все новое, выходить из дома, привыкая к местам и предметам, и наблюдая, как они меняются, для нее, делаясь все более привычными, а после вспоминать, какими были в самом начале. И не поймешь, то ли скрывали суть, узнанную позже, то ли, наоборот, показывали ее, без последующих наслоений. (книги Леты)

Книги Леты (поехали, да)

Я начала писать Книги Леты, о них знали три или четыре человека (привет вам, знающие раньше, чем что-то состоялось), вот они и будут мне поддержкой в трудах и укором, когда заленюсь.
Думаю, писать я буду их не торопясь, и параллельно хорошо бы совершить еще какую историю, из таких, что мне нравится писать – с сюжетом и картинками.
В самих Книгах Леты сюжетом будет сама Лета, так думаю. А может быть передумаю, или передумает сама книга.
я собираюсь за ней следить с интересом.
Одну книгу, которая писалась сама, я уже писала, это “Дзига”, повесть о черном коте. То еще приключение, садиться работать, совершенно не зная, куда и как повернется рассказ.
Мне понравилось, но это очень сложно для меня морально, сесть и начать то, к чему не готова, ну люблю я всякие подготовки. Вернее, любила, а теперь многое делаю, импровизируя.
Мои книги меняют меня.
Итак, 13 октября 2015 года. Книги Леты.

книга букаф

28 марта

На этой неделе я люблю два слова.
“Взлелеял” и “кудреватый”. Второе чудовищное, но очень описательно верное. Первое полно смысловых уточнений. К примеру ясно, что взлелеивание – процесс не самый добровольный для взлеле… ы-ы-ы-ы… – иваемого?…

Книга букафф, любовь к словам (записи для Книг Леты)

вместо слов-паразитов приходят ко мне слова-любимчики, ибо (ибо!!!) свято место пусто не бывает. В слове “ибо” виноват писатель Рок, у него в романе кота звали Ибо, меня это восхитило, с тех пор “ибо” иногда просыпается, встряхивается и воцаряется в моей голове.
Кроме любимых слов бывают также любимые формы слова, к примеру, великолепные суффиксы или приставки, и тогда я мысленно повторяю “мягчайший (айш, айши, айший)… , “нежнейший…” и ловлю кайф.
Или великолепно точные названия чего-то, что раньше существовало неназванным. Как японское слово “ваби-саби”, им я теперь здороваюсь с местами, полными увядающей и одновременно непреходящей красоты.
Люблю слова.