32

Убежав к поварихе тете Маше, Валик вернулся с ношеными чистыми полукедами, и Ленка, оставив свой баул в медпункте на первом этаже трехэтажного корпуса санатория, переобулась, натянув чистые носки. Причесалась, разглядывая в окне темные какие-то елки и улыбаясь тому, что для ночлега ей все время попадаются всякие медицинские места, полные белых простыней, ширм и клеенчатых кушеток.
А потом все это вылетело из головы, потому что в рваных облаках просвечивало солнце, делая воду в бухте волшебно-зеленой, а справа, куда они шли, поднимался черный хребет Кара-Дага, зубчато подпирая бледное зимнее небо. И совсем не по-зимнему грелись под распахнутой курткой лопатки и плечи.
Валик забегал вперед, падая на колено, командовал, и Ленка послушно замирала, сердясь сквозь старательную улыбку:
- Не надо снизу. Плохо будет. У меня лицо круглое.
- Хорошее лицо, – обижался Валик и после кнопочки нажимал рычажок, переводя кадр.
Шли вдоль обрыва, сыпля шагами каменную и глиняную крошку. Ленка трогала круглые листья скумпии, такие красные на фоне серых валунов. И смеялась, щурясь от режущей синевы воды, которая в тени черных скал сама становилась черной.

Узкая тропинка вывела их в крошечную, размером не больше комнатки бухту, сплошь засыпанную круглой галькой, и по ней, – спрыгивая следом за Панчем, Ленка ахнула – кругом по ней сверкали розовые и красные пятна. Будто набрызгано краской.
Валик нагнулся, цепляя на палец ажурную скорлупу.
- Их море бьет, а потом катает. Смотри, теперь они даже лучше, чем целые, да?
- Кружевные, – кивнула Ленка, тоже нагибаясь и подбирая скругленные осколки с прорезями.
Валик вытащил из кармана связку веревочек и старых шнурков. Поделился с Ленкой и целый час они старательно собирали раковинное кружево, нанизывая его на веревки. Ленке стало жарко, она стащила куртку, кидая ее на камень. И расхохоталась. Валик увешался весь – на шее и на плечах, на животе болтались веревки с ракушками. Смеясь, затопал по гальке, чтоб они загремели. Теперь уже Ленка держала фотоаппарат, и он замирал, корча рожи и растопыривая руки.
Потом сидели рядом, молча смотрели, как вода прыгает вверх, вскакивая на плотных брызгах, не удерживаясь, валится и утекает обратно, чтоб тут же попробовать снова. Сбоку из-за черной скалы с рыжим боком поддувал тонкий ветерок. И Ленка забеспокоилась, чтоб Валик не замерз, но он отмахнулся, подбирая круглые галечки и швыряя их в прыгающую белую воду.
- Та сейчас пойдем. Через минутку. Наверху еще тепло, там уже таблетку съем. К обеду как раз вернемся.
Continue reading →

31

Автобус снова был полон, и Ленка сидела, так привычно, будто ездила в нем каждый день, и все вокруг знакомо – низкие серые с желтым холмы, редко утыканные столбами, виляющая асфальтовая дорога, громкие женщины с кучей сумок, в которых везли «с города» покупки, и мужички, крепко пахнущие куревом: висят на металлических поручнях, качаясь в такт натужному реву двигателя. Дети, маленькие и побольше, одну девочку Ленка даже подержала на коленях, приняв от большой тетки с тяжелым дыханием из расстегнутой вязаной кофты. А потом с облегчением опустила с колен вертлявую ношу, и тетка, взяв маленькую ручку, потащила к выходу, расталкивая тугую толпу.
Пыльное стекло ловило блики неяркого солнца, которое, то пряталось за низкие облака, то выходило снова. И когда выходило, в стекле отражалась Ленка, и вот она была совершенно ей незнакома – темный глаз, светлая щека и губы, а вокруг – облако кудрявых почти белых волос. Так много – вокруг лица, по плечам и ниже, что приходилось убирать рукой, закидывая за ухо щекотные прядки, а они свешивались снова, и всякий раз Ленка вздрагивала, видя их краем глаза – будто это не ее волосы.

Ночью, вымыв щиплющую голову шампунем, притулившимся в корзинке рядом с обмылком, она толком и не разглядела себя, издалека глянула в черное стекло на белые влажные, свешенные вдоль скул пряди, подумала – надо бы зеркальце вынуть, из сумки, но оно маленькое совсем, а волосы мокрые. И, вообще, совершенно устала от переживаний, мыслей и от увиденного. И от своих поступков и решений. Потому еще раз вытерла голову первой, уже влажной простыней, кинула ее на стенку душа и легла, заворачиваясь в одеяло. Заснула сразу же, без снов. А проснулась от густого пения, и тяжелых уверенных шагов за поворотом стены.
- Не робей, краса младая
- Хоть со мной наедине! – Приближался голос, с усмешкой в нем.

- Стыд ненужный отгоняя
- Подойди, дай руку мне… Ладно, я и сам подойду.
Continue reading →

30

- Да… – сказала Ленка, и крикнула, – да!
Потому что за спиной частил женский голос, срываясь, все пересказывал одно и то же, ой горе ж, горе какое, та автобус, а побежала, ну горе же, и как теперь, ой горе…
- Алло! – она обхватила трубку обеими руками и прижала к уху так, что оно заболело, – да! Валик? Панч? Это ты?
- Ой, горе, а побежала же, и хрусь, так новый же год, и теперя мне что, ой…
- Сейчас рентген, да ничего, вроде, страшного. Вернетесь со снимком. Лангетку положим. Анжела, возьми женщину.
- Ой горе, а еще ж холодец…
- Але, – сказал в трубке мальчишеский хрипловатый голос и повторил, – але! Малая, это ты, да?
- Письмо, – засмеялась Ленка, глядя на себя в черное оконное стекло – полосатый свитер, волосы по плечам копной и в них лицо с темными размытыми глазами, вдоль щеки черная кость телефонной трубки.
- Я тебе, письмо. Валька.
- А я не получил. Привет.
- А я. Ну. Я не послала. Вот.
Они замолчали вместе, и Ленка все смотрела и смотрела на себя, а позади кричали и ходили, что-то сильно звякало и доктор Гена говорил что-то грозное, а после смеялся.
- Я… – сказали вместе. И засмеялись.
Ленка испугалась какому-то в трубке пиканью и закричала туда, в сложенную ладонь:
- Панч, я приехала. Я завтра, к тебе. Да? Ну, если ты хочешь. Если не, ну ты, может быть. Вот черт.
- Мне Вероника сказала. Павловна. Извините, Вероника Павловна. Ага. Я знаю, Лен.
Он замолчал, и Ленка облизала губы. Конечно. Там наверняка у них праздник. Может, мать приехала к нему. На праздник как раз. А теперь он молчит, боится ее обидеть.
- Я могу обратно, – сказала она тихо. Надеясь, что он не услышал.
Но Валик услышал. Удивился скандально:
- Ты с дуба упала, да?
- Это ты упал, – дрожащим голосом ответила Ленка, – с дуба.
- У меня тебе подарок, – сказал Валик.
И сразу все встало на свои места. Ленка влюбленно смотрела на волосы, на красные и желтые полоски. И лицо такое классное у заоконной Ленки Малой, просто улет-девочка.
Continue reading →

29

Иногда Ленка была совершенно уверена, что у нее шизофрения. Не та, о которой орали друг другу пацаны в школе «эй, шизанутый!» или обзывали кого шизиком, не зная, откуда слово пришло, а нормальная такая, с раздвоением личности. Правда, позже Ленка выяснила в справочнике, что и тут неточность, раздвоение личности к шизофрении не имеет никакого отношения, но уже привыкла. А настоящее название было сложным, и она его тут же забыла.
Так вот о раздвоении. Ленка никак не могла разобраться в себе. С одной стороны, чужих людей она страшно боялась. И заговорить с кем-то, спросить, как пройти, или еще что, всегда жуткая проблема. С другой, если барышни гуляли по главной улице – «утюжили Ленту», то именно Ленка вытаскивала их на самую середину пешеходки, полагая, если уж вышли, то чего по кустам под стеночкой красться. И на дискотеке, во второй вечер именно она поменяла место танцулек, бросив Наташкину компанию и утащив подружек к самой эстраде, где ярко сверкали огни и на их фоне силуэты девочек видели все.
Как такое умещается в одной сравнительно небольшой Ленке? – думала она. И снова приходила к выводу, наверное, в ней две личности. Это даже помогало, в некоторые моменты Ленка мысленно вкладывала два пальца в рот и неслышно, но очень громко свистела, вызывая ту – смелую. Которая была, как потрепанный морями и битвами старый пират, жилистый и страшно хитрый. Умный. Без костыля, конечно. Скорее такой капитан Блад, но без благородной напыщенности.
Continue reading →

28

Дома Ленка подумала и стала чистить картошку, мечтая, вот бы она уже пожарилась сама. Сосиски они с Рыбкой поделили, и в холодильнике лежал кулек из грубой крафтовой бумаги, набитый вкуснотой, и парочку Ленка уже съела, заленившись варить, просто так. Съела бы еще, но вздохнув, решила оставить и маме тоже. Вот удивится, что Ленка очередь стояла.
Ленку в любимой маме очень многое не устраивало, она правильно тогда рассказала Валику, про ненависть-любовь, но твердое нежелание Аллы Дмитриевны стоять в очередях она очень поддерживала, сама этого терпеть не могла. А в очередях приходилось стоять буквально за всем, или же питаться дешевой картошкой из овощных магазинов, которая наполовину выбрасывалась в мусорное ведро, но зато стоила 12 копеек за килограмм. …Куры, сосиски, вареная колбаса, да всего не перечислишь. Предновогодние мандарины. Лимоны.
Мысли послушно свернули за словом и потекли в другую сторону.
С тайными знаниями у девочек было туго. Как, впрочем, и у всех.
Continue reading →