Об этом говорить можно много. Я где-то написала тебе, что будь мы мудрецами – молчали бы, все понимая без слов. Возможно, мужчины и женщины созданы настолько разными именно для того, чтоб им было что сказать друг другу.
Continue reading →

Эротические тексты в сети довольно четко делятся на именно произведения – разного уровня качества и – удовлетворители.
Первые могут быть неинтересны. И тогда, читая, скользишь глазами от одной эротической сцены – к другой. Оне всегда интереснее неинтересного текста, так уж большинство людей устроены.
Хорошо, если сам текст хорош. Иногда хорош до такой степени, что перетягивает на себя внимание читателя. И тогда получается забавно. Читатель не замечает матерных слов, чрезмерно откровенных описаний. Или наоборот, запоминает то, о чем сказано вскользь, без конкретики и уверен после, что “там такое!!!” А “такое” выросло из правильного текста – в воображении самого читателя )
Удовлетворители могут быть написаны отменно. Но, увы, рассказами никогда не станут. Как затейливо исполненный фаллоимитатор никогда не станет мужчиной. Со всеми его – мужчины неудобностями, требованиями и недостатками характера.
Удовлетворителям высокой идеи не хватает. Полета. Глобальности.
Есть тексты-фол, с первого и второго и третьего взгляда кажущиеся стопроцентными удовлетворителями. И функцию эту выполняющие отменно. Но послевкусие – долгое, с периодическими возвратами к прочитанному – возмутиться, поспорить, покаянно согласиться, основываясь на новом  жизненном опыте. Следовательно – полноценный рассказ. Литература. С полетом, идеей, глобальностью.
Собственно, это можно отнести не только к эрото. Такая же разница между рассказами и байками, сплетнями, ябедками, изложенными качественным языком.

январь 2008

Изначально матерные слова – самые высокие. Для любви. Когда сказаны дальние, потом комплиментные, после – граничные, и когда уже нечего друг от друга скрывать, да и не хочется… Тогда сказать другому – вот так – самое высшее проявление любви и доверия. Знаешь, говорит не с целью оскорбить и усилить. Просто знает – поймешь правильно. И самой сказать так же. Тогда и выясняется, что они высоки и точны неимоверно. Изначально точны. Все остальное – одежды.
То же – об уменьшительно-ласкательно-дурацких “пупсиках”, “кисюнечках” и “бу-бу кисях-писях” (последнее -  цитата из роскошного диалога в фильме “Джей и молчаливый Боб наносят ответный удар”). Над ними принято издеваться.  В отдалении от отношений двоих.

Январь 2008

Она пришла чуть раньше, и я предложила подождать, пока уйдет знакомая моя семейная пара с другом. Согласилась кивком. Вошла, с высоты своих мера семидесяти пяти оглядела комнату и всех в ней невыразительным взглядом и снова кивнула.
Прошла в дальний угол – сесть в кресло. Пока несла себя, отводя назад узкие плечи, чтоб маленькая грудь казалась больше и выше, колыхая короткий подол белого платья вокруг загорелых бедер, все молчали. Предметы и темы сорвались с места, закружились, не находя – куда, как…
Села, откинулась, расправила шелковый подол. И закинула ногу на ногу. Пока длилось движение, темы, мысли и даже, кажется, предметы – роились вокруг, притягивались…
Устроилась. Продлила в диагональ над полосатым ковром бесконечность коричневых ног. И приготовилась ждать.
Кто-то кашлянул. Споткнувшись раз, другой, – возобновилась беседа.
В комнате появился отчетливый центр.
Ровесница сына. Не красавица. Не умница. Не слишком добра, неприятна в общении. Дочь моей давней подруги.

январь 2008

Ехать до него – десяток километров по разбитому проселку, пылящему пересохшей до белизны глиной. Трава вокруг выжжена и неудобна даже на вид. Суставчатые звонкие стебли, колючки всех видов и размеров, а дальше, за ними, щетина стерни.
Шли пешком, так захотелось, когда приехали в большой поселок Заветное первым автобусом. Жара проснулась позже нас, полдороги успели пройти хорошим шагом, пуская взгляд камушком по плавным холмам, уткнувшимся в дымку на изогнутом горизонте.
Continue reading →

В тринадцать появляется предчувствие Часов. Неосознанное, оно заставляет девчонок носить слишком короткие юбки, мазаться чересчур яркой помадой. Короткость цветения. Настоящего, живущего само по себе, без усилий и необходимости щадящего освещения…
В двадцать пять невидимая рука переворачивает часы и песок с тихим шу сыплется и сыплется.
Шелест его – время потерь, что неотменимы.
Приобретения – будут ли…

Декабрь 2007

Женщины, без поводов злые к предполагаемым соперницам, как правило, неумны. Поле зрения их – дырочка, проковырянная в глухой бумаге зависти. Умещается в дырочке лишь – фигура, улыбка. Или, если она совсем крошечная – отдельно ноги. Или – красивые волосы. А то и симпатия соседа, хотя самой урод этот – нинини, еще чего!
Иногда хочется дать веселого леща такой дуре, чтоб голова дернулась и шоры слетели. Приговаривая ей “купи слона, но – целиком!”…
Не поможет.
Помогает одно. Когда предмет зависти: состарится, износится, скурвится, сопьется, заболеет чем полусмертельным (с обязательной потравой внешности), а еще лучше – умрет. Желательно, в результате аморалки…
Тогда можно будет, поморгав успокоенно, шоры поправить и на следующем предмете сфокусироваться…

Декабрь 2007

… Есть женщины, живущие рядом со своим возрастом. Их двадцать наполнены сожалениями о минувших шестнадцати. А сорок жестоко биты и стоят в углу за то, что они – не канувшие в прошлое двадцать пять.
А есть другие, что носят возраст на себе, как ладную одежду. Не сидят взаперти, в лохмотьях ушедших лет перед распахнутым шкафом, день за днем вертя в руках изношенные шортики-семнадцать, сарафанчик-двадцать два.
Живут…

Декабрь 2007

О драконах я решила никогда не писать, потому что много их вокруг, везде одне драконы. Но, видимо, время пришло – и мне.
Сегодня убедилась, глядя на поверженные старые софоры в маленьком, прелестном еще недавно сквере в самом центре города, драконы – это деревья. Или деревья – это драконы.  Когда вечером светит на выгнутую грудь и высокую шею фонарь, трогая светом прозрачной бронзы чешУи коры и откинутые до выверта ключиц основания лап и крыльев, – это видно особенно четко.
Но видно это и тогда, когда лежат они, тыкая в глаза срезами мощных шей – не увернешься. Долго потом в глазах – чистый срез, зеленоватый кровью-соком, молодой срез зверя в полном расцвете, без дряхлости… Помешал? Кому?
А за пару кварталов дряхлые пирамидальные тополя после урагана – торчат в нацистском приветствии над тонкими трубами газопровода – вот-вот упадут и переломят на фиг. Но сраные рыцари с бензопилами Дружба в страну с названием Улица юных Ленинцев не идут. У них другая война… На виду.
(фото не будет, не хочу я снимать этот бред, зажмурюсь и буду терпеть три года, пока не вырастет – что они там взамен посадят)

Декабрь 2007