…Что-то странное творилось с Эллочкой. Она появлялась все реже, и это радовало. Но выражение тайны на кукольном хищном личике заставляло Галку нервничать. Элла вбегала и, не здороваясь, кидалась к запертому ящику, где лежали ее тетради, листала, с чем-то сверяясь, а потом, повисев на телефоне, исчезала – только мотор за окном взревывал и снег летел из-под колес.

– Я уже у Талашовой всех расспросила, – глядя в окно на Эллочкину машину, говорила Галка, – она и там редко. Может, выцыганила у мужа ювелирный салон или косметический кабинет? И теперь там всем лечит мозги?
– Хорошо бы, – мечтала Даша, – но страшно поверить.
– Ладно. Главное, чтоб не болталась под ногами. Через три дня показ, Даш. Господи! – Галка подводила к потолку сильно накрашенные глаза и, с надеждой глядя на потрескивающую лампу, просила, – только бы ничего не случилось! Господи, пусть никто не подерется, не уедет, и под машину не попадет!
– Типун тебе на язык, Галь!
– И пусть поноса не случится, – продолжала перечислять Галка.

Но случилось другое. Похуже поноса.
За день до показа в ателье прибыла Элла. Вплыла в двери и остановилась, оглядывая трудящихся. Сперва перестал шипеть Аленин утюг, звякнув о подставку. Галка прошла мимо склоненной Даши и остановилась, заслоняя ей свет. Та застопорила машину и подняла голову, собираясь избавиться от помехи. И увидев, что все смотрят в сторону холла, обернулась тоже.
Надо сказать, что премированный высокообразованный дизайнер Элла Валентиновна не уставала радовать подчиненных изысканным вкусом, как своим, так и избранных ею всемирно известных кутюрье. Из огромного числа модных тенденций и масштабных распродаж в столицах мировой моды Элла безошибочно выбирала самые безвкусные и кричащие наряды. Что сидело в ней – память ли о крестьянских предках (красно да голубо – дураку и любо, как-то процитировала Даша бабушкину поговорку), личный ли вкусовой дальтонизм, тлетворное воздействие телевизионных программ, или непомерные амбиции, мешающие увидеть и понять настоящее, – но каждое ее появление было похоже на аттракцион в ярмарочном балаганчике. Короткая белая юбка из скрипящей клеенки, черная кружевная блузка, расшитая золотыми звездами, платье с нарисованной на лобке огромной красной клубничиной, лосины всех звериных расцветок, драповое пальто с золочеными пуговицами размером с блюдце… И множество других вещей, рядом с которыми гардероб барышни Наташи, которая когда-то напугала Дарью пристрастием к стразам и сетчатым чулкам, казался верхом английской чопорности. Иногда после ухода Эллы Галка лезла в закрытый гостевой шкафчик и доставала оттуда бутылку марочного коньяку.
– За вредность, – мрачно говорила, оделяя всех маленькими рюмками, – молоко тут уже не поможет.
– Только лоботомия, – выпивая лекарство, жаловалась Алена.

Сегодня Элла сверкала. Серебряная с разводами парча, сложенная большими углами, окутывала (нет, подумала Даша, не сводя глаз, другое слово надо, жесткое), оборачивала тонкую фигуру, открывая голые плечи почти по локоть. Разводы на парче были красные. Камушки на рукавах и подоле – зеленые. Пуговицы – сапфировые синие.
Жестом оперной певицы Элла медленно отстегнула пуговицу и распахнула одеяние. Парча зашуршала. Миша икнул. Алена пробормотала что-то умирающим голосом. Под парчой взорам туземцев открылся обтягивающий комбинезон из золотой сетки, плотно схватившей худые ноги до самых щиколоток. Галка кашлянула, вперяя взгляд в рядочки веселых кружавчиков на манжетах штанин. А Даша, растерянно сложив руки перед грудью, не могла отвести глаз от черного кожаного лифчика с грубыми клепками и таких же шортов, призванных, видимо, прикрыть срам, обтянутый прозрачной сетью.
Еще на Элле была новая голова. Так показалось Даше, когда хозяйка кокетливо встряхнула огромным одуванчиком ярко-рыжих кудрей, поправляя их унизанной толстыми браслетами рукой. Что это были за браслеты, Даша смотреть не захотела, и закрыла глаза.
Тишина длилась. Элла убрала руку от могучего парика и, надув прорисованные сверкающим блеском губы, подытожила:
– Так и знала. Куда уж вам. Последние тенденции, между прочим. Не про вас.
– И слава богу, – прошептала Настя.
– С вами каши не сваришь, и вот я создала, мы создали, – Элла повернулась, шурша, и выдернула из-за спины стройного женоподобного мальчика, с умильно пухлым ротиком и большими подведенными тушью глазами, – мы с Тэком создали свою коллекцию для показа.
Щелкнули Мишины ножницы, сладкий Тэк, пошарив глазами, нашел брата по гендеру и послал ему многозначительную улыбку, складывая губы сердечком. Миша поспешно отступил и, держа ножницы перед собой, укрылся за швейной машиной.
– Заявочку я оформила. Коллекция называется “Золотая рыбка в сетях гламура”. Это, если вы еще не поняли, – она приосанилась и поймала сползающую с локтей парчу, – ирония и юмор. Дорогая ирония, с большим вкусом отшитая. Десять вещей. Как и положено по заявке.
По замершим мастерам пронесся глухой ропот. Галка медленно вышла вперед и встала перед парочкой новоиспеченных дизайнеров.
– Я… Я свое мнение при себе пока оставлю.
– Правильно сделаешь! – Элла задрала острый подбородок. Тэк испуганно захлопал ресницами.
– Только вещи уже заявлены. По правилам. С фотографиями. И ты не имеешь права переиграть. У нас все есть – портфолио, утвержденная заявка, манекенщицы.
Она стояла перед своим маленьким войском, невысокая, коренастая, в узком черном платьице и высоких шнурованных сапогах, с поднятой большой головой, которую крупные каштановые кудри делали еще больше. Выдвинув квадратный подбородок, гневно смотрела, уже не на безумства парчи, камней и золота, а прямо в глаза своей бизнес-партнерше. Мастера подобрались ближе, обступив Галку с флангов. Только Миша на всякий случай держался за спинами, укрываясь от умильного супер-мальчика Тэка. И в снова наступившей паузе показалось, сейчас Элла дрогнет, смешается, опустит блестящие злостью глаза. Но та, пожав плечиком (что заставило парчу снова свалиться на локти), лениво ответила:
– Подумаешь. Заявку вашу я сняла, мы теперь творческая группа “Элла Вэлла”, а ваша оформлена на старое название. Моя доля в бизнесе основная, все права я имею. Можете со мной судиться. У вас для этого целый завтрашний день.
Она подняла голову, рассматривая цветные подолы спрятанной за шторой коллекции Даши и Галки. Усмехнулась.
– Не желаю, чтоб вы своими тоскливыми тряпками мое имя позорили. Разве это вещи? Ни полета, ни фантазии, ни новых тенденций.
– Зато они красивые. И всегда такими останутся. А твою иронию после показа выкинут на помойку! – крикнула Даша.
Элла смерила ее насмешливым взглядом.
– Ой, кто заговорил? Понаехавшая без регистрации вякнула? Да, да, мне твой бывший звонил, все рассказал, и о том, что живешь в Москве незаконно и о том, как ты ушла от него, кое-что прихватив. Что ты понимаешь в высокой моде, деревня? У вас там коз пасут в таких шмотках, да? Ты бы еще молдавских напевов репетировала, с девками!
– Что? – Даша растерялась, – какие напевы?
– Да все вы… Приедете и качаете права. Ты – уволена. Завтра чтоб я тебя не видела в “Элле Вэлле”. А вы все, – она оглядела тесную группку, – будете отшивать массовку, я комнату арендовала соседнюю, где раньше колясочная была. Сядете там, чтоб не мозолить глаза настоящим заказчицам. И никаких ЕП, никаких детдомов и прочих пролетариев. Наступает новая жизнь!
Все вздрогнули от звенящего грохота. Это Миша уронил большие ножницы из ослабевших рук. Элла прищурилась, победно окинула остолбеневших мастеров острым взглядом и, томно завертываясь в парчу, удалилась, кивнув семенящему следом Тэку.

Молчание в мастерской подчеркивалось унылым гудением старой неоновой лампы, в свете которой лица ребят казались мертвыми. Галка, постукивая в пол каблуком, немного подумала и, подняв большую голову, сказала:
– Ну что. Не умерли, чай. Чай… Жалко, коньяк кончился.
– Щас! – крикнул Миша, убегая к своей сумке. Вернулся, потрясая стеклянной бутылкой, заткнутой неопрятной пробкой из газеты, – вот!
– Самогон, что ли? – Галка шуровала на чайном столике, выбрасывая конфетные фантики, сдвигая к стене немытые чашки, – из дому?
– Фирменная вещь, – обиделся Миша, – это Любочке подарили. Стилизация, вот даже пробка. Но шестьдесят градусов.
– Годится. Наливай, – Галка расставила рюмочки и подняла голову:
– Даш, тебе отдельное приглашение?
Даша стояла столбом, растерянно глядя на то место, где недавно сверкала и шуршала Эллочка. Как же так? Ведь послезавтра показ! А платья? А страхи и мечты? Все кончилось? Так просто?
Она подняла руку и вытерла мокрый глаз, сердито смаргивая.
Все сидели, подняв рюмки, и ждали.
– Я не хочу, – подавленно отозвалась Даша.
– А никто не спрашивает, хочешь или нет. Иди. Будем думать. – Галка поднесла рюмочку ко рту, понюхала и, скривившись, опрокинула в себя. Настя сунула ей кружку с соком.
– Эх. Нормально так стилизовали.
Даша, деревянно переставляя ноги, подошла, села и выпила, не чувствуя вкуса. Послушно отхлебнула соку.
– Может нам заявиться на летний показ, а? С этими же вещами? – пропищала Алена, тыкая вилкой в банку со шпротами.
– Ты пока выпей, – велела Галка, – ну, что скажете о золотых рыбках?
– Ыыыы, – Настя закатила глаза, – я думала, стошнит меня. Еще этот Так. Тэк, растэк. Он кто такой вообще?
– Темнота, – Галка засмеялась, – новая звезда столичной моды. Стилист. По ногтям специалист. Дамочки его облизали, вдохновился и теперь креативит одежу. Нынче все кому не лень создают коллекции.
– Бедная золотая рыбка, – пожалела Алена, – в гробу, небось, переворачивается. Или на сковородке, где она там сейчас?
– В сетке, – ответила Галка, напряженно думая о чем-то, – рыбка в сетке…
– Эта парча… – Даша передернулась, – а ведь идея неплоха, парча с камнями, как на старинных окладах, но так изгадить! Оклады…
– Сетка…
Миша заговорил было, но замолчал. Галка уставилась на Дашу. Та, с тем же выражением, смотрела на ее широкое лицо. Миша цыкнул на всех.
– Рыбка в сетке! И птицы, – Галка говорила медленно, будто нащупывая что-то по ходу говорения, – расписные такие платья, с короткими плащиками витражными, в виде крыльев. Еще бабочки. А поверх платьев – накидки из сетки, из проволочного каркаса и редкой марли, будто сачок. Даша, сачки, клетки и сети. А?
Даша торжественно покивала. По лицу было видно – ни слова не услышала. И ответила:
– Оклады, старинные. Вышивка каменьями и выпуклыми буквами. А сами вещи – темные, состаренные, с фрагментами росписи, будто старые иконы. Черные, и коричневые, но не сплошь, а чтоб все было размыто так, с переходами.
– Там-тарарам! – заорал Миша и в глазах обеих сомнамбул появился осмысленный блеск.
– Уважаемая публика! Вот так рождаются идеи! Стоит ненормальных прижать, уволить и ваще, и тут же – вдохновение! – Он стоял, размахивая вилкой и рюмкой, как дирижер.
– Да их и прижимать не надо, – высказалась Настя, – ночью палец покажи, они этот палец превратят в черти что, не просыпаясь. А делать-то что будем?
– Еще налейте, – Галка подставила рюмку. Но пить не стала, оглядела всех, вертя ее в руках.
– Ребята, к вам претензий нет. Шейте массовку, что же зарплату терять. Я ее шить не буду. Она для меня – болото. А мы с Дашей… Ну, неужели не придумается ничего? Насчет заявки позвоню, все выясню. Нам бы только пройти по подиуму. Это всего двадцать минут!
– Давай моделькам слабительного насыпем! – предложил Миша, – пока они будут в сортире сидеть, вы и пройдете!
– А кто пройдет-то? – спросила Галка, – эта стерва увела манекенщиц! Сами пойдем? Даша, да не сиди ты пнем, думай!
– А что? – Миша приосанился, – выйдем, чо нам терять!
– Тэку ты в платьице понравишься, – захихикала Алена.
– Я передумал, – тут же передумал Миша. И все, прекратив нервную болтовню, уставились на Дашу.
Даша ни о чем не хотела думать. Усталость, долго сдерживаемая, оставленная на потом, на после показа, кинулась в голову, в ноги, придавила душным одеялом. Хотелось натянуть его на голову и лежать, прокручивая перед глазами тихие картинки. А в реальности, где рычат швейные машины, щелкают ножницы, машут квадратными ногтями Эллочки и ухмыляются женоподобные Тэки, пусть суетится кто-то другой. …Лежать и мечтать, о платьях, которые незачем шить. Которые – только в голове.
За спиной запищал телефон. Мой, отметила Даша и встала. Реальность не отпускала.
– Даша, привет-привет! Девчонки Даринины спрашивают, может, примерку сегодня? Ну, раз такие дела… – Ирена говорила в меру похоронным голосом.
– Ну, пусть примерка. Только… Я не знаю, где дошивать. Уволили меня.
Ирена помолчала. Потом сказала неловко:
– Я тоже. Меня тоже. Ну, уволить пригрозили. Если бы не операция, Даш, я ваши платья так показала бы. Но потом выкинут и снова работу искать. Я не могу.
– Ладно. Нормально.
– Так пусть приедут? Они в Москве, могут через час уже. Все четверо.
– Пусть приедут, – механически повторила Даша, – все четверо.
Положила телефон и, поворачиваясь, наступила Галке на ногу. Та стояла вплотную.
– Четверо? – утвердительно спросила Галка и закричала сердито и звонко, – четверо! Вот они и пойдут, мать их! Быстро, Дашка, готовь мои платья. Миша, снимай с вешалки! Бля, а где их натаскать, чтоб не упали с подиума? В подъезде холодно.
– А-а… Так заявка же? – Даша оторопело крутила головой – по мастерской уже метались Миша с длинным шестом, Настя с платьями на руках.
– Насчет заявки разберусь. Дарья, не кисни. Тебе задание – девчонок не отпускать, пока не покажут, что смогут хоть как-то пройти, да блин, хоть постоять выгоним их на подиум! Думай! А то я тебя сама уволю! Еще раз.
Взметая лежащие по столам тонкие тряпочки, Галка метнулась в холл, а Даша уцепилась за спинку стула, соображая. Еще секунду назад голова казалась битком набитой никчемными лоскутами, все смешалось в клубок – страх вылететь из страны, злость на Олега, который спелся с Эллой, отчаяние из-за увольнения и, чего греха таить, унылое смирение с провалом показа. Но Галкины сердитые крики, хлестнув по ушам, вдруг этот клубок размотали, разваливая на отдельные части.
И, не обращая внимания на суету, Даша застыла, в такт мыслям похлопывая ладонью по спинке стула. Итак, все из головы нафиг. Задача номер один – девочки должны пройти. Их четверо, трое худых и одна толстушка. Каблуков не надо, к платьям есть сандалии, кожаные. Отлично, хоть ноги не подвернут. Еще одна нужна девчонка, для свадебного платья.
Даша навалилась на стул и глубоко вдохнула. Если некому будет, пойду сама, решила отстраненно, прогоняя картинку огромного зала с белыми пятнами лиц.
Так… Теперь, где репетировать?
Она прошла к своему столу, схватила мобильник.
– Дани? Данилушка, очень-преочень нужна твоя помощь. Да, все хорошо у меня. Нормальный голос. Мне нужно, чтоб сегодня и завтра мы с девочками могли побыть у тебя. В студии. Все арендовано? Без перерывов? Тогда в соседнем, где я шила кожу. Угу. Ты нас встреть, пожалуйста. Через час будем.

Через час они с Мишей гнали через блестящее подтаявшим снегом шоссе испуганных радостных девочек, нагруженных пакетами с вещами. Миша гордо осматривал их с видом пастуха, ведущего стадо на ярмарку, а Даша, вбегая в стеклянный холл, подставляя Даниле холодную щеку, лихорадочно прикидывала, на кого какое платье надевать.
– Я вам обогреватель сейчас принесу, – открыв зал, Данила умчался, а Даша, отойдя в угол, уткнулась в мобильник:
– Дарина Васильевна, это Даша, из ателье. Мне надо девочек задержать, до вечера. До ночи, вернее. И чтоб завтра. И послезавтра. А лучше, чтоб сегодня и не ехали обратно, чего время терять. Что значит, много на себя беру? Дарина Васильевна, дело жизни и смерти! Я объясню…

Бегали со стульями Миша и Данила, девочки, осторожно доставая из пакетов невесомые платья, прикладывали к себе, калился в центре зала большой обогреватель, исходя красным светом. А Даша спорила с завучем, уговаривая ее.
– Я не имею права! – поскрипывало в трубке, – как вы не поймете, деточка. Это подсудное дело, они обязаны вернуться. Им всего по шестнадцать лет!
– Они радуются! А нас могут уволить, всех. Ну, что же делать! Они уже надели платья! Вы бы видели, какие они красивые!

Она беспомощно оглянулась на четырех девочек, те стояли, переминаясь, бледными от холода руками оглаживали на боках прозрачный шифон. Миша ходил вдоль маленького строя, неся на локте кожаную сбрую. Даша снова прижала к щеке теплый мобильник:
– А приезжайте сами! Будет все под вашим контролем! Ну, пожалуйста! У нас тут та-ак чудесно!
Огромный зябкий зал был заляпан краской и побелкой, в дальнем углу притулились наспех сколоченные козлы, по грязному полу сквозняк гонял обрывки бумаги. Даша осмотрела запустение и повторила убежденно:
– Вам понравится!
– Я могла бы… – в голосе завуча слышались нерешительные нотки, – но далеко добираться, как же я…
– Ничего. Мы за вами приедем! На машине!

И, отключаясь, она испуганно крикнула девочкам, что столпились вокруг обогревателя:
– Не сожгите рукава!

Миша ползал на корточках, мелом рисуя на полу очертания подиума. А к Даше подошел Данила. Глядя, как снова набирает номер, спросил:
– Еще помощь нужна?
– Даничка, спасибо. Пока все. Была бы машина, привез бы завуча, ну, ничего.
– А кому звонишь?
– Саше. Александру. У него есть, может, он согласится.
И замолчала, когда большая рука облапила телефон. Пряча его в карман, Данила сказал хмуро:
– Ему ты звонить не будешь. Еще не хватало.
Ошеломленная Даша сделала шаг к нему, но Данила отступил, набычиваясь.
– Верни телефон! – голос ее зазвенел, ударяясь о потолок.
– Нет. Это повод чисто, да? Почему номер не удалила? На всякий случай оставила?

Даша стояла вплотную и смотрела на подбородок в светлой щетине. Черт знает что… Сегодня утром, просыпаясь, дышала его запахом и целовала вот эту скулу, шептала в ухо всякие глупости. Были – вместе. И вот – совершенно чужой, вдруг встал на дороге, где она – на полной скорости, а время поджимает!
– Данила, не глупи. Времени мало. Был бы ты с машиной, попросила бы тебя. И хорошо, что телефон не удалила.
Он снова отступил на шаг, чтоб видеть выражение Дашиного лица.
– Выходит, тебе дело важнее всего? И меня тоже?
Она пожала плечами, удивляясь:
– Сейчас – конечно. Иначе ничего не добьюсь. Но я тебя люблю, Дани. Дай.
Данила смотрел на ее протянутую руку, на застывшее лицо и неподвижные глаза. Хочешь другую? – шелестнуло в голове, – тихую и послушную? Табити-Апи, женщина, соединяющая небо и землю… Такая не может быть простой.
Он медленно полез в карман за телефоном. Чуть-чуть не успел.
– Миша, – крикнула Даша, и голос ее метнулся посреди голых стекол, – Миша, набери Александра, того, что дрался, и дай мне трубку.
– Да забирай, – буркнул Данила и, сунув ей мобильник, ушел, хлопнув дверью.
Даша схватила теплый от его руки телефон.
– Алло, Саша? Добрый день, Саша. Помощь нужна. Хорошо дела. Спасибо. Не совсем ты нужен. Машина нужна, Саша, срочно! Вертушинка, это километров сорок от Москвы. Привезти человека и кучу вещей. Пожалуйста!
Морщась от нетерпения, слушала неторопливый многословный ответ, и вдруг, что-то о Саше сообразив, перебила:
– У нас тут два дня сплошного адреналина. Чем закончится, не знаю, может, в кутузку всех посадят. Едешь? Угу. Ждем.

Продолжение следует…