В которой предыдущие неприятности оказываются вполне себе плавным течением обыденной жизни, и Даша начинает лучше понимать смысл первой части пословицы про суму и про тюрьму

Над головой взлетела ракета, бросая на мохнатую снежную круговерть зеленые блики. Дрожащий свет падал вместе со снегом, и вокруг все вспыхивало зелеными пятнами, будто в лицо кидали эти комки, – смятые небрежно, лишь бы долетели.
Даша шла неостановимо, мерно и сильно, вдавливая подошвами шнурованных ботинок тугую, чуть подтаявшую землю, и зеленые глаза с черными, вертикально поставленными зрачками, расширялись и сужались, сканируя все вокруг. Впереди замаячила пирамида елки, по которой ритмично пробегали нервные всполохи огней. Даша замедлила шаг и удобнее перехватила рукоять бластера. Косая тень от крайнего дома в переулке ложилась на сверкающий снег лезвием черного топора.
Вот они – пляшут, вскидывая корявые ноги, скалятся кривыми острыми зубами, раздувают ноздри. И, крутясь по яркому, желтому от фонарей снегу, кидается из стороны в сторону шум: визг, блеянье, резкие крики.

Даша подняла бластер, прижав к горячей щеке полированный множеством рук приклад, сузила зрачок, загоняя взгляд в перекрестье прицела. Крест плыл по кривляющимся лицам, и – вот! – Уперся в широкий оскал, раздвинувший сизые от частого бриться щеки. Даша слегка надавила пальцем спусковой крючок и мысленно приказала: «посмотри в глаза своей смерти»…
Лицо замерло, оскал потускнел, опустились вниз скрюченные руки. …Надавить чуть сильнее – и откинется назад голова, разлетятся в стороны лицемерный взгляд, сизая синева и уверенная мужская улыбка. А тело грузно шмякнется на желтый сверкающий снег.
Даша ослабила палец. Ствол двинулся вниз. «Да ну его», подумала сердито и прижала опущенный бластер к бедру. Саша, проследив за движением ствола, обмяк, но тут же выпрямился. Пониманием блеснули глаза. Поползла, расплываясь по сизому, самодовольная улыбка.
- Патрисий… – сказала Даша.
Позади зарокотало и, перекрывая косую тень, выдвинулась на желтое другая, – огромная, покрытая острой щеткой зазубрин, с круглой головой, увенчанной треугольниками ушей. Шел, обходя Дашу, от высокого бока веяло живым теплом, а тень вырастала, становясь исполинской, закрывала бледные точки звезд.
Саша закричал. Складываясь пополам, спрятал лицо, обхватил голову руками.
- Крови не надо, – велела Даша, – испугал и ладно. Пошли. Ну?
Она ровным шагом пересекала площадь, в стороны прыскала перепуганная нечисть, бессильно улюлюкая и визжа. Патрисий недовольно взмуркнул (с крыш снялись голуби и стаей кинулись в черное небо), поддал скорченную на снегу фигурку и, брезгливо отряхнув огромную лапу, пошел за хозяйкой.
- Я больше не буду-у… – Сашин голос удалялся, превращаясь в тонкий писк.
- Врешь ведь! – Даша с досадой швырнула бластер в стену.
И проснулась от резкого толчка.
- Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Преображенская площадь», – без выражения проорал динамик.
Даша оглядела пустой вагон и запахнула сбившееся пальто. Мех защекотал подбородок. Вагон трясся, подпрыгивал на стыках, выл песню метро. Вой плавно утих, залязгали двери. Даша вышла в большой зал, в котором бродили редкие пассажиры, и двинулась к эскалатору.
…Там Патрисий, там беспорядок, кучи вещей, наваленные на столы, немытые чашки на столике в закутке. А еще там – синий аквариум новой витрины с красивыми неживыми девочками, их никто не обидит и не обманет, все будут лишь восхищаться, разглядывая. Сейчас Даша снимет свое счастливое платье, расчешет волосы и заплетет их в обычную косу, с такой в школу ходила в седьмом классе, пока не постриглась. Уберет тот хлам, что мешает, попьет чаю и устроится на старой тахте, с книжкой, а то в последний месяц и почитать было некогда. Патрисий уляжется на живот, запоет ей одну из вечных кошачьих песен. Песню зимы.
Наверху было холодно, и она поспешно накинула капюшон. Потопталась, согревая мгновенно озябшие ноги, и побежала по темным дворам мимо освещенных шумных окон, за которыми праздник только набирал силу. «Орхидея» высилась над домами, и Даша, издалека увидев полоску желтых квадратиков под огненными буквами, остановилась. Боясь передумать, быстро полезла в пакет, вынула сумочку и, раскрыв, достала мобильник. На счету копейки. Но – местный звонок, на пару минут разговора хватит. Ткнула пальцем и задумалась, глядя на цепочку цифр. Так восьмерка или девятка? Пусть – восьмерка.
Деревья молча стояли вокруг, сверкали в голых ветвях синие и желтые огоньки.
- Аллоу? – распеваясь, произнес ласковый женский голос.
- Алло, – ответила Даша, собираясь с мыслями.
- Кто это? – голос заледенел.
- Это… Даша. Дарья. Из…
- Ах, Дарья! – и вдруг трубка взорвалась воплем, – ты! Да сколько можно? Теперь уже Дарья какая-то! Скотина!
Даша отставила трубку от уха и ошеломленно посмотрела на экранчик. В динамике стихло. Отбой. Может, все-таки девятка? Или это такая там вечерина? Такие вот девочки у Данилы?
Сунула бесполезный телефон в сумочку. Денег на второй звонок уже не осталось.
- Ну и ладно. Не судьба, значит…
Пробежав по диагонали пустой двор, выскочила на автостоянку перед ателье и застыла, сжимая в руке пакет. В мастерской горел свет, бродили какие-то тени, а витрина, синяя сверкающая витрина была разбита и черна. Смутно белели ленты, крест накрест перечеркивающие пустоту, заваленную содранным, черным в темноте шелком, и где-то в углу мигала одинокая лампочка, освещая нагромождение кубов, шаров и новогодних гирлянд. В кучу сваленные посредине, торчали белые руки и нога, прикрытые скомканной тканью.
Даша медленно подошла ближе. Взгляд срывался, не имея сил остановиться на чем-то одном, сердце глухо тукало под пальто. А по спине пополз холодок. И, когда в сумочке затрезвонил телефон, она дернулась и уронила пакет. Нагнулась, вороша, вытащила и сунула к уху:
- Алло? Галя?
- Что, веселишься? – квакнуло в трубке.
Она молчала и только сильнее прижимала телефон к щеке.
- Я тебе обещал веселье попортить, обещал? Будь уверена, всех ментов подниму, покрутишься у меня.
Почти оглохнув от паники, она отвела руку от лица. Звонил Олег и, прочитав имя, она быстро нажала отбой, будто затыкала ему рот.
- Эй ты, в шубе! – из подъезда к ней спешила темная фигура. В свете из мастерской мигнули блики на плечах. И Даша, тыкая телефон в карман, кинулась в черные кусты за стоянкой. Тяжело дыша и заслоняясь подхваченным пакетом, проломилась через жесткие ветки на детскую площадку и приготовилась бежать, изо всех сил. Но замерла. Патрисий! Бедный, он там! И там милиция. Его вытолкают на мороз, и значит, все выйдет так, как хотел Олег.
Пригибаясь, села на корточки, и, замерев, следила через переплетение веток, как темная фигура, пометавшись под мигающей лампочкой разоренной витрины, медленно двинулась обратно. Хлопнула дверь подъезда. И почти сразу распахнулась, взрывая приглушенный шум всеобщего праздника диким воем и криками.
- Пошел вон, чорт, – визжала коньсержка.
- Ухо оторвал, паразит, – орал мужской рыдающий голос.
- Скотина черная, откуда взялся!
- Да пни его!
- Ух, сволочь мохнатая! – античным хором завопили несколько голосов сразу.
- УУУООЫЫ МРАФФФ ЫЫЫ! – перекрыл вопли победный клич.
Даша вскочила и, царапая руки ветками, закричала во все горло:
- Патрисий! Сюда!
Через полминуты мчалась обратно к метро, прижав к животу тяжелого кота, ветер холодил облизанные шершавым языком щеки. Патрисий болтался подмышкой, съезжая, и взмуркивал, торопясь рассказать о своих приключениях. Даша перехватывала его поудобнее, и, задыхаясь, глотала морозный воздух.
- Потом, потом расскажешь.
- Муарразм, – подвел первые итоги Патрисий и замолчал.

К метро Даша вышла через узкий проулок, похожий на тот, что снился ей недавно, остановилась, сдерживая дыхание. Усадила Патрисия в пакет, и, перед тем, как зайти в стеклянные двери, внимательно осмотрела пустую освещенную площадь. В голове крутились угрозы, сказанные по телефону, мешались с картинками разоренной витрины и черными тенями за окнами ателье. Засосало под ложечкой – там остались все вещи и паспорт там. Без регистрации. А вдруг вся милиция Москвы уже ищет ее и завтра на стендах «Их разыскивает…» появится фотография – коротко стриженая шестнадцатилетняя Даша мрачно смотрит в объектив. Она вздохнула, спускаясь вниз по широким ступеням. Так страдала, что страшненькая в паспорте да непохожая сама на себя. Теперь что, нужно радоваться?
В вагоне снова было почти пусто. Только трое ребят – два парня и девушка, совсем девчонка, сидели, развалясь, на дальнем диване. Девчонка в черной курточке, в высоких ботинках-мартенсах и черных колготках, смеясь, отбирала фляжку у своего спутника, обтянутого камуфляжем, и, отхлебнув, передавала другому – в огромной куртке с откинутым капюшоном и штанах мешком. Скользнула любопытным взглядом по жемчужному подолу Дашиного платья и что-то сказала парням, показывая на нее. Даша отвернулась и стала смотреть в черное стекло напротив. Не удержавшись, снова глянула на тройку. Теперь они все рассматривали ее. И в ответ на взгляд огромная куртка отсалютовал ей фляжкой. Даша напряженно улыбнулась, отворачиваясь. И, радуясь, что платформа оказалась с ее стороны, вскочила и вышла на станции, не услышав ее названия.
- Эй! Эй, русалочка! – через вой уходящего поезда пробился голос и топот за спиной.
- Подожди. С праздником! – мальчишка в камуфляже встал перед ней, отрезая путь к эскалатору. Улыбнулся щербатым ртом.
- Чего тебе? – Даша перехватила тяжелый пакет. В гулком зале никого кроме них не было. Нет, вон за колонной сидят двое нищих, заставили лавку кульками и пакетами, роются в них, кажется, едят.
- Подари сигаретку, а? – мальчишка шутовски вывернул карманы, – а то мы все прогуляли, ваще, как бесы.
Двое других подошли и встали рядом с ним. Девочка разглядывала Дашу, а парень в огромной куртке не поднимал головы, набирая смску.
- Я… – Даша хотела сказать, что нет у нее, торопится и – пропустите… Но куда ей торопиться?
- Сейчас. Достану.
Подошла к скамье и, бережно поставив пакет, вытащила сонного Патрисия, посадила на гладкое дерево. Тот поморгал и, обвив хвостом лапы, царственно выпрямился.
- Ой! – девочка присела на корточки, потрогала кошачье ухо, – вы с котом! Какой он…
- Алина, не трожь, – парень захлопнул телефон, – не волнуй мужика, у него своя есть.
- Нате, – Даша подала раскрытую пачку, – мне оставьте парочку, остальное берите. А можно с вашего телефона позвонить? У меня деньги кончились.
- Угу, – парень в куртке складывал сигареты в нагрудный карман, – говори номер. Тут связь есть, Курский.
Девятка, подумала Даша, нужна теперь девятка. Но женский вопль снова зазвучал в голове и она, поглядывая на экран, продиктовала номер Галки.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети… Аппарат абонента выключен или находится вне…»
- Что, не везет? – камуфляжный сочувственно цокнул. Чернокожаная Алина, по-прежнему сидя на корточках, строила глазки Патрисию. Огромная куртка сел на скамью и вытянул ноги в тяжелых ботинках.
- Ты садись, может, он в метро, едет. Через десять минут еще наберем. На, – протянул Даше плоскую флягу. Она взяла, понюхала горлышко.
- Нормально! Виски там. Я у бати сцедил, из новой бутылки, – мальчишка засмеялся, – а бутылку долил чаем.
- Хорошо хоть чаем, – подала голос Алина, – а то мог бы…
- Та ла-а-ана, – протянул тот.
Даша хлебнула. Подождала, пока горячая волна опустится до желудка, и хлебнула снова.
- По-нашему, – одобрительно заметил камуфляжный, – а зажрать нечем. Только твои сигареты.
- Обойдусь.
Алина села рядом, положила руку с черными ногтями на голову Патрисия. Тот не протестовал, и Даша вздохнула свободнее – интуиции Патрисия она доверяла. Виски грело ее изнутри и отчаяние отступало. Вместо него пришла, прикорнув в затылке, тихая печаль.
- Что же теперь будет-то… – проговорила она сама себе.
Алина спросила сочувственно:
- Поругалась да? Или жена застукала?
- Да, так… неприятности, – Даша повертела сумочку, положила рядом с собой на скамью. Спрятала руки в меховые рукава.
- Ты платье порвала, – Алина показала на разодранный подол, – жалко, красивое какое платье.
- Черт с ним.
- Я – Петр. Дай мобилу свою, – огромная куртка протянул руку.
- На, – равнодушно сказала Даша, кладя мобильник на белую ладонь, – держи, Петр-ключник.
Тот наклонил растрепанную голову, тыкая в кнопки.
- Денежку бы, – проскрипел над головами дрожащий голос, – на похмел дай, а?
Даша подняла голову. Над ней, склонившись, стоял нищий. Оставив своего спутника, окруженного пакетами и кульками, протягивал свою руку, грязную. Пахнуло мочой и перегаром. Загудел подбегающий поезд. Даша открыла рот, сказать, что денег почти и нету, но тут нищий, дернувшись, развернулся и побежал к закрывающимся дверям поезда. Алина вскочила.
- Спер, сволочь! Петька, ну ты что! Ярик, бля!
Поезд завыл и поехал, увозя кривую фигуру в лохмотьях. Даша растерянно щупала скамью там, где только что лежала ее сумочка, вечерняя, маленькая, а внутри – кошелек с несколькими купюрами, ключи, косметика и запасные трусики в маленьком пакете.
Дальняя скамья, на которой так основательно расположился второй нищий, опустела тоже. Исчезли кульки и пакеты.
- Придурок, – сказал камуфляжный Ярик и выругался. Алина, пританцовывая, бегала вокруг скамьи, повторяя:
- Сволочь, сволочь. А что там, там деньги да? Ценное что?
- Дай, – Даша протянула руку за фляжкой, – да какие деньги, триста рублей. На мелкие расходы.
- Теперь ты, как мы, – проговорил Петр, – а к ментам иди сама. Нам нельзя, весь вечер ништяки стреляли по станциям, нас заметут.
- Нет! – испугалась Даша, – мне нельзя, к ментам нельзя.
Петр посмотрел с пониманием, потер большой ладонью подбородок, присыпанный юношеской щетиной:
- Пошли наверх. Все равно станция через полчаса закроется, мусора щас пойдут всех выгонять.
Даша вскочила, поспешно усаживая в пакет Патрисия. Встречаться с мусорами ей никак не хотелось. Вчетвером они встали на эскалатор. Алина вертелась и, поглядывая на Дашу сильно накрашенными продолговатыми глазами, улыбалась ободряюще. Плыли навстречу короткие фонари между лентами эскалатора, и в такт плыли в голове у Даши мерные одинаковые мысли. Что теперь будет? Что делать? Что будет?
Ответов не было.
- На, – Петр сунул ей в руку телефон, – я перевел на счет сто рублей, можешь теперь со своего набрать.
- Спасибо, – Даша нажала кнопку, снова безнадежно выслушала о том, что “аппарат абонента…”
Эскалатор мерно шумел, придвигая к ним яркий свет и белые потолки верхнего вестибюля.
- Блин, менты! – Петр рванулся вперед, по лестнице навстречу фуражкам и вдруг легко перепрыгнул алюминиевый парапет над изгибом эскалатора. Под заливистую трель Ярик дернул Дашин рукав, прокричал:
- Ты ехай. Алька, валим!
И непонятно смешавшись, двое мелькнули в проходе между заборчиками, понеслись к боковому коридору. Даша, открыв рот, проводила глазами милиционеров, помчавшихся следом. Выпрямилась и, прижав к боку тяжелый пакет, ступила на кафельный пол. С бьющимся у горла сердцем величественно прошествовала мимо стеклянной будочки дежурной, придерживая разорванный рядом с разрезом подол. Дежурная читала газету и не подняла головы.

Продолжение следует…