В которой Даша знакомится с новой заказчицей и новым для себя образом жизни, не слишком мирно говорит по телефону и кое-что новое о себе понимает

За работой полюбить Москву Даша никак не успевала и маялась за это виной. Когда только приехала из Южноморска, – боялась всего, старалась выходить только с Олегом, и их прогулки казались ей картинками с конфетных фантиков – она увидела Красную площадь, собор Василия Блаженного, Москву-реку, и огромную фигуру Петра над ней. Увидела московские вокзалы и несколько музеев. Это был интересно, но живым город не делало.

Несколько раз, когда уже перестала бояться милиции (а сперва ей все казалось, что каждый кинется, чтоб ее, Дашину, регистрацию проверить), – она выходила на случайной станции метро, чтоб пойти, куда глаза глядят и найти другую Москву – настоящую. Но наверху, куда через стеклянные размашистые двери выплевывал ее колготящий вестибюль, все было пыльным и серым, мчались машины, такие громкие, что хоть кричи – никто не услышит. И можно было идти полчаса, а настоящей Москвы все не было. Признавать же настоящей Москвой серую суету Даша наотрез отказывалась.
Когда устроилась на работу в ателье, узнала еще одну Москву. Ту, которую называла “куски”. Каждому работающему горожанину полагался свой кусок: дорога до станции, дорога в метро или в электричке, дорога в автобусе. И окрестности: дома, где живешь и работы, где работаешь.
Отправляясь из квартиры Олега по утрам в ателье, Даша считала, что ей повезло. Со станции Нагатинская она ехала под землей и выгружалась на Преображенской. Там было неплохо. Можно было подняться в гущу жилых домов, где много деревьев, или к белым корпусам каких-то офисов, что все время меняли вывески и таблички – перед ними скакал, крутя бешеную воду, абстрактный фонтан. А можно было выскочить к небольшому рынку, лихорадочно изобильному, как все рынки столицы. От метро к ателье – три остановки на троллейбусе, но Даша бежала пешком, чтоб не завязывался жирок на боках. Уходила от дороги за дома и шла по дворам многоэтажек, через месяц зная, где какое дерево растет, где асфальт проломлен, а где детская площадка с забавными деревянными фигурами.
На подходе к ателье радовалась Преображенскому кладбищу – маленькому и старому, закрытому огромными деревьями. Если пройти дорожками, то даже машин почти не слышно. А у самого дома, громадной белой сороконожкой ползущего вдоль шоссе, обязательно останавливалась, чтоб посмотреть на парк Сокольники, раскинувшийся за бизнес-центром «Орхидея».
Иногда раздражало, что ее кусок – один из великого множества, получается, самой Москвы она так и не знает. Но потом пришла мысль, простая. Ведь если в Москве живут десять миллионов человек, а в Южноморске – сто тысяч, то сколько же южноморсков можно разместить на территории столицы? И ей стало спокойнее. Ведь живя у моря, не убивалась она, что мало знает десяток окрестных городов. Значит, Москва кусками – это нормально. Так думала, торопясь в ателье, и обещала себе, что уж по выходным обязательно будет ходить с Олегом по музеям и театрам, следить, кто приезжает с концертами, и да – хорошо бы на симфонический оркестр попасть, совсем настоящий. А еще подмосковные усадьбы и парки. А еще…
Но суббота была занята срочными заказами, а по воскресеньям – постирать и прибраться, что-то приготовить и привести себя в порядок.
Еще одну Москву – магазинную, она узнала, уже бегая с Галкой по тряпошным складам и торговым центрам. Иногда, посреди охоты, перекидывая баул, набитый драгоценными трофеями, из одной руки в другую, Галка вдруг говорила, рассматривая афишу:
- О! В Манеже выставка моды, Англия. Забежим?
И они забегали, оставив баулы в гардеробной, с независимым видом проходили в помпезные залы, в своих пыльных кроссовках и потрепанных джинсах (Галку это угнетало намного больше, чем Дашу), разглядывали манекены. Или японские гравюры. Или – изогнутые мечи и парчовые халаты в музее Востока. Или фотографии Дианы Арбус. Даша подозревала, что до ее появления Галке забегать в такие места было не с кем, и радовалась счастливому совпадению интересов.
Была еще Москва бутиков и огромных торговых центров, ее Даша знала совсем плохо – не те доходы. Ее деньги зарабатывались с таким трудом, что чашечка эспрессо в пафосной кофейне – месте отдохновения в Москве бутиковой, казалась кощунством.
- У нас, Даш, горбатая работа, – говорила ей Галка, – пока брендом не станем, так и будем гнутые сидеть за машинками.
А потом они снова начинали спорить – можно ли этот самый бренд этим самым горбом заработать…

Дом в Печатниках, куда они приехали с Александром, указательным пальцем упирался в черное небо, дырявя его квадратиками желтых окон.
Припарковав машину, Саша повел Дарью в супермаркет, стеклянно светивший посреди хрусткого света фонарей, и, поставив в теплом углу, побежал в толпу. Даша, переминаясь в тесноватых сапожках, смотрела, как мелькает его коротко стриженая голова над откинутым капюшоном. Иногда Саша оглядывался и, найдя ее глазами, улыбался.
Вывернулся из толпы, неся в руке бутылку шампанского и большой аляповатый букет с золотой пудрой поверх цветов и серпантином на обертке.
В лифте молчали, Даша волновалась. Пока он не сказал:
- Хозяйка тоже с югов приехала, года три назад. Юрик ей купил квартирку. Однушку.
И Даше стало немного полегче. Может, свой человек? Может, найдут общий язык…

Распахнув двери, хозяйка близоруко сощурилась, разглядывая гостей и одновременно выпевая:
- Ах, какие гости! Саша, давно не был, ну что же ты…
В тесной прихожей подставила щеку и кокетливо рассмеялась, когда Саша быстро клюнув ее поцелуем, отклонился от объятий. Радушно улыбаясь Даше, внимательно рассмотрела меховое пальтишко, оценила юбку и прошлась взглядом по длинным, затянутым в колготки ногам. Указала на тапочки с розовым мехом и пошла перед гостями:
- Тут ванна, не совмещенная, кстати. Сюда – туалет. А тут встроенный шкаф. Там – кухня. Наверху – антресоли.
Даша шаркала тапками по натертым полам. Кивала в переливающийся по зыбкой спине шелк японского халатика. Хмыкнула про себя словам насчет антресолей – так говорит, вроде Даша жить на них собралась.
- В комнате балкон, а в кухне – лоджия, очень удобно. Пока еще не морозы, я там капусту держала, от мамы привезла.
Зайдя в комнату, хозяйка встала, выжидательно глядя на Дашу в дверях. Саша протопал куда-то мимо, на кухню, наверное.
Комната была квадратна и почти пуста. Огромная кровать, трехспальная, не меньше, прикинула Даша. К стене прилепился шкаф-купе, и у окна отражало женские фигуры роскошное тройное зеркало, заставленное флакончиками, баночками и коробочками.
Даша топталась, не заходя, потому что непонятно ей было – куда тут, в этой комнате идти? Разве что сходу прыгать на кровать.
- Меня зовут Натали, – спохватилась хозяйка, не убирая с лица медом текущую улыбку, – можно просто Ли.
- А я Даша.
- Саша рассказывал… – конец фразы многозначительно повис в теплом воздухе – под потолком красовалась установка климат-контроля, огромная, как холодильник и роскошная, как свадебный мерседес.
Даша кивнула. Натали была высокой, примерно ее возраста, тщательно стриженые пепельные кудри открывали ушки с маленькими сверкающими сережками. Широкоплечая, крупная в бедрах. А кожа рук и шеи светилась, как мягкое матовое серебро. Свежее ухоженное лицо казалось пленочкой, наклеенной на ту Натали, которая проявится лет через двадцать – с глазами-щелками, слишком широкими скулами и бледными мягкими губами. А может ее, эту вторую, видела только Даша.
В Южноморске средней паршивости была бы девочка, а тут – дива, – украдкой рассмотрев хозяйку, вынесла Даша вердикт. Впрочем, лунная кожа ей нравилась и колеблющаяся походка, от которой все тело волновалось под тонким шелком – тоже.
- Пойдем, Даша, на кухню. Там у меня уютно и кофе Санечка сварит, он знаешь, какой варит кофе, м-м-м…
Подхватила Дашу под руку, прижимаясь к ней грудью, и поволокла в коридор, бережно поддерживая. Видимо, решив, что у гостьи ноги подгибаются от роскоши увиденного. В кухне Саша по-хозяйски суетился возле плиты с зализанной темным стеклом поверхностью. Да все в этой кухне было таким современным и дорогим, что Даша снова затосковала, пролезая по деревянной лавке в самый угол. Она всегда, приходя в новые места, первым делом выбирала для себя временное убежище – самый уютный уголок и занимала его сразу же. По-другому не могла.
Оказавшись между столом и стального цвета холодильником, уходящим под потолок, Даша почувствовала себя лучше. И, похоже, ничье любимое место не заняла – хозяйка восседала во главе стола, посреди кухни, Саша кинул на угловой табурет принесенную газету и ходил вдоль плиты, доставая из шкафчика банку с кофе, турку и ложечки. Натали, оглядываясь, смеялась и, болтая, откидывалась назад, чтоб прислониться спиной к его боку. Саша покачивал головой и улыбался Даше извинительно.
- Ой, мне Саша когда сказал, что ты тоже из Крыма, я так обрадовалась. Тут у меня есть подруги, но разве же они поймут, что такое хамса, например, или скумбрии нажарить целую сковороду, правда же, Даш?
- Наверное…
- Вот Леночка. Она директор модельного агентства. Хорошая девочка, но тупа-ая! – Натали закатила бледно-голубые глаза.
- Иришка мне нравится, у нее фирма косметическая, но она вечно занята, я ей звоню, Ирка поехали кофе пить, в новую «Шоколадницу», а у нее вечно всякие презентации и прочая хрень. Даже поехать в «Ашан» мне не с кем!
- А Юрик что ж? – от плиты шел горячий запах свежего кофе. Натали снова откинулась назад и чуть не упала, когда Саша вывернулся, отступив:
- Лишка, не буянь, у меня кипяток.
- Мне ску-у-учно, – капризно протянула Натали, выставила в сторону голую ногу, – вот сейчас споткнешься, будет тебе кипяток.
- Это тебе будет кипяток, глупая.
Очень стройный, с развернутыми широкими плечами под белой, похрустывающей даже на вид, рубашкой, Саша ловко поворачивал турку, подхватывая другой рукой склянку со специями и пошевеливая пальцами, всыпал щепотку чего-то пахучего, отставлял, брал другую. Турка попискивала, скользя по стеклянной плите. А Саша приподнимал, снова ставил, ждал, когда над блестящим краем покажется шапка коричневой пенки, и опять убирал, будто играл с плитой в какую-то игру.
Натали, задумавшись над словом “глупая”, поморгала загнутыми ресницами и, убрав ногу, обратилась к Даше:
- А ты что кончала?
- Я? Я реставратор.
- Вуз какой? Я в Симфе училась, сейчас та-ак жалею, что не уехала вовремя в МГУ. Крымские вузы это же просто смешно. Никакого престижа.
И она выжидательно уставилась на гостью, не забывая рассматривать ее лицо и волосы.
- Я не училась в вузе. Я… у нас семинары были, из киевской академии приезжали мастера, учили нас и потом давали допуск на реставрацию. Это называется – государственный реставратор. Имею доступ к работе с музейными экспонатами.
- Н-да? – Натали минуту подумала, не зная, как отнестись к тому, что Даша не только без престижного высшего, но как бы и вообще без него, – ну диплом-то у тебя есть? О высшем?
- У меня диплом реставратора. Государственного.
- Н-да?
В наступившем молчании Даша подумала, что попала в сказку. Про белого бычка. Натали ее раздражала. Раздражали ужимки и жесты, светлые бараньи глаза, взгляд которых хотелось прихлопнуть на щеке, будто это комар. И дурацкие вопросы. Вроде собеседование какое-то.
Когда раздался пронзительный звонок в коридоре, ей стало легче. Пусть уже придет поминаемый несколько раз Юрик, встряхнет тягостную ситуацию. И Натали наконец, перестанет прислоняться к Александру. Не то чтобы Даша ревновала, но уж вовсе непонятно, что делать и как реагировать.
Упираясь в стол кончиками пальцев, хозяйка встала, постаравшись сделать это как можно изящнее. И ушла открывать дверь.
- Я эту квартиру снимал, – поведал Саша, – у знакомых. А потом Юрик купил, для Наташки. Так что я тут много времени провел, пока сделка готовилась. Юрика свел с хозяевами, то се.
- То се мне особенно нравится, – сказала Даша.
- Это? Не-е-ет! – он повернулся, будто танцевальное па сделал, и ловко разлил кофе в четыре маленьких чашки, – у нее просто характер такой, чтоб все мужики были сперва ее, а потом уж – других женщин. И ей хватает вот этого – слова, ужимочки.
Он понизил голос, садясь:
- она зависит от Юрки. Работу вроде ищет, но он не сильно-то хочет…
И, привстав, закричал:
- Юрка, мужик, ну, привет, брат!
Даша из своего угла оторопело разглядывала мужика-брата Юрку. Лет не меньше пятидесяти, низенький, плотный, с лысой головой и невидными бровями над темными пуговицами глаз, он вошел немного боком, быстро перебирая короткими ножками, на вытянутых руках неся разваливающийся бумажный сверток.
- Здравствуйте! Наточка, дай доску, я тут тебе – рыбки. Ехал и вспомнил, любишь ведь.
Натали маячила за Юриковой спиной, мелькая пепельными кудрями то сверху, то по бокам и все что-то говорила-говорила мурлыкающим голосом. Принюхавшись, закричала радостно:
- Скумбрия! Даша, смотри, смотри, Юрик нам с тобой – копченой рыбы привез!
Юрик положил сверток на доску, которую Натали водрузила на подоконник, и сел, смущенно улыбаясь. Хозяйка, навалившись ему на спину, разместила шелковые груди по бокам головы и поцеловала блестящую лысину.
- Ты мой котик. Внимательный такой!
Котик покряхтывал и вытирал маленькие руки салфеткой.
- Кофе? Девочки? – Саша занял свой угловой табурет. Рыба с подоконника пахла страстно и значительно, будто там, за окном – рыбцех на морском берегу. Но там была черная зима и яркие огни.
- Кофе, а потом мы с Дашенькой матерьялы посмотрим, Юрик, ты рыбу на стол, там в холодильнике есть батон и всякая зелень, – Натали крутилась по кухне, встряхивая кудрями, держала на отлете чашечку, подносила ко рту, топыря пальчик и отпивая, снова тарахтела. Юрик, оглядываясь, жмурился от удовольствия.
- Ты кушала, детка? – спросил заботливо. Наташа сунула чашку в мойку и уже от двери замахала Даше рукой:
- Потом, потом!

Продолжение следует…