Через пару часов Даша бегала посреди свисающих дождиков и снежинок, уворачиваясь от Галки и Миши. Трясла пышной атласной бородой, придерживая съезжающий на лоб огромный кокошник из голубой парчи расшитый серебряной тесьмой.
И, юркнув в холл, с размаху открыла дверь, в которую кто-то пиликал, видимо давно, но за шумом и смехом они не услышали.

– Э-э-э, – на пороге стоял мужчина, в сбитой на затылок меховой ушанке и распахнутой дубленке. Даша солидно кашлянула в бороду и, поправляя кокошник, басом спросила:
– Вам чего?
– Мне… э-э-э… вот! – посетитель вытянул руку, в которой болтался увязанный торт.
– Дарья, кто там? – крикнула из мастерской Галка. Даша, выпутываясь из бороды, вопросительно посмотрела на пришельца.
– Фотограф. Данила, – подсказал тот, продолжая держать торт в вытянутой руке, – из «Орхидеи».
Даша покраснела, узнавая. Опустила руку со снятой бородой, дернула с головы кокошник, тот зацепился и больно повис на волосах.
– Поставьте сюда. Посидите. Сейчас.

– Угу, – несколько разочарованно сказала Галка в ответ на Дашины объяснения, – ну иди, узнай, чего хочет.
– Ой… Я в бороде там была только что. Может, ты сама?
– Дашка, прекрати. Возьми, чего там у него. И пусть идет себе.
– Торт там у него, – мрачно сказала Даша, втягивая живот. Живот втягивался плохо. “никаких копченых куриц” – решила она. “кусочек торта только съем и все – больше никаких…”
– Дарья! Ну, что ты брови супишь и шевелишь губами? Иди уже.
Галка опустила кудлатую голову и, постукивая себя пальцами по колену, обтянутому кружевными колготками, о чем-то хмуро задумалась. Даша тихо отошла. И, возвращаясь в холл, услышала настороженно-ласковый Настин голос:
– Галочка. А ты обещала зарплату. И когда же? Мы уже месяц ждем. А праздники.
– Будет, – рассеянно отозвалась Галка. И Даша, прихватывая рабочую тетрадку, пожалела свою хозяйку. Денег у Галки не было. Все ушли на строительство новой витрины, а остатки – на покупку кожи и тканей для новой коллекции. Насчет своей зарплаты Даша и не заикалась даже, прикинув, сколько бы она платила за съемную квартиру. А так – есть где ночевать. Вконец расстроившись, она ушла в холл и села за письменный стол, раскрывая тетрадь.
– Что у вас, – отрывисто спросила, глядя на белую страницу.
Фотограф молчал, и она подняла глаза. Он сидел, утопая в низком кресле, высоко
подняв колени в синей джинсе. И правда, молодой и вполне симпатичный, с широким лицом, чуть кривым, наверное сломанным когда-то носом и светлыми, вспотевшими под шапкой волосами. Простоват, конечно. Эдакий мордатый помор с прозрачными глазами.
Тайком рассматривая гостя, Даша мысленно поморщилась. Такой молодой, а одевается как бухгалтер – дубленка, шапка меховая. Потому и выглядит со стороны лет на пятьдесят, вон плечи под свитером широкие, как у шкафа.
Пока она размышляла, дожидаясь ответа, Данила поднялся, улыбаясь:
– Пойду я. Спасибо. Торт вот. Вам.
– Пожалуйста, – растерялась Даша.
– И Патрисия от меня поздравьте, – попросил, уже открывая двери.
– Хорошо. Да.
– До свидания.
– До свидания. Данила, – вспомнила Даша имя.
Пожала плечами и понесла торт в холодильник.
– О господи, – закричала Галка, дергая поясок на кожаных шортах, – опять торт. Они с ума посходили? Они думают, что мы… а что он принес?
– Ничего не принес.
– Ой, я же хотела с ним, по поводу фоток, – Галка вскочила и побежала в холл. Даша развязала веревочки, оценила розочки и кремовые снежинки. Сунула торт в холодильник на полочку для вип-клиентов.
Настя ахнула, когда Галка появилась в дверях мастерской, таща огромный букет в плетеной корзинке. Поставила его на стол и сунула подошедшей Даше открытку:
– Не успела, удрал. Вот и поздравления начались, Дашка. Тебе лично.
– Это что – Данила?
– Еще чего. У него воображения только на тортик и хватило. А тут смотри, какая прелесть!
Белые лилии сплетались с дрожащей зеленью аспарагуса и кружевами папоротника. И никаких блестящих шариков, ленточек и цветных закорючек. Даша, покраснев, вертела в руках открытку с надписью “Мастеру Дарье, что все умеет и все знает”
– Ну? Или секрет? – Галка улыбалась выжидательно и со значением.
Даша вспомнила, как твердые губы прижимались к ее щеке. Как насмешливо и уверенно смотрели темные глаза. А у примерочной тихой тенью маячит жена Оленька…
– Галь. Я потом расскажу, вечером.
– Ах, – пропела Настя, – иди Алена, иди паши, это не для нас, семейных, секреты.
– Не для вас, – Галка повысила голос, – верно, идите и пашите. А хотите букетов – вперед, развелась и – вольная птичка.
– Нет уж, – Настя защелкала ножницами. На круглых щеках расцвел яркий и злой румянец, – мой, хоть и не дарит букетов, зато принесет денег, и я не буду сидеть одна, в чужой конторе.
У Даши задрожали губы. Патрисий вскочил к ней на колени, прижал большую голову к животу.
– Муымрра, – сказал тихо, чтоб только Даша и услышала. Она услышала. И улыбнулась.

Вечером, когда все разошлись, а Настя, надевая на голову пуховый шарфик, еще раз потребовала обещания получить деньги, Галка подошла к Даше, села напротив.
– Ты домой сегодня позвони, обязательно.
– Да что я скажу им? – тоскливо спросила Даша, – я лучше позвоню ночью, когда петарды и салюты. Скажу, занята, кружусь тут в вальсе. Поздравлю.
Галка покивала.
– Ну, смотри. Но чтоб позвонила. Наври чего. Все равно все получится у нас. Я тут кое-что придумала. Может, выгорит. Про цветы расскажи, а? Там подпись стоит – Александр.
Даша рассказала про поцелуй Александра, про Оленьку и замолчала, выжидательно глядя на Галку.
– Ясно. Кадрит он тебя. Мне говорили, бабник известный. Но он богатый, Даш, и жена вот – недавняя. А вдруг разведется? Будешь ты тогда жена директора театра. Это же супер! Я ему и сама глазки строила. Но он привез эту свою Оленьку, я подумала – вышел в тираж наш балерун. В семейные подался. А тебе он нравится?
Даша добросовестно подумала. И призналась, чувствуя, как щекочет внизу живота:
– Нравится. Сперва, вроде, никак, а сейчас – да.
Галка встала и потянулась, оглаживая кожаные бедра. Выставила вперед ногу в высоком сапоге, полюбовалась.
– Так в чем дело? Если заторопился с цветами, то планы у него на Новый год, я думаю. И на тебя. Не будь дурехой. А я завтра кой-чего тоже принесу, сюрприз тебе будет.
Она замотала шею шарфом, надвинула на лоб меховую бейсболку. Застегивая пальто, сложила губы для поцелуя и, чмокнув воздух перед Дашиным лицом, ушла, закрывая за собой двери.
Даша прошлась по мастерской, раскладывая кинутые вещи. Полюбовалась прозрачным платьицем с торчащей юбкой, погладила бархатное платье с неподшитым подолом. И, прихватив табуретку, отправилась к привычной форточке. Закуривая, смотрела на верхний этаж «Орхидеи». Окна чернели, и стало грустно. Но, слезая, она все-таки помахала в сторону бизнес-центра рукой.

Ночью ей снова приснилось, что вместо ног, плетясь и хлопая, вьются под широким подолом черные щупальца, и она проснулась, отмахиваясь. Села, подтянув колени к животу, обхватила их руками. Разбуженный Патрисий вертелся на одеяле, недовольно взмуркивая. Даша погладила его по голове.
– Ну, ты, – упрекнула шепотом, – обещал, что я не буду осьминогом, а вот опять. Мне прямо страшно, котей. Что? Прогнал уже? Я проверю…
Не стала ложиться сразу. Прошла по сумрачной мастерской к окну, всмотрелась через запотевшие стекла в черную, утыканную бликами и тенями ночь. И вздохнула с облегчением – на верхотуре, под большими буквами, горело крайнее окошко.
– Спокойной ночи, Данила, – сказала шепотом и пошла ложиться. Укрываясь, усмехнулась сама себе. Данила… Он там, наверняка, сейчас поит шампанским очередную модельку, а та строит глазки. Галка рассказывала – у них с этим просто и весело. И Даша, если бы не борода дурацкая сегодня, могла бы состроить глазки фотографу, глядишь, сидела бы там, красиво складывала ноги по теплому полу, красиво опиралась рукой.
Она вспомнила, что именно так садилась в маленькой спальне Олега, а рядом стояли хрустальные пузатые бокальчики, в которых прыгали шампанские пузырьки. Олег ложился, щелкал ее с разных сторон, изображая как раз такого фотографа. …Смеялись, потому что были счастливы. Даша хотела заплакать. Но слезы не шли. И она сердито сказала в мигающую темноту:
– Идите все лесом. Не хочу никого.

На следующий день Галка прибежала поздно, почти к обеду. Расстегиваясь, упала в пальто на табурет, и, сунув на стол раскрытую сумочку, крикнула:
– Настена? Поди сюда!
Прибежавшая Настя открыла рот, глядя, как Галка отсчитывает хрустящие купюры.
– Это за месяц, и премия к празднику. Если твой кабанчик не раскачается, купи себе букет, побольше.
– Ой, Галочка! – Настя, быстро пересчитав, сжала купюры в руке, – я там занавеску в ванную присмотрела, и шторы мне Любаня доделывает, успею повесить.
– Зови остальных нищих, одаривать буду.
Раздав зарплату, Галка выжидательно поглядела на Дашу.
– Сюрприз хочешь?
– Если хороший… – отозвалась та.
– Как сказать. Мой сюрприз – твоя работа. Тададам! – и она выдернула из пакета сверток, развернула бумагу. На стол потекла, переливаясь, тяжелая жемчужно-голубая ткань, поблескивая серебристыми чешуинами.
– Ой!
– Денег само собой, выдам. А это – сегодня все бросай, садись и шей. Настя сейчас раскроит и домой пойдет, занавески свои вешать. Срочное отдай Алене с Мишкой. Если напряжемся, завтра к вечеру будет готово.
– Галь… красота какая… ну зачем, я ведь могла – майка же, без лямок.
Галя погладила жемчужные волны натруженными пальцами.
– Отзынь. Не девочка, в майке гуляться. Тебе может, свидание светит, с директором. Вот и наденешь. А потом я договорюсь, нарядишься, и ребятки из студии отснимут. Ты кстати знаешь, как студия называется?
– Нет.
– “Табити”. Это вроде имя какой-то богини.
- Надо же, – удивленно сказала Даша, перебирая рукой тяжелый мягкий шелк, – это наше, степное. Табити – богиня поднебесья. У скифов. Владела высшими сферами. Да, и носила длинное платье с облачным подолом, очень красивое.
– Ишь ты. Значит, сидят мальчики на своей верхотуре, и так красиво, со смыслом, называются… Эх, Даш, нам тоже надо хорошее название придумать. Скоро вывеску повесим.
Галка подмигнула, шелестя рассыпанными на столе купюрами.

Продолжение следует…