Обметав петлю, Даша остановила машину и потянулась, закидывая руки. За угловатым корпусом швейной машины светило дневным снегом большое окно, и мелькали снаружи силуэты рабочих в оранжевых куртках. Один остановился, удобнее перехватывая какой-то шест, прижал лицо к стеклу, корча Даше страшную рожу. Она оглянулась и, убедившись, что все заняты, скорчила рожу в ответ. Чернявый мужчина оскалился, приветственно взмахивая палкой.
- Дарья, хватит строить глазки гастарбайтерам, – подойдя сзади, Галка сунула на край стола ворошок цветного шифона, – тебя банкиры ждут. Ну-ка, глянь, что с подолом сделать? Оверлоком его или опекочку?
- Он первый начал, – оправдалась Даша, перебирая руками яркую ткань недошитого платья, растянула, любуясь. Шифон стал похож на витраж, зимнее солнце, протекая через прозрачные переплетения, щекотало глаза.
- Ах, красота! Но куда ж она наденет такую попугайщину?
- Нормально. У них растаманская вечеринка, там вообще сплошная радуга.
- Тогда можно, – величественно разрешила Даша.
- Куда ты его бьешь? – закричала Галка, и Даша уронила платье на пол.
Галка кинулась к выходу, пальто, подскакивая, прыгало на плечах.
- Кого бьют? – выглянула из своего закутка Настя. Алена зашипела утюгом.
За окном теперь рядом с ватниками и оранжевыми робами мелькало леопардовое пальто. Галка носилась по дощатому помосту, – размахивая руками, пыталась отобрать у рабочего металлический шест.
- Не бьют. Прибивают. Похоже, не туда, – Даша собрала рассыпанные лоскуты и, разложив шитье на столе, стала острым мелком размечать ткань.
- Лошадью ходи, – подсказал у окна Миша, глядя, как Галка беззвучно открывает рот, что-то доказывая рабочим.
- Туда не ходи, сюда ходи, – запищала Алена, вступая в озвучивание.
Снаружи делали помост для витрины. Даша представила, какая скоро возникнет там красота, и улыбнулась. Галка творила чудеса. Только что сидела, склонив кудлатую голову над очередным заказом и вот уже мигнет в полуоткрытой двери пятнистый край пальто, а через пару часов – привезли манекены, или столпились в длинном холле неуклюжие по зиме работяги, с видимым удовольствием спотыкаясь о ножки дам, ожидающих примерки. Или, командуя, вбегает непутевый экс-муж Коля и, махая руками руководит курьером, что втаскивает за Галкой, пыхтя, огромный рулон прокладочного флизелина. А она уже снова сидит, будто и не исчезала, жует откушенный на ходу пирожок, игла равномерно посверкивает в пальцах.
По вечерам, когда все расходились, Галка оставалась с Дашей пить чай и, прихлебывая из огромной кружки, жаловалась на нехватку времени и денег.
- Ну, ничего, ничего же не успеваем, Дашка, – говорила своим медленным голосом, щуря усталые глаза. И часто перед уходом, уже накинув пальто и усадив на голову меховую бейсболку, вдруг застревала у машинки, еще что-то доделывая.
Но работа шла, в ателье появлялись новые ткани и вещи, а сшитые – исчезали, разбредаясь по заказчицам. Вот и Дашино платье счастья уже нарисовалось на альбомном листочке, что висит на стене, радуя ее. Резкими взмахами фломастера очерченная женская фигура, с ниспадающим подолом, с подхваченными драгоценными булавками плечами и хитрой драпировкой от груди на одно бедро. В разрезе, одной быстрой линией, нарисована красивая женская ножка, и Даше было приятно думать, что это ее нога и ее изгибистая фигура: это она выйдет из примерочной и, придерживая подол кончиками пальцев, пройдет по накиданным на пол обрезкам и старым выкройкам. А все, конечно, ахнут. Потом она конечно, куда-нибудь в этом платье завеется. Галка обещала взять ее в клуб, к Милене, может быть даже на Новый год. Жаль туда нельзя с котами, Патрисию придется встречать праздник одному, запертому в мастерской.
Хлопнула дверь, по ногам пробежал сквознячок. Бросив пальто на вешалку, Галка уселась и снова схватила цветной шифон.
- Ты уже начала? Ну, славно, – сунула платье обратно, – доделаешь, поедем за тряпкой на твое платье. Сегодня распродажа у индусов.
- Галя, а деньги-то?
- В счет зарплаты возьмешь. А мне там надо рядом посмотреть кожи и шкурки. Может что попадется.
Даша укладывала узкую подгибку, строчила, ловко ровняя на ходу пальцами. И, останавливая машину, расправляя ткань, посматривала на Галкин эскиз своего платья, прикнопленный к стене перед глазами. Его еще нет, но на само деле – оно уже есть, даже несколько их: если купится тяжелый, как русалочья чешуя, голубой с серым отливом шелк – одно платье, а если тонированный, от шоколада к бежевому, жатый атлас – уже другое. Есть еще всякие блестящие, бисером и пайетками расшитые ткани, но Даша их не любила, слишком много блеска, это брюнеткам хорошо в таких знойных вещах, а не ей – русявой и сероглазой. Но если из такой ткани шить, получится еще одно платье, совершенно другое.
Клиенток не было, работа шла мерно и быстро, каждый делал свое и думал о своем. Настя чаще других появлялась из своего закутка, деловито проходила к чайному столику, что-то складывала в рот и, жуя, снова уходила, склонялась над выкройками. Алена налегала на фыркающий утюг, хмурила бесцветные бровки и шевелила губами – заочно воспитывала мужа. Он у нее был геймером, из ушибленных. И Алена всю личную жизнь тратила на попытки оторвать мужа от компьютера. Дома, из ателье по телефону и даже в воображении. Муж был на три года моложе двадцатидвухлетней Алены и, Галка, слушая, как та увещевает его, взволнованно сопя в трубку, хмыкала “наш детский сад, младшая группа”.
В дальнем углу, почти неразличимый среди корпусов машин и холмов раскроенных вещей, тихой мышью возился Миша. Изредка его было слышно, когда, устав, он припадал к телефону, сахарным голосом заводя голубиное “Любань, а Любань…”
И, освеженный очередным отказом, снова брался за работу. Его огромная Любовь ушла работать в тот самый шторный цех, которым Галка пугала свою команду. Иногда снисходила к Мишиным ухаживаниям. Наутро Миша прибегал с опозданием, запирался в туалете побриться и пел оттуда фальшивым голоском бодрые песни, а потом, расстелив свитер на раскроечном столе, освежал его общественным дезодорантом, всячески подчеркивая, что дома – не ночевал.
- Нам бы девочку, на ремонт, – вздыхала Галка, окидывая взглядом горы вещей, которые жильцы их большого дома несли без перерыва. Сломанные молнии на джинсах, обтрепанные подолы, прорванные локти, лопнувщие швы на кожаных пальто и куртках:
- Мы бы миллионерами стали за месяц на этом ремонте. И кредит отдали бы без проблем.
Но с девочками на ремонт была проблема. Те из портняжек, что шили хорошо, как правило, уже были ушиблены желанием творить нечто. А кто шил плохо, в мастерской не задерживался.
После обеда Галка и Даша отправились к индусам. Одеваясь, Галка пересчитала деньги в бумажнике, нахмурилась и покачала головой. Даша храбро сказала:
- А может, ну его, платье? У меня есть маечка, без лямок. С джинсами могу.
Но Галка сунула кошелек в клатч:
- Двинули. Их все равно никогда не хватает.
Индусы арендовали большой подвал жилого дома и, понастроив перегородок и стенок, сотворили чудесный лабиринт, в котором лежали штуки цветных шелков для сари, переливалась парча драгоценных оттенков, громоздились рулоны мягкой шерсти. Ходить там можно было бесконечно, натыкаясь на спрятавшихся посреди безмолвного великолепия вежливых смуглых мальчиков в черных костюмах, которые кланялись с улыбками, вытаскивая из тайных углов новые и новые сокровища.
Спустившись по узкой каменной лестнице к железной двери, Галка остановилась. Махнула рукой в сторону отдельного черного прохода.
- Там временный склад, кожи и шкуры. Куда сначала пойдем?
Даше хотелось туда, где лежит ее будущее платье. Но – кожа. К натуральной коже она была неравнодушна. И хотя маялась от сомнений, а хорошо ли это – шить одежды из бывших зверей, устоять против искушения не могла никогда. Было что-то правильное в том, как ложилась под пальцы теплая, настоящая кожа, как поскрипывала, сминалась или топорщилась, в зависимости от выделки. Даша с закрытыми глазами, на ощупь могла определить – шевро это или телячья, хром или просто свиная, из которой шьются турецкие кожанки. И в ателье на работу была взята, когда, придя и еще только собираясь что-то сказать, поставила на стул свой замшевый рюкзачок. Галка тогда, отложив недошитую тряпочку, пощупала замшу, рассмотрела лямки и кармашек, спросила, не слушая:
- Сама что ли сшила? – и вытянула шею, разглядывая длинную, вышитую мехом по подолу юбку, – и это сама? Завтра приходи, с утра работать…
- Пойдем на кожи смотреть, – решила Даша, и они ступили в темный коридорчик.
Полная дама за столом у входа показала рукой в зальчик, где ходили, как по музею тихие фигуры:
- Метраж на стендах, цены указаны. А в центре, в загородке – Клондайк. Уценка, остатки.
Галка гордо прошла к стендам, а Даша устремилась к Клондайку. Наклонилась, перебирая руками лоскуты и целые шкурки. Хватала одну, рассматривала, откладывая в сторону и ревниво косясь на роющихся соперниц. Смотрела на цену, пришпиленную к уголку, вздыхала и совала в общую кучу отобранные для себя куски, чтоб, постояв, опять вытащить их и припрятать в уголке загородки. А потом выпрямилась, вцепившись в мягкую эластичную шкурку, прильнувшую к рукам.
- Ну и цены у них на стендах, е-мае, – сказала за спиной Галка. Протянула руку к Дашиной находке.
- Что нашла? Ну, ты чего? Посмотреть-то дай!
- Это лайка, – похоронным голосом сказала Даша, не выпуская из рук край шкуры, – итальянская. Или английская.
- Вау… блин.
Они стояли напротив, мяли кожаный лоскут пальцами. Галка потянула край, прикладывая к бедру:
- Кайф. Я бы из нее…
- Галь! – Даша нагнулась и другой рукой выудила еще одно сокровище, – вот, смотри, как сыромятина, видишь? Ты потрогай, потрогай!
- Трогаю…
- Галя. Я еще три года назад, я это все нарисовала! А перед тем год думала. Это – Охота на единорога!
- Как?
- Ну вот, смотри! – она прижала лоснящуюся шкуру к груди, расправляя и натягивая:
- Единорог, он идет только к девственнице. Понимаешь, белые такие прозрачные рубашки, обязательно из натурального, шифон, батист. Жатые. И поверх, из этой кожи – широкие пояса, корсеты, шнуровки. Яркие, коричневые. Они меняют силуэт, понимаешь? Надеваешь жилет на лямках, жесткий такой, чтоб еле вздохнуть и вместо рубашки сразу получается – платье. Или поверх широких штанов – крошечные шорты, рыжие, стянутые в боках кожаными шнурами. А дырки просто пробиты, или прорваны, будто проткнуты.
И, боком осторожно отпихивая других покупальниц от найденных сокровищ, спросила с отчаянием:
- Ты это видишь? Это будет, как песня в лесу. Ну и волосы, длинные, до попы, схваченные кожаными обручами. И босиком. Или сандалии. С ремешками вокруг ноги. Я тебе нарисую, потом, детали всякие…
Галка подхватила другой кусок, прижала к себе, обтягивая грудь и выпятив квадратную челюсть, осмотрела себя. Даша закивала.
- Сколько надо кож? – деловито спросила Галка.
И они вместе нырнули в вороха, копаясь и отбрасывая ненужное.
- Пять тут есть. Нет, вот еще. И еще одна. Семь шкурок.
Галка пересмотрела ценники на уголках, подняла на Дашу глаза:
- Впритык, все наши деньги. А платье, Даш?
- Платье…
Платье висело, нарисованное, любовно продуманное до мельчайших деталей, уже сто раз надетое – когда усталая Даша вытягивалась на скрипучем диване в раскроечной комнате. И сто раз, засыпая, она шла в этом платье в клуб, мимо охранников с их фейс-контролем, и все смотрели-смотрели. Приглашали танцевать…
- Платье… Галь, подождет, а? У меня майка есть, без лямок. Я в ней ничего так.
- Майка у нее без лямок, – Галка думала, шевелила губами, напряженно рассматривая сложенные мягкими четвертушками кожи, – мне вон за анискины лыжи отдавать деньги. За квартиру платить. Витрина еще эта, дурацкая.
Даша молчала, держа у живота ворох шкурок.
- Ладно. Иди на кассу, пусть выпишут чек.
В метро ехали молча. Иногда по очереди вытаскивали из сумки уголок шкуры, рассматривали. На остановке, когда поезд замолчал ненадолго, Галка нагнулась к Дашиному уху:
- У меня юбка есть, хотела Аниске перешить, а то не влезаю. Возьмешь на праздники. Красивая, с бархатными каракулями, как раз в тон твоей майке. Мне она выше колена, а тебе будет супер-мини. Самое оно.
- Спасибо.
- Нам еще батист теперь искать, – раздумчиво сказала Галка, – Даш… Если мы не пошьем это все, то будем полные дуры. Нет, овцы. С сумкой добра.
Даша закрыла молнию на сумке, взялась за ручки. На эскалаторе сказала:
- Знаешь, говорят обычно, что Адам и Ева ушли из рая голые, и плакали. А на самом деле в библии написано: дал им Господь одежды из звериных кож, чтоб защитить их от холода и зноя.
Продолжение следует…