Глава 17

Добежав, она замерла на краю поляны. Асур был уже тут. Выпрямился над телом брата. Сверкнули в темноте оскаленные на бледном лице зубы. Сверкнул в опущенной руке острый клинок.
- Снова ты, неугомонная муха? Вот кого надо было в первую очередь замуровать в толстую стену! Кто бы подумал, что от маленькой девчонки – столько хлопот. Не подходи, а то я проткну тебя насквозь!
- Что ты хочешь сделать с ним? – дрожащим голосом спросила Келайла, – не убивай брата, Асур. Ты хотел унести его в подвал…
- Подслушивала? А я передумал! Слишком много возни мне с вами! Когда перестанет биться глупое сердце Сенура, я брошу его в чашу. И тогда наступит мое время! Время истинной темноты!
Белой молнией блеснул острый клинок, поднимаясь над лежащей фигурой. Келайла бросилась к Асуру, чтобы остановить его руку. Но не успела.

- Ай! – завопил Асур, тряся ушибленной рукой.
Клинок, отлетел, кувыркаясь, канул в черной воде, блеснул напоследок и утонул, смыкая над собой агатовую гладь. Сенур в этот же миг вскочил, хватая брата за плечи и заламывая тому руки. А принц Эли опустил свою верную рогатку, сработанную лучшим оружейником.
- Сенур! Я думала, ты потерял сознание!
Добрый мастер засмеялся, по-прежнему держа сильными руками брата, а тот извивался, пыхтя и ругаясь.
- Твои маленькие друзья не дали мне заснуть. Котик щекотал босые пятки, а Прогрыз даже укусил за палец.
- Я старался, – огрызнулся Крыс, – для твоей пользы, мастер.
- Спасибо тебе, Эли, – повернулась к принцу Келайла, – твоя рогатка сильнее злой шпаги!
- Ха-ха-ха! – Асур перестал дергаться, но продолжал хохотать, качая головой, – вы глупцы! Моя злая шпага напитает черную воду еще сильнее! Вот, началось!
Все они замолчали, потому что с чашей происходило что-то. Что-то совсем нехорошее, поняла Келайла, отступая к принцу, а тот обнял ее за плечи. Котик прижался к ноге, а Крыс встал рядом, выпятив грудь, но мордочка его сделалась очень серьезной.
Там, куда упала злая шпага Асура, вода забурлила, встала черным столбом, вытягиваясь все выше, протекла сквозь сплетенные ветки, и все текла и текла в невидимое отсюда небо, скручиваясь полированной бесконечной колонной. Вздыхала и хихикала, шлепала и повизгивала ехидными смешками. И в ответ на ее злорадные звуки со стороны дворца раздались испуганные крики.
- Смотрите! – кричал кто-то, может быть, проснувшийся с возвращением Эрлы поваренок или садовник, или королевский слуга, – смотрите, что делается с небом?
Асур снова захохотал, Сенур, рассердясь, толкнул его по дорожке, пошел быстро, выбираясь из темного закута на испуганные крики. Эли крепко схватил Келайлу за руку и тоже потащил на свет.
Вот только света больше не было. Когда они выскочили к широкой лестнице, моргая и осматриваясь, то смолк даже смех Асура. Вокруг клубилась чернота, заволакивала деревья, дорогу, дворцовые стены, не стало видно большой площади перед дворцом, и олень Оллис, топоча копытами затрубил протяжно, а издалека, в полном мраке еле слышно отозвался звук его рога.
- Что ты наделал? – закричал Сенур в бледное лицо брата, – ты выпустил на волю злую темноту, и теперь мы не увидим солнца! Сколько же злобы и зависти накопил ты, складывая свои черные мысли в светлый мрамор моей чаши!
Но Асур молчал, отворачивая от брата лицо. Он сам испугался того, что произошло.
Из окон дворца доносились испуганные крики, а на крыльцо вышли, цепляясь друг за друга, Эррис король и Ариссия королева.
- Я глупец, – тяжко вздыхая, проговорил Эррис, – моя жадность сгубила не только меня и нашу прекрасную дочь. Она погубила все королевство, а может быть, и весь мир?
А Келайла вспомнила о Светлячке. Подбежала к Сенуру, встала на цыпочки, суя руку ему в карман.
- Позволь, милый мастер. Если я увидела свет осколка даже в кромешном мраке, вдруг он поможет?
Размахнувшись, она бросила Светлячка в черное небо, покрытое клубами зловещего дыма. Осколок блеснул, поворачиваясь, улетая высоко-высоко. И вдруг замер над головами, разгораясь яркой звездочкой. Очень красивой, очень яркой. Но – одной. Света ее, конечно, не хватало, чтобы разогнать мрак. Келайла, кусая губы, снова подумала о своих сестричках. Бедные, где они там, остались за воротами, отпустив Оллиса, чтобы он вернул обратно принцессу.
Но снова заревел старый олень, прядая ушами и вертя единственным рогом. И вдруг отовсюду, из-за невидимых уже деревьев, из-за черных щеток перелесков, с черных полотен полей и холмов яркими огоньками полетели вверх разноцветные искорки. Алые, желтые, зеленые, белые и голубые. Рассыпались по черному небу, создавая на нем прекрасные узоры. Несколько красных шариков чиркнули по боку узкого месяца и тот засветился ярче, заливая все на земле лунным блеском.
- А я знаю, – засмеялся принц Эли, – красные огоньки – это лалы, которые успел собрать Явор с вишни бабушки Целесты, он хвастался ими, когда провожал нас с Оллисом. Значит, не пожадничал, кинул их в небо.
- Ой! – Келайла подняла руку, показывая на зеленые искры, – а это лесные светлячки, наверное, бабушка Целеста попросила их посветить.
- Вот подарки ночному небу от нас, – раздался рядом с ними низкий голос. Это вышли из мастерских работники, что трудились на Асура, шлифуя и граня драгоценные камни. И тоже стали швырять вверх желтые яхонты, зеленые изумруды, синие сапфиры и даже кованые из серебра и золота острые звездочки.
- Как красиво! Смотри, Эли, я вижу поясок моей сестры Кайлы, это ее любимый узор. Значит, мои сестренки живы-здоровы и тоже стараются разогнать темноту.
- Ура, – ответил ей принц, отстегивая с плеча драгоценную пряжку, которая, между прочим, стоила дороже десяти добрых коней, – держи подарок от меня, красивая ночь!
- Звезды, – сказал Сенур, смеясь, – пусть вокруг стоит темнота, но небо полно звезд и на нем светит месяц. А когда ему захочется спать, солнце обязательно выйдет. Ты слышишь меня, брат Асур? Люди поняли, иногда нужно отдать дорогое, чтобы вернуть свет и разогнать темноту. Эй?
Но Асур не слышал. Закрыл глаза, сунул пальцы в уши, сжал губы. Он так рассердился, что черное волшебство не сработало, побежденное теми, кого он считал слабыми и глупыми, то захотел не слышать, не видеть, не говорить. И закаменел сам, по своей воле, направив на себя самого последнее злое желание.
Цветной свет от цветных звезд падал на мраморное лицо, на выточенную из агата шляпу, и когда Сенур нечаянно тронул перо, убирая руки с плеч брата, оно рассыпалось с тихим звоном на каменные осколки.
- Ну и страшен же ты, каменный истукан, – проговорил Эррис король, который спустился со ступеней и, прихрамывая, обошел братьев, чтобы рассмотреть получше новую статую, – не надейся, что мы оставим тебя стоять перед дворцом, ты нам всех гостей распугаешь.
- Наша дочь, – печально сказала Ариссия, медленно подходя, и король бережно подхватил жену, еще слабую после волшебного сна, – она не проснулась. Что же делать, ты знаешь, мастер Сенур, который вернулся?
- Я, – звонко сказала Келайла, ступая вперед и выдергивая руку из руки принца, который пытался ее удержать, – мое сердце…
- Нет, – остановил ее Сенур, – не надо, добрая девушка. Давайте подождем утра. Оно уже скоро.

В небе переливались звезды, свет их становился легким, словно перышко на тихом ветерке. В парке цвикнула птичка, ей отозвалась другая. А узкий серп месяца, бледнея, медленно скатывался к горизонту.
Приветствуя первые солнечные лучи, снова рявкнул старый олень. Ариссия поморщилась, строго глядя на его седую морду. Но Оллис трубил не просто так. По широкой дороге, уже хорошо заметной в жемчужном предутреннем свете, скрипя и качаясь, ехали две повозки, набитые людьми.
- Лейла! – ахнула Келайла, кидаясь к карете, – Кайла! Сестра моя Кейла! И Явор с вами?
- Я накормил коней, – важно ответил Явор, вылезая из повозки и подавая руку каждой из сестер, – они отдохнули и видишь, привезли нас. Я налегке, – он засмеялся, хлопая себя по карманам, – все свои драгоценные лалы выбросил в небо. Те, что я складывал в карманы, не превратились обратно в вишни. Но я все равно вот…
А Келайла, расцеловав сестер, повернулась ко второй повозке. Приоткрыв рот, смотрела на запряженного вместе с лошадьми толстого мула, потом – на высокого старика, который спрыгнул, помогая слезть старой Целесте, и надо сказать, первый, еще робкий лучик солнца осветил ее радостное и совсем не старое лицо.
- Что, подружка, – усмехнулся старик, – твои глаза не узнали нас, так может, уши вспомнят мой голос?
- Гейто! И Костран! – Келайла крепко обняла старика, а тот гладил русые волосы, и глаза у него блестели.
- Я вернулся к воротам, а мне рассказали, что ты искала старого Гейто, тогда я отправился искать тебя сам. И в диком лесу, который спрятался среди ухоженных лужаек и рощиц, нашел вот, – он повернулся к Целесте, подмигнув ей, – нашел добрую волшебницу, которая спасала лесные цветы и беседовала с ежами. Ох и получил я от нее сердитых слов. Из-за моих птичек, которых, оказывается, тут превращали в механические игрушки.
Целеста, смеясь, покачала головой, рукой махнула, мол, не слушай, все кончилось хорошо.
- Когда подступила темнота, мы сразу поняли, что вам нужна помощь, – сказала Целеста, – и сразу же попросили всех маленьких тварей помогать, кто как может. Ты не видела, милая моя, как ярко светили в лесу светляки и гнилушки, как мерцала пыльца на крыльях бабочек, распускались ночные лилии и прозрачные колокольчики, каждый – с капелькой тайного света внутри лепестков.
- Спасибо вам. Бабушка Целеста, а можно теперь я не буду называть тебя бабушкой? – Келайла улыбнулась.
Свет разгорался, показывая помолодевшее лицо и тяжелые косы, что спускались к подолу расшитой юбки. Целеста кивнула, беря ее руку. Келайла потянула ее к ступеням:
- Ты можешь нам помочь, мать Целеста? Все было бы хорошо. Но Эрла. Она все еще спит. Потому что у нее нет сердца. Пойдем, ты посмотришь. Ты очень мудрая, вдруг ты сразу поймешь, что надо сделать!
- Никуда я не пойду, – отказалась Целеста, подталкивая Келайлу к сестрам, – я мудрая, да. Мне не нужно идти в королевские покои, чтоб смотреть, я и тут все увидела. Сердца, говоришь, нету? Вон ее сердце! А вы должны помочь. Все четверо.
Сенур опустил глаза, щеки его покраснели. Королева Ариссия выступила вперед, внимательно глядя на красные уши мастера. Она, конечно, вспомнила его, в тот самый миг, когда Асур закаменел в своем злобном упрямстве и последние крохи его волшебства рассеялись. Но помнила она и то, что девушку-дочь братья создавали вместе, и теперь размышляла, не зная, хватит ли одному из братьев сил и умения завершить начатое когда-то. А еще, понимала Ариссия, глядя на смущенное лицо, этот мужчина, у которого несмотря на красоту лица и стройность фигуры, такие грубые руки, привыкшие к постоянной тяжелой работе, похоже, не просто влюблен в свое творение. Он любит принцессу по-настоящему. Но ее прекрасная дочь спала. И с этим надо было разобраться в первую очередь.
- Обещай мне, добрый мастер Сенур, – звучным королевским голосом сказала Ариссия, – обещай мне, что если Эрла оживет, то она будет следовать велениям собственного сердца, а не твоим желаниям, как бы они не были сильны и прекрасны.
- Я клянусь тебе, моя королева, – Сенур склонился в поклоне.
- Идите же, – Ариссия подобрала пышные юбки, и первая стала подниматься по ступеням, – ты, мастер, и вы, девочки. Солнце скоро заглянет в окна покоев принцессы.
Солнце, и правда, светило все ярче, словно тоже оглядывалось в удивлении. Искало лучами своего брата, но тот бледнел, уходя в сон, и напоследок, зевнув во всю лунную серебряную глотку, промурлыкал, закрывая лунные глаза:
- А знаешь, мне понравилось царить в ночном небе. Давай-ка теперь поживем по-другому, ты будешь светить днем, а я править звездами ночью.
Солнце подумало. И кивнуло, разбрасывая по голубому небу сверкающие лучи. Почему бы и нет? Утром и вечером они будут встречаться, и, если брату хочется погулять в ночи, пусть. Тем более, ранним утром и солнышку видно, каким красивым стало новое небо со звездами. Пусть месяц лелеет их и холит, шлифуя звездную красоту нежными лучами.
Решив так, солнце вкусно зевнуло, тряхнуло пламенной головой и засветило в полную силу, слушая живой птичий хор, шелест ветерка в зеленых листьях и шорохи сочных трав. Самый яркий луч пробрался в покои, отразился от множества зеркал, касаясь прекрасного лица Эрлы, обрамленного облаком дивных волос.

***

Молча стоял мастер Сенур, глядя с высоты своего немаленького роста на спящую красавицу, у которой было все – дивные глаза, прикрытые длинными ресницами, мягко сложенные алые губы, похожие на цветок, агатовые волосы, волной спускающиеся к мраморному полу – только не было в ней жизни, чтобы раскрылись синие глаза, нежный румянец расцвел на бледных щеках, а улыбка показала жемчужный блеск ровных зубов.
Мастер знал, его сердца хватит на них обоих, но он только что дал королеве клятву, что позволит принцессе самой сделать свой выбор, а честно ли будет, если в ее груди забьется точно такое же сердце, как его – переполненное любовью…
За его спиной полукругом стояли сестры, каждая из них что-то отдала милой Эрле, и Келайла переминалась с ноги на ногу, приложив ладошку к груди, в которой билось ее доброе сердечко. Если не будет другого выхода, знала Келайла, я отдам его принцессе обратно. И слезы снова подступили к серым глазам, она нахмурилась, чтобы удержать их. Ведь тогда Эрла проснется с любовью к принцу Эли.
В тишине, которая на самом деле не была настоящей тишиной – ведь за окнами вовсю голосил птичий хор, шелестели живые листья, топали, перекликаясь, люди, радуясь возвращению жизни, раздался девичий голос.
- Прими от меня еще один подарок, милая Эрла, – сказала сестра Лейла певучим, немного печальным (ей все-таки было жалко своих сказочно-прекрасных синих глаз) голосом.
Она протянула руку, ухватив тонкий солнечный лучик, и тот послушно засветил на кончике указательного пальца. Лейла плавно провела рукой в сумрачном воздухе тихой спальни, он расцветился сложными узорами, которые сплетались в невесомое позолоченное кружево, легкой сетью парило оно над спокойным спящим лицом.
- И я дарю тебе эту песенку, – вторая сестра – Кайла – запела голосом нежным, как тонкий звон лесных колокольчиков, и от тихих переливов невесомое солнечное кружево закачалось, опускаясь на спящее лицо и мраморные плечи, – пусть она всегда будет с тобой, и голос твой всегда будет нежен и певуч…
- А я, – подхватила Кейла, становясь рядом с Келайлой и беря ту за теплую руку, – прямо сейчас делаю солнечное тканье настоящим, ведь я это умею, ткать покрывала по узорам сестры моей Лейлы под песни сестры моей Кайлы.
Солнечное кружево плавно опустилось на спящую девушку, расцвечивая кожу теплым щекотным рисунком, так что ресницы дрогнули, губы слегка приоткрылись, а кожа покрылась нежным румянцем.
- А я? – прошептала Келайла.
Сестры повернулись к ней, улыбаясь.
- Главное, ты здесь, маленькая Келайла, ты с нами. И всем тепло, когда ты рядом.
Эрла пошевелилась, поднимая руку и трогая пальцами кончик носа. Открыла глаза. Садясь, сморщила нос и звонко чихнула.
- Щекотно! Я проспала все утро?
Песенка все еще колыхалась в ярком уже, совсем дневном свете, но сестры молчали, отступая от богатого ложа, чтобы принцесса увидела Сенура. Покраснев, Эрла спустила ноги к полу, нашаривая свои сброшенные туфельки с лебяжьими перышками.
А потом подняла на взволнованного мастера глаза. И такая любовь переполняла их, плескаясь в невероятно прекрасной синеве, что все, наконец, вздохнули, заговорили шепотом и тихонько засмеялись, отступая к дверям и подталкивая друг друга, вышли наружу и, еще полминуточки поглядев, на цыпочках побежали к лестнице, торопясь рассказать королю и королеве о том, что их Эрла проснулась, что она – совсем настоящая, живая. И что не нужно сейчас кидаться к ней с родительскими поцелуями, пусть двое влюбленных чуточку побудут вместе. И еще обязательно рассказать Ариссии королеве, что мастер Сенур исполнил свое обещание.
Так они и поступили, заодно принюхиваясь к аппетитным запахам из тронного зала, где снова вовсю благоухали приготовленные поварами вкусные яства. Все изрядно проголодались, утомленные приключениями.
Ариссия всплеснула руками, смеясь от радости. Важно кивал, блестя мокрыми от тайных слез глазами, Эррис король. И конечно же, все – стражи, слуги, садовники, повара с поварятами, горничные и прачки, и даже один дворник с метлой – все громко кричали, славя принцессу и радуясь вместе с королевской четой.
Принц Эли в суматохе протолкался к Келайле, взял ее руку, вытаскивая из толпы. Засмеялся ее счастливым глазам и щекам, горящим румянцем.
- Какая ты красивая у меня. Научишь так же ловко пуляться косточками, маленькая Келайла?
- Чтобы ты щелкнул меня по лбу, и я тоже ходила дальше с царапиной? – поддразнила Келайла, – а что дашь взамен?
- Взамен, – важно ответил принц, – я буду ждать два года или три года, сколько там положено, пока ты не вырастешь по-настоящему, чтобы мы смогли по-настоящему пожениться.
- Скажите какой важный. Ладно, мой принц. Научу. Только обещай мне, что никогда не будешь пуляться косточками в птиц. Ой, меня зовет королева!
Они пробежали через толпу, и все расступалась, сверкая улыбками. Принц подтолкнул Келайлу к сестрам, которые стояли перед Эррисом, Ариссией и Эрлой. Эрла крепко держала руку мастера, не собираясь ее отпускать.
- Теперь, – важно возгласил Эррис король, – кроме любимой дочери я получил, нежданно и радостно, еще четырех ее названных сестер! И все, как на подбор – милые красавицы! Нам с королевой так повезло…
Все захлопали и закричали, соглашаясь. А Лейла ахнула, раскрывая синие глаза и глядя на улыбку Кайлы и блестящие тяжелые волосы Кейлы. То, что выманил когда-то обманом у сестер злой Асур, то, от чего они отказались потом сами, даря от всего сердца принцессе Эрле, оно вернулось, и вот чудо – Эрла не изменилась! Казалось, волшебное зеркало отразило красоту, перемешивая ее со счастливыми улыбками и радостными взглядами, и раздавало всем, кто смотрит в него, любуясь не собой, а другими. Так же сияли синие глаза Эрлы, так же улыбались ее алые губы, так же текли по плечам тяжелые волны блестящих волос.
- А ты у меня, – вдруг заорал принц Эли, – самая красивая все равно!
Келайла засмеялась, любуясь сестрами.
- Своим указом я повелеваю, – почти строго закончил Эррис, – жить вам хорошо и дружно, а когда пожелают ваши сердца, и пусть это случается часто, приезжайте в гости, мы с королевой всегда будем рады вам и вашим друзьям, мои девочки. Я бы пригласил вас жить с нами, но вы…
- Нет, – закричали сестры, – спасибо! Нет, мы хотим домой, мы скучаем по маме и отцу! И там наш сад, персики и абрикосы, а еще комната, и улочки с вишневыми деревами, и друзья… Кошка с котятами. Птицы…
Король кивал, пока они перечисляли, а королева смеялась, прижимая к себе дочку.
Потом был пир, тоже совсем настоящий, все вволю наелись вкусностей, запивая их фруктовыми напитками из прохладных хрустальных кувшинов. И отправились напоследок прогуляться по королевскому парку, пока слуги, по приказу Эрриса короля, нагружали повозки подарками.
Витая тропинка манила в глубину, под свешенные ветки с блестящими зелеными листьями, пели птицы, садясь на плечи, витали вокруг ароматы живых цветов: лилий, шиповника, жимолости и жасмина.
После семи поворотов, оставляя позади веселые крики и звонкие песни, тропа кончилась, выведя всех на тайную поляну: сестер, принцессу с мастером Сенуром, Целесту, которую бережно поддерживал под локоть бравый Гейто с расчесанной бородой, и Явора с пышными усами на довольном круглом лице. Пока все, ахая, любовались открывшейся картиной, на мягкую травку выскочил Котик, красуясь парадной лентой Придворного Кавалера, повязанной лично Эррисом королем, а за ним, важно вышагивая, прошел Крыс-Прогрыз, на кафтанчике которого сверкал орден Защитника Королевства, пожалованный лично Ариссией королевой. Парочка гордо прошествовала по траве к сверкающей чаше, полной прозрачной воды и солнечных зайчиков, Крыс нажал лапкой тайную кнопку, какую показал ему Сенур, и вода вскинулась, рассыпаясь драгоценными искрами. Будто в чашу бросили сто горстей алмазов, яхонтов, лалов и изумрудов. Звеня, капли падали вниз, сливаясь с зеркалом воды, и снова выпрыгивали, сверкая на солнце.
- Вот, – сказал Сенур, – я делал этот фонтан, чтоб ты сидела в тенечке, любовалась и слушала пение птиц. Делал и думал о тебе, моя Эрла.
- Я очень счастливая принцесса, – ответила ему Эрла, – если все дарят мне такие подарки. А я? Пока что я могу подарить вам только свою любовь. И – свое сердце. Тебе нравится такой подарок, мой мастер?
Тут они, забыв обо всех, наконец, поцеловались. И все, оглядываясь на чашу, снова ушли, чтобы не мешать влюбленным.

Тут бы и попрощаться, но Эррис и Ариссия ужасно не хотели так быстро отпускать сестричек, потому поступили по-королевски – сели в самую большую карету и отправились провожать девушек до самой крайней границы. Так что, через равнины, прорезанные глубокими ущельями с водопадами и горными лесами, не торопясь, двигалась по дорогам и трактам большая процессия. Тут была королевская карета, и еще одна, в которой ехали вдвоем мастер Сенур и принцесса. Была удобная повозка, нагруженная подарками, в ней ехали Лейла, Кайла и Кейла. Смирный мул Костран тащил новенькую повозку (тоже подарок щедрого Эрриса короля), в ней, среди горы клеток восседала Целеста в ярком платке, рядом – Гейто, красуясь новой рубахой, а правил повозкой Явор, выпячивал грудь, подмигивая деревенским красоткам, что махали ему и смеялись, алея щеками.
В отдельной карете покачивались на высоком сиденье принц Эли и Келайла, на коленях девочки дремал Котик, который еще не решил, поедет ли он жить в деревенский домик или вернется с принцессой Эрлой, она с поклоном попросила его остаться. А Крыс-Прогрыз лихо правил тройкой коней, как заправский возница, только очень маленький.
Обок кареты неторопливо бежал старый олень Оллис, иногда ревел, покачивая единственным рогом, и в ответ очень издалека доносился еле слышный рев – это садовник королевского парка и перелесков, полных диких цветов, отвечал ему, чтобы Оллис знал – в лесах и чащах все в порядке…
У самой границы, где пора было всем расставаться, из толпы выскочила грубо накрашенная женщина, таща за собой хмельного потрепанного мужчину.
- Ты, – закричала она Гейто, толкая спутника под самые копыта Кострана, – тоже мне, верный муж, бросил меня, сироту, а теперь вот и дом большой продан и деньги потрачены. И этот вот, оказался паршивым воришкой, последнее унес, а клялся Нарише, что будет любит ее вечно! Немедля возвращайся, глупый старик, твоя жена заждалась, сижу без денег, грызу одни сухари!
- Сухари – дело хорошее, – вдруг обиделся со своего места Прогрыз.
И все засмеялись.
Гейто нагнулся, сунул в протянутые руки жадной Нариши кошелек с монетами.
- Бери. Я себе еще заработаю. А больше и знать тебя не хочу, живи, как хочешь. У меня теперь новая жизнь. Буду ходить по лесам, помогать доброй Целесте защищать мелкое зверье, хранить цветы, травы и птиц.
- Ты меня променял на эту старуху? – Нариша плюнула в пыль, и собралась еще сказать много злых слов, но ее спутник кинулся, пытаясь отобрать кошелек, и ей стало не до Целесты.
- Отдай! Мое! – вопили двое, которых уже не было видно в клубах пыли – повозки поехали дальше.
- Не слушай, – виновато обратился к Целесте Гейто, – глупая она.
- Зато я умная, – засмеялась Целеста, – не слушаю.

Впереди уже белели пограничные столбы, а значит, пора было по-настоящему прощаться. И мы понимаем, что времени прощание заняло немало – пока все обнялись, пока шмыгали носами, вытирая с пыльных щек слезы, пока брали друг с друга клятвы не забывать и обменивались почтовыми голубями, что дремали в маленьких легких клеточках…
За всем этим наступила еще одна ночь, поэтому все решили еще немножко побыть вместе – хотя уже попрощались. Устроили привал, разведя яркие костры, и до самого утра сидели, пели песни, пили чай из прокопченных котелков, и так как королевские припасы кончились, а пирожные давно зачерствели, снова угощали короля и королеву ужином простых путников (да-да, и черные сухари были тоже, а еще – горячая похлебка и замечательный гуляш, который наколдовала Келайла).
Черное небо расцвечивали яркие звезды. Лежа у костра, Явор показывал на вишневые шарики лалов, пересчитывал, смеясь, выброшенные в небо желтые яхонты и зеленые изумруды. Сверху улыбалась, светя полным ликом, выросшая из узкого месяца круглая луна.
Сидя у ног старой Целесты, Келайла, зевая, бережно вытащила из сумки сверток, в котором пряталась легкая длинная коробочка. Открыла крышку, вынимая спящий бутон.
- Спасибо тебе за Дрему, мать Целеста, хотя так и не пришлось мне узнать, работает ли цветочное волшебство.
Целеста засмеялась, качая головой. Погладила цветок и, закрывая крышку, вернула Келайле:
- Подумай лучше, девочка. Да, ты ни разу не убежала от опасностей и трудных дел, но разве Дрема не помогала тебе?
- Да, – кивнула Келайла, – когда я говорила с ней, я как будто говорила с тобой. И на сердце становилось спокойнее.
- Оставь цветок у себя. Надежда на встречи нужна нам не только в трудные времена. Я ведь буду скучать. По всем вам.
- Значит… Значит, если мы захотим, увидеть вас, – Келайла прижала к груди сверток, – то нужно просто прошептать Дреме?
- Тсс, – Целеста прижала палец к губам, кивнула, улыбаясь.