Глава 9

Время шло и шло, а Келайле нечем было отмерить его, даже стуком сердца, которое теперь билось в груди прекрасной принцессы Эрлы. Каменная девочка сидела, сложив на коленях каменные руки, и смотрела перед собой, на груды прекрасных вещей, разложенных по столам, лежащих в открытых сундуках, на дивные статуи, такие же неживые.
Она не умерла совсем, в голове медленно кружились мысли, тяжелые, будто они тоже постепенно каменели. И совсем равнодушной, бессердечной, она не сделалась тоже. Ведь кроме золотого сердечка была у нее и верная, преданная душа. Но что толку от любых мыслей, если сидишь камнем взаперти, не имея возможности даже подняться, пройти мимо сокровищ, попробовать открыть дверь.
Помнит ли Эрла, что она ненастоящая? – думала Келайла. Понимает ли, что сердце дано ей не просто так, а пришло от живой девочки, любящей трех своих сестер? И если помнит, может быть, она придет и освободит ее?
Но Эрла не помнила. Слишком хитер был мастер Асур, и понимая, что сердце заставит принцессу кинуться на помощь Келайле, оставил его без воспоминаний.

Потому утром, после великого пира, когда усталые гости еще спали, видя во снах вкуснейшие блюда и веселые танцы, Эрла собиралась уезжать. Расхаживая по своим покоям, пела, как летняя птичка, собирая ожерелья и браслеты, цепочки и диадемы, складывала на столик у зеркала, чтобы служанки не позабыли сложить их в дорожные сундуки.
А потом, утомившись, присела, рассматривая себя в глубоком стекле. Ей нравилось отражение. И сегодня казалось, стала она еще красивее, чем была раньше. Синевой лесных цветов сияли глаза, розой цвели губы, весенним дождем лились по плечам прекрасные волосы. И на мгновение показалось принцессе, что из синих глаз смотрит на нее кто-то другой. Другая. Пытается что-то сказать, но не может.
Эрла подождала, улыбаясь, но зеркало молчало. Тонкие брови принцессы нахмурились. Что-то во всем этом было не так. Еще вчера ее совсем не волновало, что память ничего не подсказывает о прошлом. Казалось, она родилась совсем недавно, уже взрослой, и не было детства, нянек, любимого пони и всяких игрушек. Я твой отец, говорил ей Эррис король, и она верила, потому что разве плохо узнать, что ты – дочь короля. Я твоя мама, кивала, обнимая, Арисса королева, и Эрла кивала в ответ, потому что – кому еще такое счастье – родиться принцессой у любящей матери-королевы. И, когда на пиру Эррис король склонился к ее уху, прошептал, показывая на зеленоглазого Эли, который скучал в углу зала, за спинами всех женихов:
- Посмотри на него, дочка, вот замечательный муж для тебя, красив и богат, а еще – самый близкий нам сосед, ты будешь жить совсем неподалеку…
А королева мать кивнула, шепча в другое ухо:
- У вас родятся прекрасные дети, и я смогу вволю понянчиться с внуками…
Когда Эрла услышала их слова, она, конечно, кивнула, соглашаясь.
В ту минуту ей совершенно не было разницы – этот принц или какой другой, главное, пусть его красота будет достойной ее. Но принц смотрел равнодушно, как будто ему приказали явиться, как будто исполнял этот приказ. Не знала принцесса Эрла, что так и было. Ведь после того, как принц Эли-Манита-Амиру объехал все города, деревни и поселки Страны Садов, он так и не выбрал себе невесты. И тогда старый король рассердился и отправил сына в соседнее королевство, просить руки потерянной и найденной принцессы.
Постою тут, в углу, думал принц, переминаясь с ноги на ногу, а потом вернусь домой, скажу, что принцесса выбрала другого.
И в тот момент, когда сердце Келайлы забилось в груди Эрлы, он поднял голову, скучая, и посмотрел. А принцесса посмотрела на него, новым взглядом, таким живым, таким теплым. И очень знакомым. Принцу Эли показалось, он уже видел эти глаза. Нет, не глаза. Кто-то смотрел на него так же. Кто-то совсем не отсюда. И так же испуганно улыбался, словно желая, но боясь заговорить.
И весь танец, и все время, которое дальше на пиру принц и принцесса провели вместе, он мучился этим воспоминанием, иногда поднимая руку и касаясь маленькой красной метины у себя на лбу. Красота Эрлы не давала ему толком припомнить, как именно он получил свою метку. А еще принцесса была так мила, так нежна и главное – так сердечна. Спрашивала его о родителях, о жизни в Стране Садов, о том, во что играл в детстве. Так что, к полуночи принц решил, наверное, я нашел свое счастье: сердце, которое отзывается на биение моего сердца.

Принцесса Эрла не знала всего, а понимала только – при взгляде на принца Эли ее сердце начинает быстро стучать и в груди становится тепло и сладко. Наверное, это и есть любовь, подумала Эрла, вскакивая и уходя к большим шкафам, в которых висели ее замечательные платья – шелковые, бархатные, отделанные бисером, жемчугом и яркими гранеными камушками.

А в покоях короля Эрриса шел очень важный и очень секретный разговор. Сам король сидел в удобном кресле, сняв узкие парадные туфли и устроив ноги на маленькой скамеечке – перетанцевал с фрейлинами, усталые ноги гудели. У окна королева Арисса комкала в руках платочек. И посреди комнаты стоял, выпрямившись после вежливого поклона, великий мастер камней Асур в переливчатом плаще, держа в руках шляпу с богатым пером павлина.
- Я сделал все, как мы уговорились, Эррис король мой. Настало время и тебе выполнить свое обещание.
Королева опустила платочек, собираясь что-то сказать. Но король поднял руку, и она промолчала.
- Я верен своему слову, мастер. Но ты слишком торопишь меня. Разве мало тебе огромного дворцового парка, с его птицами, оленями, бабочками? К чему навевать волшебство на все деревья, леса и сады нашей страны? Нет-нет, я не отказываюсь, ты подарил нам прекрасную дочь, она влюблена, выйдет замуж. И у нас появятся внуки-наследники. Я обещал тебе, что позволю подвергнуть переделке все дикие леса, что остались в пределах дворцовой ограды, а ведь это огромная территория. Но ты хочешь начать сейчас, так? А еще хочешь, чтобы переделались все леса королевства? О последнем мы не договаривались…
- Разве это плохо, мой король? – вкрадчиво зашелестел Асур, – ты любишь гулять по парку, восхищаешься изумрудной листвой, золотым оперением птиц, драгоценным стеклом крыльев бабочек и стрекоз. Представь, сколько золота и каменьев получишь ты вместо дурацких живых деревьев и трав! Они не нужны. От них только грязь и хлопоты. То река подмоет корни и дерево упадет, то птицы нагадят на королевскую голову, извини меня, мой король. То бестолковые мыши сожрут урожай.
- Урожай! – поднял палец король, – а если все колосья станут золотом и бронзой, что же мы будем есть?
- За мешки золота вместо зерна ты купишь столько хлеба в соседней стране, что хватит накормить всех! Ты станешь невероятно богатым, Эррис король мой! А в мире нет ничего важнее и могущественнее денег!
Асур подбоченился, выпячивая грудь.
- И не забывай, Эррис король мой, ни у кого нет такого великого мастера, с такими волшебными умениями. Но ведь я могу уйти… Любой король любого окрестного или дальнего королевства примет меня. И станет безмерно богат. А ты останешься со своими корявыми деревьями, зверями, которые живут, чтобы потом умереть, колосьями, что могут сгореть в пожарах. Только золото вечно. И драгоценные камни.
Король снова поднял руку, останавливая угрожающую речь.
- Хорошо. Ты прав. Я не могу остаться без твоего волшебства, мастер Асур. Как только принцесса Эрла покинет пределы дворцового парка, ты сможешь начать свое великое дело. А сейчас иди, я очень устал. И королева тоже.
Асур поклонился и вышел. Плащ летел вслед быстрым шагам, алые губы кривила ухмылка. Все шло, как он задумал, а бедный глупый король не догадывается, что стоит Асуру взяться за дело, то вскоре в тайной кладовой появятся еще две каменные фигуры. С драгоценными коронами на каменных головах. А их место на королевском троне займут механические копии королевской четы. Сработанные так искусно, что никто не заметит подделки. Вот только оставлять им живые сердца Асур не станет. И пусть, сидя на троне, новый Эррис отдает приказания, помахивая своей механической рукой. Только Асур будет знать, кто на самом деле владеет Страной Камней и Металлов.

***

Ни король, ни королева, ни коварный Асур не видели, как спорхнул с драгоценной ветки, что качалась у самого окна, маленький серый соловей. Разве разглядишь в утреннем сонном сумраке, когда солнце дремлет рядом с луной, укрываясь тонкими облачками, скромную серую птичку с тихими крылышками.
Испуганный тем, что он услышал, соловей подлетел к окошку в покоях принцессы, сел на подоконник и запел, пытаясь песней рассказать, какая опасность грядет. Но Эрла не понимала слов песенки. Она просто кружилась, прижав к себе красивое платье и любуясь собой в зеркало. Мечтала о том, как ярким поздним утром они с принцем Эли сядут в богато украшенную карету. И поедут через сверкание парка к первым воротам, минуют вторые, за ними третьи. А за четвертыми раскинется перед ними прекрасная страна, и за ее границами – другая. В которой ласковые сады прячут под тяжелыми ветвями домики, крытые красной черепицей. Когда-нибудь, мурлыкала Эрла, бросая бархатное платье и подхватывая шелковое, я буду там королевой, а принц Эли – моим королем.
Ей казалось, песенка за окном вторит ее мечтам. И она запела громче, но соловей засвистел, защелкал, так что принцесса перестала слышать свои мечты. Она бросила на постель шелковое платье и подошла к окну.
- Где же эта птица? Кажется, она испортилась, забыла свою песню. Нужно сказать мастеру Асуру, пусть заберет ее в починку.
Она высунулась, высматривая на ветках блеск золота или серебра. И отмахнулась от серой тени, что суматошно трепыхала крылышками среди чеканных листьев. А потом вскрикнула:
- Ай! – и схватилась за лоб, на котором больно наливалась красная метинка.
Под окном, задрав голову, стоял принц Эли, смотрел виновато.
- Прости. Я не хотел. Нет, я хотел, просто, я не знаю…
- Ты с ума сошел? Мне сегодня днем ехать перед подданными, а ты расцарапал мне лоб! Как это – хотел, не хотел?
Эли развел руками. Потом коснулся своего лба, потер свою метку. Он и правда не мог объяснить, зачем запустил в лоб Эрле сорванный с дерева маленький орешек. И теперь раскаивался, потому что орешек оказался из серебра, крошечный, но увесистый.
- Ты мог выбить мне глаз, – сердилась Эрла, свешиваясь из окна, – а говорил, что любишь меня! Да замолчи уже!
- Я? – совсем расстроился принц.
- Нет. Я ищу глупую птицу. Она сломалась. Слышишь, как по-дурацки поет, все время что-то новое?
Эли засмеялся.
- Птицы не ломаются, милая Эрла. И разве плохо поет этот соловей? Вон он, я его вижу.
Эрла вывернула голову, пытаясь разглядеть ветки вокруг окна.
- Спускайся, – позвал принц Эли, – я поищу лист подорожника и приложу к твоему синяку. Он быстро пройдет. И покажу соловья, он тут, рядом.
Эрла посмотрела на огромные часы, которые важно тикали, отмеряя утреннее время. Даже до завтрака его оставалось полно. Она была обижена на принца за его глупую выходку, но что-то внутри (сердце?) тянуло ее к нему. Потому девушка накинула плащ, отделанный мелкими золотыми бусинами по краю. И, уйдя из покоев, пробежала по сонным лестницам, открыла двери, ведущие в сад.
Принц Эли улыбался, и она, хотя и сердилась, не выдержала, улыбнулась ему в ответ.
- Пойдем, – сказал, беря ее за руку, – я там видел подорожник, под ивами, вылечу твой ушиб, прости за него.
- Ты обещал показать птицу, – Эрла вертела головой, прислушиваясь к взволнованной песенке, – и не надо мне подорожника, мастер Асур научил меня лечить всякое, если оно небольшое.
- У тебя холодные руки, ты замерзла? – удивился Эли и вспомнил, вчера, когда танцевали, они тоже были такими, но в суете праздника он внимания не обратил, – как это, научил лечить? А птица, да вот же она! Это соловей.
Эрла недоверчиво посмотрела в густую крону.
- Соловьи не такие. Они сверкают и кланяются, когда поют. И песенка у них другая. Красивая и короткая.
Эли отпустил ее руку и встал на коленки, раздвигая густую траву. Потянул широкий лист. Сорвав, поднялся и, отводя ветку, зашипел сквозь зубы.
- Порезался. Знаешь, серебряные деревья – это красиво, но листья у них острые. Видишь, кровь.
- Кровь? – Эрла коснулась пальцем алой капли на царапине, – я вылечу, подожди.
Вытащила из кармашка коробку, из нее – маленький платок, смоченный чем-то жирным, с едким запахом. Прикладывая к руке принца, объяснила немного свысока:
- Нужно просто заполировать. И царапины не будет. А если она глубокая, я отведу тебя к мастеру Асуру, он починит.
- Ой! – Эли отдернул руку, тряся ей в воздухе, – это что? Масло для железа? Печет.
- Для золота, – удивилась Эрла, – а еще для всех драгоценных камней. Мастер Асур всегда говорит, что моя чудесная мраморная кожа будет от него сиять, как утренний свет. Смотри…
Она несколько раз провела платочком по своему лбу, и красная метинка исчезла без следа. Эли нахмурился, прикладывая к своей ранке лист подорожника. Что-то во всем этом было не так. Он бы заметил, если бы прекрасная Эрла была такой же механической куклой, как все бабочки, птицы и олени в диковинном парке Эрриса короля. Но она была живая. Ну, почти. И ему вдруг стало жалко, что ссадина на мраморном лбу исчезла.
Эрла потянулась платочком к его лбу:
- Давай я вылечу твою метку. А то некрасиво.
- Не трогай. Она мне нравится. Ну вот, а мне подорожник помог, – он отбросил листок в траву, показывая Эрле царапину, которая уже подсыхала, – хорошая трава подорожник, живая для живого, так всегда говорила мама.
Эрла пожала плечами.
- Какая разница? Живое иногда и похуже, чем неживое. Корни у твоей травы все в грязи.
- А серебряные листья режут руки, – возразил Эли.
- Живые звери могут укусить. Или боднуть рогами!
- А бронзовые не прыгают так смешно и неожиданно. А еще не едят с руки хлеб.
- Живые цветы вянут, становятся некрасивыми!
- А драгоценные не имеют чудесного запаха!
- Живые птицы поют, когда вздумается, – Эрла топнула туфелькой, – а не когда захочу я! И они бывают такие некрасивые…
- Зато в их песенках есть душа! Разве ты не понимаешь?
Они встали напротив друг друга, сердясь. Но тут снова над головами защелкал соловей, ужасно громко. Слетел под толстый серебряный ствол, пропал в густой траве, оставляя на зеленых листьях алые капельки.
- Я же говорю, живое все пачкает! – Эрла сморщила носик, отступая, – если бы он был правильным, мастер Асур починил бы его! А так… И свалился он в грязную траву, мокрую. Фу.
Эли нагнулся, бережно раздвигая густые стебли. Одной рукой поднял маленькую серую птичку, а другой, отведя круглый лист подорожника, подхватил с земли испачканный осколок прозрачного камня.
- Может, я сумею его вылечить. Смотри, что я нашел!
Эрла покачнулась, взмахивая руками. Синие глаза закрылись, сомкнулись губы, потускнели дивные волосы.
И в это же время, глубоко под ними, под толстым слоем земли, под тайниками в несколько этажей, с лестницами и переходами, в секретной кладовой мастер Асура открыла синие глаза каменная девушка, сидящая у стены. Вздохнула другая, приоткрывая алые губы. А по плечам третьей заструились, переливаясь, дивные темные волосы.
У Эли было всего две руки, поэтому он бросил осколок и прижал к груди Эрлу, не давая ей упасть. В другой руке держал раненого соловья.
И как только осколочек спрятался в траве, живые краски вернулись на лицо Эрлы, снова открылись синие глаза.
- Что с тобой? – Эли осторожно поставил девушку на ноги, придержал за локоть, – ты чуть не упала!
- Видишь, – прошептала Эрла, – живое такое непрочное. Цветы, птицы, листья. В парке осталась живой только трава, и она уже превращается. Вот и я… Мастер Асур сказал, как только все травы, цветы и деревья, все звери в королевстве превратятся, я стану вечной и никогда не умру! Не постарею. Всегда буду такой, какая сейчас.
Принц Эли растерялся. Ему, конечно, нравились глаза и косы Эрлы, и ее тонкая талия, и звонкий смех. Но она говорила такие вещи. Как это – все превратится? И как же это – жить вечно?
- А я? – спросил он, – ты не постареешь, а я? А наши дети? Ты согласна жить и смотреть, как мы превращаемся в стариков?
Эрла улыбнулась. Она знала, что такого не будет. Но это был великий секрет мастера Асура. И он, прикладывая палец к губам, сказал ей когда-то: никому нельзя говорить, а особенно – тому, кто станет твоим королем. Это будет прекрасный сюрприз для него!
И теперь, пока Эли спрашивал, она лишь качала головой, загадочно улыбаясь. Поправила свои чудесные волосы и, отряхнув юбку, повернулась, посмотреть на дворцовые окна.
- Пора возвращаться. Мне еще проследить, чтоб служанки верно сложили в сундуки мои платья и украшения. А их три раза по десять. Сундуков, а не платьев.
Она засмеялась и побежала обратно, подхватывая подол, чтобы не намочить его каплями росы и не выпачкать мокрой землей, которая еще осталась там, где росла живая трава. Ненадолго, успокоила себя Эрла. Чудесная будет травка из нефритовых кристаллов и изумрудных пластинок!