Моя мама – читатель исключительно строгих моральных правил. Помнится, выражение “хер с ним, Даша” во первых строках романа “Ателье”, произнесенное шефиней в утешение страдающей подруге, привело к тяжелому молчанию у нас дома и только через несколько дней я добилась от мамы, в чем же собственно дело, и объяснила ей, что Галка – она такая, и из песни, то есть из речи персонажа, слова не выкинешь.
Очень помогла мне в этом соседка тетя Таня, она как раз вернулась с базара и, сидя на лавочке под окном, басом кормила котиков.
Вот так примерно:
- А НУ, ИДИ СЮДА, ВИТЁК, СВОЛОЧЬ РЫЖАЯ! КОМУ СКАЗАЛА … ЖРИ КОЛБАСУ, АХ ТЫ…
И через минуту умиленное, но совершенно непечатное, насчет послушно жрущей рыжей сволочи. Потом Таня грохочет то же, обращаясь к Негре, но громче и возмущеннее, потому что Негра не всякую колбасу жреть, ПАРШИВЕЦ Е….
- Видишь, мам, – убедительно сказала я, – Таня – золотая женщина, котиков кормит, а слова вон какие!
Мама подумала, вздохнула и согласилась не выгонять меня с котомкой за десяток нехороших слов на каждый роман.
А вот с “Ингой” вышло серьезнее.
- Очень хорошая книга, – решительно сказала мне мама, – особенно в начале, и в конце. А середина – плохая!
- Ну, вот. И что же там плохо, в середине?
- Обиделась, – проницает мама, но все же объясняет, – там, ну это… сплошные ах-ах, короче, один сплошной там секс у тебя!
“сделай мне монтаж, Джонни” вспомнила я из кино, вот, чтоб герои встретились, а в следующем кадре – уже ребенок и коляска.
Но роман-то о любви. Мама вздохнула и согласилась, ладно, и правда, пусть уж.
И понесла соседке читать “Ателье”. Где страдалица Даша и швейные машинки.