Глава 41
Странные Вещи

Акут уложил её на мягкую шкуру и отбросил в сторону мокрую тайку, белую, расписанную по краю лесом красных цветом.
– Не на-до…
– Силы твои забрала вода.
– Я буду спать…
– Да. Молчи.
Из сумки на поясе достал мешочек и, погрузив в него руки, вынул их – белыми. При каждом движении с пальцев срывались слабо светящиеся облачка, расплывались в сыром воздухе хижины. Дождь снаружи шумел и шлепал. Акут наклонился, положил белые руки ей на лицо, поверх полузакрытых глаз.
– Сухое…
– Камень Айны.
Ладони двигались, осушая влажную кожу, и Найя вздохнула, обмякнув телом на шкуре. Невесомый порошок пах солнцем и немножко школьным окном с яркими стеклами. Май. Звонок. Хлопание сумок о столы.
– Это – мел. Мел?
– Нет этого слова. Камень Айны. Она высушила макушки скал за поворотом реки, когда не могла плакать, навсегда. И камень Айны не берет воду. Он сухой и в дождь.
Continue reading →

Глава 40
Озеро

… Во сне.
Найя шла, медленно переставляя ноги и боясь открыть рот, чтоб не хлынула в горло вода. Волосы, как чужие, трогали плечи. Руки держала перед собой, как человек, идущий по тёмной комнате, когда предметы есть только в воспоминаниях и места их в реальности приблизительны. Она помнила размеры площади и знала, что сможет дойти, не пытаясь вдохнуть. И приоткрыла глаза.
Тут не было темноты. Серый переливчатый свет бежал полосами, складывался гармошками, расходился веерами. Но был он… тёмный, хоть всё и видно. Тёмный, будто она далеко от этого места, далеко в глубину. Найя оторвала взгляд от своих белых рук с растопыренными пальцами. Взбивая ткань, которая лениво надувалась водой и опадала снова, двигались колени. Белые ступни зарывались в лохматую траву, которая становилась всё короче.
Continue reading →

Глава 39
Праздник Еэнна – середина дождей

– Вамма… – она смотрела на свет, собранный в ладони. Мягкий, он шевелился, щекотал кожу, вдруг горячел, взблёскивая иглами лучей. И приходилось закрывать глаза, чтоб не уколоться. Сладко болело плечо.
– Вамма… – темный воздух колыхался над скомканным светом, уколотый лучами, отпрыгивал в стороны, и тогда звучало дальше и снова:
– Най-я-а…
От прикосновения лучей она открыла глаза. Хижину заливал бледный молочный свет, по нему пробегали неясные тени.
– Найя…
Акут сидел рядом, длинные волосы свешивались на плечи. На концах шнурка, которым перехвачен лоб, чётко виднелись узелки плетения.
Найя потянула к горлу мягкую шкуру, отгораживаясь. Мастер покачал головой и выставил руку ладонью к ней.
– Нет. Я сижу. Ты иди из сна. Слушай.
Continue reading →

Глава 38
Аглая

– …Стервец полосатый! – крик рыжего ввинчивался в ухо, казалось, Стёпка вот, за стенкой в кухне. Голос был маленьким, как раз по размеру мобильника, и Стёпка потому представился куклой, бегающей по неубранному столу.
Витька заулыбался. Поудобнее перехватил телефон.
– Ты как там? Тина как?
– Да все путём. Гостиницы на одно лицо, на одну, то есть, мебельную морду. Вроде и люксы, Викуся, а никакого дизайна, полировка да хрустальные вёдра с цветами.
– Я же не про мебель, Стёп.
– И я не про мебель. Я об том, что вроде ездишь-ездишь, а всё оказалось одно и то же.
– Жалеешь?
– Не. У нас любовь же.
Continue reading →

Глава 37
Рассказы Акута

Время превратилось в воду. Секунды торопились ниткой бусин с угла навеса и исчезали в натёкшей лужице у стены. Минуты шлёпали тяжёлыми каплями с концов опущенных ветвей. Всплёскивали часы канувшим в воду подгнившим суком или рыбьим хвостом под мостками. И плавно текли дни, как пришедшая в деревню серая река с её толстой, как одеяло, водой, бывшей теперь – везде.
Найя утром выходила на порог, смотрела на небо, пытаясь найти просветы в тучах, но тучи громоздились клубами и полосами, и даже когда приходил ветер, он просто гнал их по небу бесконечным стадом, – вчера от реки в сторону леса, сегодня, – от скал к морю, которое там, в низовьях, – должно ведь быть.
Continue reading →

Глава 36
Театр

– Ты молодой, тебе перестроиться легче. Плёнка тебя не сильно задела, успел поснимать-то на плёнку?
Солнце смотрело на крыши, и снег съезжал к самому краю, нависая обмякшими языками. Потом падал, валился с шумом, шмякаясь в грязные лужи. Воробьи, чирикая так, что резало уши, плескались, трепеща жёсткими крыльями. И, выкупавшись, подскакивали к самым ногам, задирали головы, смотрели нахально чёрным бисером глаз. Витька крошил и кидал им купленную в киоске булку. Альехо несколько раз подносил камеру к глазу, снимал бурные птичьи драки и стеклянные капли, брызжущие из луж.
– Да не снимал я толком. …У нас в семье фотоаппараты не переводились. У папы, помню, был сначала «Фэд», «Смену» он мне отдал и снимал «Зенитом». Когда ушёл, то и «Зенит» мне достался. Но я что, ездили с пацанами на мопедах, рыбалка, дальние пляжи. Снимал их только. Палатки, сухарь в зелёных бутылках, потом девчонок, когда уже стали возить с собой. Это же не съёмка…
Он искоса поглядел на Альехо, ожидая втайне, что тот возразит. Но учитель только покивал задумчиво, соглашаясь, что – не съёмка. И Витька оторвал кусок булки, закинул его в середину лужи. Поднялся птичий стрёкот, к мешанине воробьев и воды заторопились вперевалочку голуби.
Continue reading →

Глава 35
Зелье Коры

– Ты куда?
Оннали остановилась на пороге, держась за притолоку, браслет, сплетённый из цветной травы, съехал ближе к локтю. Повернулась к отцу удивленным лицом. Но ответить не успела.
– Оставь её, – сказала мать, сидящая у дальней стены над разложенной шкурой. Руки Онны мерно скребли рыхлую после вымачивания мездру, и, сдвинув на край горку белёсой слизи, женщина поворачивала и стряхивала скребок в старую миску. Иногда ребром ладони отодвигала мышелова, который фыркал и пытался сунуть в миску нос, но тряс головой, отпугнутый резким запахом шкуры.
– Я – отец. Пусть она…
– Оннали идёт к сестрам, ночевать. Твоя дочь выросла, Меру, – Онна улыбнулась девочке и кивнула, показывая, что идти можно, – у них теперь свои заботы.
Оннали шагнула за порог.
– Стой! – Меру поднялся с ложа, придерживая неподвижную руку. Пошёл к дочери, запахивая на бёдрах длинную тайку. – Я пойду тоже.
– Мама…
Онна отложила скребок и встала.
– Меру, ты заботливый отец, но хочешь, чтоб парни смеялись над нашей дочерью? Ей на следующий год выбирать!
Continue reading →

Глава 33
Серые Бабочки

Серые бабочки сумерек. Они прилетают к больным, но те слишком заняты болезнью, и жизнь, борясь со смертью, гонит прочь из головы серых бабочек, осыпающих с прозрачных крыльев пыльцу, от которой першит глубоко в горле. Прилетают они и тогда, когда на охоте смерть подходит близко, но, взмётывая подолом тайки, расшитой картинами погребальных церемоний, смерть забирает бабочек так быстро, что люди не успевают заметить. Только сердце вместо того, чтоб сделать следующий удар, вдруг останавливается. Смерть прошла совсем рядом, и сердце снова ударяет в ребра. Даже память о прозрачных крыльях, мелькнувших за полвздоха до касания смерти, улетает.
И прилетают они не ко всем.
А ещё серых бабочек можно позвать. Если долго пить отту, без перерывов, пока другие охотятся, выдают замуж дочерей и садятся на почётные места у костра на праздниках. И если разыскать в самых глухих местах леса, там, где он уже становится другим, бугристые семена ош. Никто не видел, с каких деревьев они падают, на какой траве растут. Они – просто семена ош.
Continue reading →

Глава 32
Чай у Альехо

Не было снов. Первое время Витька был рад этому. Слишком много всего произошло зимой в маленьком рыбацком поселке, и то, что случилось, надо было попробовать уложить в голове, а если в его жизнь вмешаются сны, то всё запутается ещё больше. Но чем дальше, тем чаще ему казалось – выпал, прорвал плёнку и болтается в вакууме, в котором ничего не происходит. Будто резкая остановка после бега, когда внутри ещё всё бежит и хочется размахивать руками, говорить громко, неважно что. Но говорить о зимних событиях оказалось некому. Он-то думал, Альехо выслушает.
А ещё молчала Ноа. Просто жила рисунком на коже, не росла, хотя куда уж расти дальше – Витька носил теперь футболки с глухим воротом, чтоб не косились в студии клиенты на многоцветный рисунок, начинающийся под ямкой на горле.
Continue reading →