В которой Даша на собственной, изрядно потрепанной шкуре познает, что и вторая часть пословицы про суму и тюрьму придумана не просто так, да и не придумана вовсе. А потом пытается свести русский язык и женскую логику воедино
Вокзал, который никогда не спит, все-таки дремлет ночами. И пусть эта ночь была шумной и праздничной, полной возгласов и поздравлений, но перед рассветом угомонились и те, кому пришлось встретить Новый год в пути, вернее, на перепутье, меж двух дорог, сидя в привокзальных кафе и закусочных, или в залах ожидания, а то и на собственных чемоданах. Ненадолго, на пару часов, вокзал замер, погрузившись в дремоту. Но серое утро первого дня пришло, еле заметно очерчивая жесткие линии вагонных крыш, столбов, черных отверстий подземных переходов. А внутри, в огромной стеклянной коробке просыпались и потягивались люди, вставали, поглядывая на часы, слушали бубнящие в динамиках голоса. И, подхватив сумки, баулы, чемоданы, уходили, чтобы уехать.
Даша сидела наверху, на площадке второго этажа, где ряды кресел примыкали к барной стойке, а через столбики перил можно было смотреть вниз, в кассовый зал. Глаза ее слипались, а блокнот, оставленный девочкой-спортсменкой, похудев на десяток вырванных листиков, лежал на коленях. Время от времени она совала руку в карман, куда сложила свою ночную добычу – несколько сотенных и пятидесятирублевых купюр, толкала их поглубже, боясь растерять. Кроме как в карман, положить деньги было некуда. Телефон Галки не отвечал, и Даша сердито нажимала кнопку отбоя. Загуляла хозяйка… Хотя, пусть, столько работала. Сейчас надо встать, усадить Патрисия в пакет и спуститься в метро. Приключения новогодней ночи кончились. А со звонками Олега она разберется, когда случится ей выспаться. Если там, в мастерской уже разобрались с разоренной витриной.
Думать об этом не хотелось, слишком устала.
– Милочка! Я тут за вами наблюдала и восхищалась! – женский голос вытащил из дремоты и Даша, с трудом улыбнувшись, открыла глаза. На кресло рядом присела женщина среднего роста, худая и вертлявая, в шитой блестками дутой куртке и широкой цыганской юбке, умостилась на краешке и, быстро поглядывая по сторонам, возвращала взгляд к Дашиному лицу.
– Мне уже надо идти, извините.
Даша поднялась, устраивая кота. Женщина тоже вскочила и, подождав, когда Даша возьмет пакет поудобнее, быстро сунула руку под ее свободный локоть, прижалась курткой.
– Я тоже, я тоже тороплюсь, но вы меня очень обяжете. Вы на метро уходите? Я в магазине туфельки себе смотрела, а вас слушала, такой вкус, все так грамотно рассказывали. Вы только до магазина со мной пройдите, это внизу, по эскалатору, а там и выход к метро. Вы только поглядите, правильно выбрала. А то я знаете, сомневаюсь!
Она трещала, увлекая Дашу вниз по легкой лестнице. Подталкивая в бок, провела к середине кассового зала и поставила на ступеньки эскалатора. Ойкая, хваталась за Дашин рукав, когда плавное движение нарушалось толчками. И внизу потащила ее к освещенной стене из стекла, за которой на полках стояли туфли и сапожки.
– На вокзале лучше не покупать, вообще-то, – слабо сопротивлялась Даша, влекомая любительницей туфель мимо бессонных небритых торговцев смешными игрушками. Торговцы стояли суровыми рядами, а у ног, в широких коробках тявкали и делали сальто плюшевые собачки с красными, как у вампиров, глазами, ездили, натыкаясь на картон, маленькие джипы и ползали, вихляя пластмассовыми задами, пятнистые десантники с крошечными автоматами в руках.
Магазинчик встретил их амбарным замком на стеклянной двери.
– Ну что за горе, – ничуть не расстроившись, проговорила женщина, отпустив наконец, Дашу и всплескивая руками, – ладно, не куплю, значит. Вы туда идите, там переход и метро.
Даша обескураженно смотрела, как, шевеля надутыми плечами, странная спутница почти побежала через зал и, не оглядываясь, скрылась в черном зеве перехода к платформам. И прижав к боку тяжелый пакет, побрела к выходу, снова через ряды игрушечных торговцев.
Переход загибался неопрятной кишкой, на кафеле чернели высказывания разной степени похабности. Даша медленно шла, слушая стук своих каблуков. Мечтала, как сядет в вагоне метро на теплый мягкий диван, и полчаса не нужно будет ни о чем думать, только ехать, куда везет воющий поезд.
К стуку каблуков добавилось шлепанье, кто-то догонял, торопясь, и она отошла к самой кафельной стенке, давая дорогу. Резкий толчок чуть не свалил ее с ног.
– Что?
– Ах ты, сука…
Высокий мужчина с перекошенным худым лицом снова толкнул ее в плечо, и Даша ударилась спиной в стенку, переступила, удерживаясь на ногах. Мужчина приблизил лицо, дыша перегаром и несвежим жареным мясом. Пирожки ел, машинально отметила Даша, закрывая лицо рукой.
– Что вам надо? Отстаньте!
– Не платила, а место заняла! – он наступал, по-петушиному дергая головой, и шея, торчащая из засаленного распахнутого воротника, надувалась жилами.
– К-какое место? – Даша вжалась в кафель, скользнула по стенке, уворачиваясь, и уронила пакет. Тот шлепнулся, глухо заворчав.
– Дурой прикидываешься? Бабки давай, сука! – мужчина схватил ее за рукав.
Даша рванулась, отбежала и остановилась. Пакет, брошенный на пол, шевелился. Она сделала шаг к нему, глядя на мужчину с испугом и злостью. Из-за поворота послышались голоса. Трое парней, выскочив, замедлили было шаги, но тут же, обходя по дуге, заторопились дальше.
– Постойте, – безнадежно позвала Даша в удаляющиеся спины, – помогите, пожалуйста…
Мужчина нагнулся и, схватив пакет, прижал к боку.
– Будешь знать, как соваться, – повернулся и быстрыми шагами пошел обратно, в сонный полупустой зал.
– Патрисий! – закричала Даша, кинулась следом, в два прыжка догнала захватчика и дернула пакет на себя.
– Ах, ты! – не отпуская пакета, из которого уже слышался вой, мужчина размахнулся. В глаза Даше будто брызнул кипяток, и она осела, держась за ушибленную щеку. Патрисий выл, стараясь переорать ругань, и похититель, наконец, поняв, что с добычей что-то не так, раздернул веревочные ручки. Кот выпрыгнул черно-белым взъерошенным комком, размахивая лапами. И тут же отлетел к стене, ударенный ногой в грязном ботинке.
– Муаффф! – на лету грозно орал кот.
– Сволочь, – закричала Даша изо всех сил.
– Падла, – завопил дядька, крутясь и прижимая пальцы к исцарапанному лицу. Эхо металось, отскакивая от грязного кафеля. Другой рукой похититель тряс пакет, из которого вывалились на истоптанный пол вечерние туфли. Швырнул его, пустой, себе под ноги. И тут Даша налетела на него, неловко суя кулаком в землистое лицо. Успела стукнуть раз, другой и, откинутая сильным ударом, упала, путаясь в распахнутом пальто. Мужчина подскочил и, больно закручивая одной рукой воротник, зашарил в Дашином кармане. Из другого кармана выпал мобильник, скользнув по Дашиной ладони, и она, почти ничего не видя стремительно заплывающим глазом, схватила его, сжимая в кулаке.
– Пустая, бля, – хватка ослабла. Над ее головой послышались удаляющиеся шаги. Застонав, Даша схватилась за перекошенное пальто, тыча дрожащую руку в один карман, в другой. И заплакала.
– Деньги, ты, гад. Украл, – встала на коленки, не обращая внимания на жавшихся к стене любопытных старушек, что остановились поглазеть. Патрисий неподалеку выл, пушил хвост, глядя в ту сторону, куда убежал обидчик.
В голове у Даши будто щелкнуло что-то. Ярость взлетела, ударяя в лоб изнутри. И Даша, упираясь в колени руками, выпрямилась.
– Убью! – хрипло закричала она и кинулась по коридору вслед за мужчиной.
– Убью, – заорала снова, врываясь в тихий зал. Игрушечники, мгновенно стряхнув дремоту, уставились на нее. Прихрамывая, она неслась между ними, задевая ногами коробки с прыгающими собачками. Мужчина, повернув голову на крик, наступил на бодро ползущего десантника, поскользнулся и упал, расшвыривая джипы и плюшевых лающих упырей. Грозно шумя, торговцы надвинулись на него, как вдруг раздался крик:
– Менты!
И владельцы игрушечных монстров испарились в боковых проходах, оставив на каменном полу свое тявкающее, стреляющее и жужжащее войско.
Дашу держали за локти два милиционера, а она плакала, топала ногой и, вырываясь, кричала, ничего не видя:
– Скотина! Патрисий! Деньги отдай!
Через несколько минут она сидела в маленьком закуте, отгороженном решеткой от унылого казенного помещения, рыдая, стучала разбитым кулаком по деревянной засаленной лавке, а у большого стола гоготали два парня в серой форме, довольные неожиданным развлечением.
Ушибив кулак, бессильно осела на лавку, вцепившись в деревянные планки дрожащими руками. И обводя заплывающим глазом серые ободранные стены, черные решетки, пару исцарапанных канцелярских столов и толпу тонконогих металлических стульев, ужаснулась, падая в черное отчаяние. Вот тебе, Даша, и счастливый Новый год!
Продолжение следует…