Глава 18

Проснулся с чувством – муха… Открыл глаза. Наташа сидела напротив, подтащив стул к изножью кровати. Подобрав одну ногу, упиралась подбородком в колено, смотрела на него – спящего. Блестели дорожки от слез на щеках в полумраке задернутых светленьких штор.

- Нат? Ты чего, ну?

- Витенька…, – Наташа всхлипнула, вытирая рукой глаза:

- Витька, оболтус, что это у тебя, что?

- Где? – сел на постели, уставился на ногу, куда показывала мокрым пальцем.

- А-а, это! Татуировка просто. Ты чего, Нат?

Наташа подобрала вторую ногу и, топыря на краю стула пальчики в розовом перламутре педикюра, расплакалась в голос, уткнув лицо в круглые коленки. Маленькие шортики разошлись кромками, показывая гладкие бедра и кружево трусиков в глубине.

Витька перекинулся телом ближе, схватил ее за руки:

- Ну, милая, девочка, ну, что такое, что?

- У-у, у Сережки-и-и, – тоненько, с подвывом, попыталась сказать, – у него так же-е!…

- Ну? Ну, что?

Наташа закрутила головой, зашмыгала. Отняла руку – провести под носом. Потянулась за спину, что-то тряпочное, неважно что, ухватила, прижала к лицу.

- Все уже, – сказала сердито и невнятно, – все, не буду больше.

И разревелась громко и горько. Витька в трусах суетился вокруг, принес водички, слушал, как, хлюпая и обливаясь, попила, отвела стакан ладонью. Ждал терпеливо, глядя, как трясутся плечи. Помирал от жалости, да что же это? Последний раз так жалел, когда кот любимый попал под машину, трясся в агонии несколько часов, и уколы анальгина не помогали нисколечко. Только стой рядом и жди, смотри, пока – само. Кот тогда умер. Наташа – успокоилась потихоньку.

- Расскажешь? – стоял на коленях у стула, глядя снизу на дрожащий подбородок и губы, что старательно кривила в улыбке.

- П-потом. Можно?

- Да Господи, можно! Когда угодно – можно!

Горестное настроение тихо-тихо, плавно сошло на нет. Наташа улыбнулась чуть, но уже по-настоящему. Поправила волосы. Заоглядывалась. Витька поспешно подал щетку. Гордясь собственной проницательностью, успокоенно следил, как расчесывается. С каждым взмахом щетки лицо становилось спокойнее, блестели глаза, промывшись слезами, что, верно, давно уж должны были пролиться.

- Пойдем плавать, – постановила она. И Витька закивал поспешно:

- Да-да, – но утвердил, заручаясь на будущее:

- Но – расскажешь, да?

- Да, Витенька, расскажу. Потом…

И начался первый морской день.

Завтрак в открытом ресторанчике, коричневые официанты, готовно сверкающие белыми зубами, тарелки, увенчанные мокрыми листьями салата поверх прозрачных ломтиков колбасы. Гомон постояльцев, половина которых принесли с собой пакеты и украдкой совали в них фрукты и булочки с общего стола.

- Другой Египет, – сказала Наташа, следя за шумным семейством за соседним столиком. Отпила из красивого стакана жиденького кофе:

- Ты можешь себе представить, что здесь, недалеко, те самые пирамиды? Которым пять тысяч лет?

- Мама-а-а! – заорал пятилетний карапуз, пиная прицельно кудрявую девочку на соседнем стуле:

- Она! Меня! Толк-ну-ла! Ду-ра!!!

- Са-а-ам! – завопила принцесса и кинула в обидчика чайной ложкой.

Витька подумал добросовестно.

- Не могу, – признался.

- Съездим. Хотя и там не лучше. Иногда мне кажется, Вить, мы, как плесень. Ну, люди.

Витька осмотрел зал. Толстые и тонкие, в привезенных из родной губернии нарядах – вон дама в черных кружевах с шелками и декольте… Крики радостные в сторону своих, косые взгляды на вновь прибывших… Наташа в малюсеньких шортах и красном топике с одним плечом. Он сам – в попугайных бермудах, что откопал второпях на антресолях, и в черной майке.

- Может и плесень, – сказал осторожно, – но пирамиды-то – строили.

Ната вздохнула.

- Да, прав. Наверное, прав. Хотя, вот – Большой каньон, например. И без нас обошлось, а так грандиозно!

- Не знаю, не был, – вредно сказал.

- Будешь! – рассмеялась Наташа, – если захочешь как следует, конечно! Хочешь?

- Купаться хочу! – умоляюще ответил Витька, следя за уходящими в солнце отзавтракавшими.

Они купили у официанта бутылку красного холодного вина.

Медленно-медленно поплыл день. Выворачивая из-под босых пяток горячий песок, обжигая спину и плечи неправильно летним ноябрьским солнцем, плеская в лицо водой, нестерпимо лазурной и до того соленой, что мгновенно свело и зачесало губы.

Витька наслаждался. Набрав в прокате растрепанного добра – ласты, маску с трубкой, нырял среди огромных плоских камней, морскими садами раскинувшихся на совсем небольшой глубине. Плавал к белым катеркам, болтавшимся на якорях рядом с близкими буйками. На ломаном английском заказывал в баре минералку и фрукты. Мазал Наташе спину кремом. И снова плавали вдвоем, к буйкам и обратно, и снова. Катался на белом, чистеньком, изукрашенном кружевами и помпонами не хуже грузинской волги, верблюде. Звали верблюда Вася. Хозяин, широко вышагивая в развевающейся на горячем ветру длинной рубахе-джалабие, улыбался, оглядываясь на Витькину улыбку, водил Васю в поводу среди полуголых туристов.

Неожиданно быстро закатывалось солнце медленного дня, но – не жалко, ведь только первый день.

В номере, с удовольствием шлепая по каменным плиткам прохладного пола, приняли душ и переоделись к ужину. Договорились поехать в город, побродить по магазинчикам.

Наташа иногда взглядывала на Витькину змею, ее узкую цветную голову, уложенную на середину бедра, на хвост, в полный изгиб захлестнувший щиколотку. Хмурилась, но ничего не говорила. Виктор, помня утро, не спрашивал. Захочет – сама и спросит, и расскажет.

В Хургаде, блестевшей фонарями и витринами – ожерельями по черному бархату ночи, толкались среди толпы. Пили воду из маленьких фонтанчиков в виде каменных рыб и собачек. Купили непонятных фруктов у сморщенного хоттабыча, клонившего голову на тонкой обугленной шее под тяжестью гигантской чалмы. Улыбчиво отказывали продавцам безделушек, сладко и жарко заманивавшим их в сверкающие внутренности магазинчиков.

Молча, устав, ехали обратно, глядя на яркие отельчики и черные куски пустыни между ними.

Витьку плавно кружило, перед глазами плыли яркие дневные рыбы, мелкая бирюза волн, солнечные блики, блеск начищенной меди, цепляющие глаз расписные ткани…

- Здесь остановите, пожалуйста, – услышал Наташин голос. И заоглядывался удивленно, выходя. До отеля не доехали. Справа – черный провал пустыни, днем похожей на разоренный карьер.

Слева – пустой тротуар вдоль распахнутых входов. Лавочки попроще, похожи на гаражи. Многие закрыты. У тех, что еще работали, на ковровых низеньких табуретах продавцы отдыхали от дневной суеты. Пили кровавый чай каркадэ, курили кальяны. Вскрикивая и смеясь, щелкали костяшками по изукрашенным доскам нард.

- Пройдемся, тут недалеко уже, – напряженным голосом сказала Наташа, – минут пятнадцать и наш отель.

Витька покивал. Попытался углядеть выражение лица спутницы. Но шла впереди, посматривая на раскрытые двери лавочек. Продавцы, скалясь, рассматривали маленькие шортики, беспорядок светлых коротких волос, восхищенно цокали вслед. Иногда зазывали, но вяло, больше для очистки совести.

Наташа улыбалась вежливо, не останавливаясь. Задержалась у закрытых ворот одной из лавок. Медленно-медленно прошла, внимательно глядя на металлическую двустворчатую дверь. Оглянулась на соседнюю, тоже запертую. Пошла дальше, рассматривая следующую.

- Наташ, ты ищешь чего?

- Подожди…

Опершись на Витькину руку, стала поправлять ремешки сандалии. Из-под локтя его, хмурясь, глядела на запертые двери.

- Здесь? – предположил Витька сверху.

- Н-не знаю, – машинально ответила. Постояли немного, пока она топала ногой, проверяя, удобно ли. Но подходить к дверям не стали.

- Пошли, – решительно сказала девушка, схватив за руку Витьку. И они быстро двинулись к отелю через темноту, разбавленную светом фонарей над шоссе.

Позади протяжно заскрипело железо.

Витька почувствовал, как задрожала Наташина рука.

- Эй? Сувенир? Mister? Miss? Папирус, плиз, красиво, бьюти? – мешая языки, не торопясь, перечислял торговец за спиной, – духи, полотенца? Красиво! Дешева!

Наташа повернулась. Из полутьмы меж двух кругов фонарного света, они смотрели на открытые двери лавки, откуда электричество, как выплеснутое ведром, растеклось по серым плиткам тротуара, обдав высокую фигуру на границе света и полумрака. Худые босые ноги из-под длинной рубахи, тонкая шея с завитками черных волос, голова чуть опущена – лица не разглядеть. На фоне светлых одежд – руки тонкими прочерками темного.

Девушка нерешительно пошла обратно, таща Витьку за собой.

- Хна? Роспись? Пэйнтинг? – продолжил мужчина и вытянул вперед руку, покрутил в сумраке, подкрепляя слова жестом, – тату?

Наташа выпустила руку Витьки. Подошла к торговцу и подняла голову, всматриваясь, обходя, заглядывая в лицо, пытаясь увидеть больше, подробнее.

- Амал? – спросила звонко. И Витьке не понравился ее голос, будто сейчас, после этого звона, порвется что-то. Чему уже некуда натягиваться.

- Но Амал, – равнодушно сказал темный, разглядывая тротуар перед собой.

Наташа горячо заговорила по-английски, взмахивая рукой. Спрашивала, почти кричала. Витька, приоткрыв рот, пытался поймать хоть что-то. Кроме настойчивых вопросов про Амала ничего путного не уловил. Торговец все качал головой отрицательно. Вставлял в паузы названия бесконечного своего товара.

Наташа снова заговорила, что-то рассказала долго, не позволяя перебивать. Подбежав, схватила Витьку за руку, рванула к свету. И задрав ему штанину длинных шортов, указала на татуировку.

Парень мрачно смотрел на ногу, потом перевел на Витьку темные глаза. Развел руки и закричал на обоих. Все больше распаляясь, тыкал в Витькину сторону черным пальцем. Наконец, выдохшись, рявкнул на девушку, и, ступив внутрь лавки, захлопнул железные двери, стерев с тротуара желтизну.

Повернулся в скважине ключ, запирая свет – один поворот, два, три.

Наташа подскочила и ударила ногой в дверь. Жалобно запело железо.

- Ты чего? Брось! Сейчас еще ментов местных вызовет!

- Не-вы-зо-вет… – повернувшись, крепко присаживала железо подошвой сандалии, – я-мо-жет ку-пить хочу, по-ло-тен-це!!!

Витька оттащил девушку от двери, обнял за плечи. Наташу трясло.

- Завтра, Наташ, видишь, не хочет. Что тебе он, купим в другом месте, а?

- Закрито, ночь! – донеслось из-за железа, что тонко допевало стуки.

- Видишь, не откроет. Пойдем.

Наташа постояла, успокаиваясь. Нервно рассмеялась.

- Да. Пойдем. Все равно это не он. Не Амал. Я думала, может, знает.

Витька обнял ее за плечи и повел осторожно, боясь, что вырвется, отбежит и снова – крики, стук…

- Может, я что придумаю, а?

- Ты-то? – Ната глянула горько, засмеялась, покачала головой, – да уж, ты особенно подскажешь.

И сунула руку Витьке под локоть:

- Не обижайся, хорошо? Это я так, нервы. Расскажу сегодня. Хотела потом, думала, отдохнем немножко, но, раз так вышло.

- Наташ, ты тут была с Сергеем своим, да?

- Да, – тени обгоняли их, становились длиннее, потом укорачивались и прятались под ногами. Чтобы снова начать расти со следующим шагом.

- В этом же отеле?

- Да, – из-за расписного забора доносились крики и плеск на водных горках бассейна. По дороге проносились машины. Маршрутные такси притормаживали, и висящий на ступеньках зазывала махал рукой, приглашая. Они отрицательно махали в ответ. Машинально, не прерывая разговора.

- Ага, а теперь плачешь, что не получится отдыха. Если б хотела отдыха, поехала бы в другой отель, город. Да в страну другую.

- Да. Прав.

- Так что, самое время рассказать, две головы – лучше, – Витька старался быть жизнерадостным. Чувствовал себя дурак дураком.

- Да, – снова сказала Наташа.

И, заходя в холл отеля, попросила, ткнув в руку смятые купюры:

- Водки возьми. Большую бутылку. Чтоб – на всю ночь.