Идя почти наощупь к белеющей двери над высоким крыльцом, Лора вспомнила, в сумке лежит начатая пачка печенья в смятой пергаментной бумаге. И радостно захотела съесть ее всю, жалко, что нет молока, ну ничего, решила, поднимаясь по ступеням, запью водой.
Дверь открылась раньше, чем она взялась за железную ручку, распахнулась, показывая повернутые к ней лица, освещенные желтой лампочкой под потолком. Лора растерянно встала на порожке.
- Демченко, – обвиняюще сказала классная, быстро подойдя и снова отступая в середину прихожей, оперлась на стол бессильной рукой, – о боже, это Демченко! И что нам теперь?
Лора переступила ногами. Непонимающе глядя на сидящих у столов девочек, скинула босоножки, путаясь в тугих ремешках. Наденька оторвалась от стола и заходила туда-сюда, руками держась за виски и восклицая что-то несвязное. Девочки послушно следили за нервными передвижениями.

- Она еще! Шлялась где-то. Ну что за примадонны! Я не по-ни-маю! Мы вам. Все вот. А вы? Мне что теперь? Нам что? В милицию бежать, да?
- Тут нет милиции, Надежда Петровна, – подсказала Тоня Величко, поправляя волну русых волос. Вздохнула, вытягивая ноги в джинсах и тапочках.
Классная безнадежно махнула рукой, упадая на табурет в торце стола.
- Что расселись? Идите спать. Слов нет у меня!
По ступеням зашуршали шаги. Девочки, которые начали было подниматься, сели опять, уставив любопытные взгляды на двери, в которых возникла мощная фигура Галины Максимовны в спортивных штанах и цветастой широкой рубашке.
- Что? – умирающим голосом спросила классная. А трудовичка подняла толстые плечи, разводя руками. Наденька ахнула, и снова берясь за виски, упала на спасительный табурет.
Девочки, шепчась, уходили в комнаты, садились на корточки, вынимая из сумок зубные щетки, шуршали пакетиками, встряхивали полотенца.
- Таня Зарыкина исчезла, – шепотом рассказывала Лоре Инна, выдавливая пасту из мятого тюбика на щетку, – мы все вернулись, а ее нет, и потом другие вернулись, а Тани нету, ты вот последняя пришла. Никто не знает. А пацаны говорят, приезжали с соседней деревни взрослые, на мотоциклах. Ну, танцы же. А вдруг Таня с ними? Уехала?
Настя со своей кровати фыркнула, уселась, поджимая ноги, так что край халатика обтянул бедра, показывая кружевные трусики.
- Угу. Похитили Зарыкину, она ж красотка.
Наташка Кацыка и Оля Осипова послушно захихикали. Таня Зарыкина красоткой совсем не была, широкая и нескладная, тяжелая в движениях, но одновременно быстрая, будто все время шла с кем-то драться. И бледное лицо с некрасивым продавленным носом и маленькими серыми глазами – хмурое, решительное. Была она отличницей и вечной старостой, потому Наденька ее и назначила проследить за порядком, понимала Лора. С холодком в спине понимая и дальше, а куда же делась тогда некрасивая хмурая Танька, вряд ли где-то ходит под ручку с местным каким-то коляном. В дверях первой спальни встали сразу две фигуры, толкаясь, ступили внутрь, оглядывая девочек обличающе. Лора отвлеклась от испуганных размышлений, когда палец классной указал на нее.
- Демченко! Я тебя спрашиваю! Ты где шлялась, когда все уже, буквально все собирались спать? И подойди, когда взрослые с тобой!
Лора, держа на весу зубную щетку, подошла, спиной ощущая насмешливые и сочувственные взгляды. Классная, под многозначительное молчание трудовички оглядела ее лицо, шею и плечи, укрытые синим шелком. Палец тыкнулся в ключицу.
- Вот! Пока мы тут. С Галиной Максимовной. Она – в засосах вся. Ясно, где шлялась!
Лора непонимающе смотрела на раскрытый в крике рот. Галина Максимовна тяжко стояла рядом, молчала, тоже упершись каменным взглядом в ключицу, которую сама Лора увидеть никак не могла, только ощущала там в ней, щекочущий зуд на месте предполагаемого, этого, как прокричала Наденька, засоса.
- Это синяк, Надежда Петровна, – сказал за спиной Лоры голос, – я видела, днем еще.
- Ты еще, Шепелева! Нарядилась, как чертишо в своей макси. Синяк ей! Вся шея в засосах! Я еще посмотрю, где ты была, с кем таскалась.
- Я не была. И не таскалась, – у Инны задрожал голос.
- Она не таскалась, – хрипло поддержала подругу Лора, с ненавистью глядя на классную полными слез глазами.
Что ж за фигня получается. Она так сопротивлялась провожающему Коле, и пришла вовремя. Не лазила через забор пить мускат и курить с местными пацанами. И оказалась крайней – которая шляется позже всех и приходит в засосах. Самой оказалась виноватой. Да еще Инну приплели, которая вообще еще детский сад вторая группа.
Галина Максимовна пошевелилась, опираясь рукой о дверной косяк.
- Вы, – вопросил густой голос с легким запахом спиртного, – вы хоть понимаете, что там с ней может случиться?
В спальне повисла тишина. И вдруг ясный, немного удивленный голос ее нарушил.
- Понимаем, – ответила Инна.
- Ах, – трудовичка задохнулась, не имея сил говорить, обвела публику негодующим взглядом, – она! Она еще и понимает! Да я. В ваши годы! У меня сын, между прочим, а он перешел в десятый. Недавно пришел и спросил, мама, а как родятся дети, в пробирках, да? А я ему, Петенька…
Но что именно рассказала наивному Петеньке целомудренная мама, девочки не узнали. На улице затарахтел мотор, усилился, стих, послышались негромкие голоса, кто-то засмеялся. И тихо зашуршали шаги, все ближе, а потом их накрыло новое тарахтение, уже удаляясь.
- Та-ак, – сказала классная в испуганное лицо Тани Зарыкиной, которая осторожно открыла двери и встала столбом, как недавно Лора, ошарашенная толпой девчонок и воинственными лицами обеих учительниц.
- За-ры-ки-на… И что ты нам скажешь? А? Ты где была, Зарыкина?
Испуг сменился привычным хмуро-сердитым выражением. Таня переступила с ноги на ногу, пряча за спину руки.
- Каталась, – с вызовом сообщила она, – на мотоцикле. С мальчиком. Нет, с пацаном.
- Ты, ты! – классной опять не хватило дыхания, и на помощь ей вступила трудовичка.
- Да ты понимаешь, Зарыкина, что там могло с тобой случиться?
Из глубины комнаты кто-то сдавленно, но очень ясно захихикал.
Лора еле успела ступить вбок, давая классной пройти, та стремительно подскочила к Тане, прячущей руки за спину, и оглядела на этот раз ее шею, с низкой больших красных бусин, плечи под лямками ситцевого сарафана.
- Вот, – закричала, торжествующе тыкая пальцем, – вот и вот! Вся в засосах, вернулась, ну вся же, смотрите! А руки? Ты что там, в руках? Немедленно! Ты!
В спальне уже откровенно веселились лицами в подушки, или прятали смех, утыкаясь в плечи и бока подружек.
- Руки, – взвизгнула классная, хватая и тряся костистое плечо.
Таня вырвалась, резко вытянула вперед обе руки.
- Да нате!
Смех в спальне утих. Кто-то ахнул восхищенно. С дрожащих пальцев свисали, поникая роскошными лепестками, крупные водяные лилии, белые, желтеющие от тусклой скучной лампочки. Свешивали почти к самому полу толстые гибкие стебли.
- И никакие не засосы, – крикнула некрасивая Таня, – у нас поломался. Мопед поломался, когда мы обратно. Стасик его починил. И меня довез. Я сама попросилась, чтоб лилий нарвать. Он рассказал. Где.
В доме встала полная тишина, короткая, понимала Лора, глядя то на цветы, то на сердитые и смущенные лица учительниц. И в ней внезапно, показалось ей, оглушительно, два или три раза ударили об пол тяжелые капли воды, со стеблей дивных цветков, похожих на лотосы, что на картинках в энциклопедии.
- Так, – снова сказала спасительное слово классная. Оглядела всех очень строго, – так… короче, до выходных никаких танцулек и никаких вам гулянок, а еще с завтрашнего дня весь класс выходит на розу дважды. Утром, как всегда. И еще вечером три часа на закате. А как вы думали? – повысила голос, чтоб перекричать недовольный шум, – вы ехали работать? Вот и… Ну и скажите спасибо Зарыкиной, и конечно, Демченко, и Шепелевой. Всем спать! Я сама прослежу. Чтоб никаких…
- Засосов, – шепотом подсказала Настя, которая так и не встала со своей кровати.
Когда все, наконец, улеглись, ворочаясь и дзынькая пружинами, классная тихо закрыла двери, прошлепала шагами через гостиную и маленькие сени, закрыла и там, но не гремела замком, а потому что туалет ведь снаружи, понимала Лора, укладываясь щекой на подушку, – чей-то сердитый голос ясно сказал, на все две комнаты с девочками и одну пустую, с голыми кроватями:
- Ну, спасибо, Зарыкина, Демченко, Шепелева. Теперь из-за вас, как в тюряге будем.
- Заткнись, Птичка, – вдруг вступился ленивый голос Насти, – если бы не эти, Наденька все равно нашла к чему приебаться. А вечерняя работа, так то они еще в первый день базарили, что будет. Это ей в тему прибрехалось просто.
Птичкина не стала возражать, засопела, обиженно ворочаясь. И не выдержав, заржала, когда голос ее соседки Осиповой манерно пропел:
- В проби-ирках, дети рОдятся в пробирках, вы поняли, идиотки?
- Бе-едный Петенька, маму спрашует, про проби-ирки…
- А мама такая, уй, ты мой Петенька, конечно, в проби-ирках.
- Девки, я не могу, а Галина такая – да ты понимаешь, что там могло? А Шепелева пищит, понимаю, конечно!
- Самая умная, умнее Петеньки!
- Зарыкина, а там проби-ирки были, не? Где твой Стасик мопед поломал?
- Та идите вы, – огрызнулась довольная Зарыкина, кинула за голову мосластые руки, – не было пробирок.
- Так вы сами, да? Без проби-ирок.
- Девки, хватит ржать, все, спим. А то утром Наденька вам устроит.
- Пробирками, Насть. По башке.