11.3

Высокая фигура Даориция выступила вперед. Успокаивающе раскидывая руки, купец улыбался.

- Мы славно повеселились, Теренций, да будут дни твои освящены всеми богами олимпа. Пора готовиться к завтрашнему дню. Хоть колонии далеки от родины, но эллины гордятся своей демократией, разве нет? Эту женщину надо предать суду.

И сложив на груди руки, скрытые широкими рукавами, добавил в голос медовой сладости:

- Мы будем славить тебя, радушный хозяин, по всей Элладе. И нам не придется лгать. Потому что ты суров и справедлив, великодушен и разумен. А гостеприимство твое достойно новой поэмы, которую напишет поэт. Так, Флавий?

- Д-да… И напишу!

Теренций, исподлобья глядя на дипломата-купца, медленно кивнул. Сунул факел в руки терпеливо ждущему рабу.

- Идемте в покои. Там еще вино и фрукты. А эта… Разбуди кузнеца, Ксанф, пусть посадит на цепь. Утром ее осудят.

- Я забираю ее.

Будто дожидаясь голоса жены, Теренций резко повернулся к ней. И Хаидэ выдержала яростный взгляд маленьких бесцветных глаз.

- Ты… – тихий голос струился змеиным шипом, – ты вся – яд для меня. Хочешь забрать эту степную крысу с вислыми грудями? Хорошо же…

- Слушайте все! Вы мои гости и наш пир был прекрасен! Так?

- Да, да! – голоса вплелись в несмолкающий топот.

- И кое-кто тут попрекал меня тем, что это не столица! Так вот. У нас тут свои развлечения, у диких людишек на берегу двух холодных морей. Моя жена, княгиня степей, дочь Торзы непобедимого, требует себе это. И я, ее муж и повелитель, отдаю ей это… Но, по обычаям нашего края, она должна заплатить. И плата должна быть достойной ее высокого положения. Плати гостям, Хаидэ! И забирай тварь. Купи ее себе. И я не подам жалобу на то, что воровка пробралась в мой дом.

- Сколько платить? – Хаидэ провела рукой по запястью, вспоминая убранные в шкатулку золотые украшения.

Теренций захохотал.

- Э-э-э… У меня не бывает нищих, жена. Предложи другое, сама и, когда кивнут, плати тем, что для мужчин ценнее денег!

- Я… – она глотнула и посмотрела на молчащую небольшую толпу. Глаза мужчин блестели и губы их раздвигались в выжидательных улыбках. Взгляды ползали по ее коленям и груди. Хаидэ медленно вздохнула и, почуяв, как кружит над головой, ожидая своего часа, холодное облако разумной ярости, мысленно протянула руку и, ухватив воображаемую ленту, дернула облако к себе. Замерев, дождалась, когда холод окутает лоб и виски, всасываясь в мозг ледяным туманом. Ощутила, как воздух-лед заструился ниже, проникая в сердце. И сердце, стукнув, застыло, пропустив несколько ударов. Но Хаидэ, затаив дыхание, переждала, и оно забилось мерно и медленно, топча волнение, погасило его пламя.

Не думать как лед, быть льдом, не думать как вода, быть водой. Не думать, как наползает туман. Быть им…

- Твои гости устали, муж мой. Но я знаю, о чем они смогут рассказывать даже когда станут белыми стариками. И рассказы их будут для всех – для повелителей и рабов, женщин и мальчиков, своих детей и детей царской крови. Это ли не ценность? Вы согласны?

Позади еле слышно дышала раненая женщина, а Хаидэ медленно поворачивалась, изгибая спину, каждому проплывающему лицу даря отдельный взгляд. И под этим взглядом приоткрывались мужские рты, как у детей, в ожидании самой чудесной сказки, опускались плечи и раскрывались сжатые в кулаки ладони.

- Да-да, да, прекрасноликая!

- И никто не будет ждать, все получат это одновременно. Воздавая хвалу Дионису, наслаждаясь прекрасными фруктами, возлежа на пиру… увидят, как творится легенда, прямо на их глазах, для них. Вы хотите этого, сильные, желанные всеми?

- Да! Да!