10.6

Все еще плавно и медленно, высоко держа голову и хмуря светлые брови, взобралась девочка в повозку. Сидела, глядя на широкий круп Брата, на красивый его хвост, с вплетенными в него зелеными бусинами, прямую спину Фитии, ведущей коня. Не замечая расступающихся женщин и мужчин, не видя, что Ловкий пошел рядом, держась за край повозки и глядя на ежика в золотой косе.

Сошла с повозки в огороженном дворике у палаток. Молча поворачивалась и подавала руки, пока нянька снимала с нее золото. Надела старую рубаху и потертые штаны вместо нежного льна. Залезла в палатку и села, обняв колени, глядя перед собой темными глазами.
Откинув полог, пришла к ней Фития. Села напротив, скрестив ноги в тонких шальварах под раскинутым широким подолом. Взяла в ладони холодную Хайдину руку, подышала на нее, согревая. И, поцеловав в ладонь, стала говорить:
- Отец виноват перед тобой, Хаидэ. Ты росла, как ничья трава в степи. Это одна его вина. Но не вини отца. Так повелели боги. Он очень любил Энию, пусть легкой будет ей охота за снеговым перевалом их племени. И любил бы сыновей. Но вместо них у него только ты, подарок богов. Воина из тебя не воспитаешь. А ему нужны были воины-сыновья, чтоб было кому передать заботу о племени, когда сам он уйдет за снеговой перевал. А вторая вина… Новые времена, Хаидэ! – произнесла нянька, копируя интонации Торзы, с раздражением и грустной улыбкой, – новые времена!..
И продолжила уже своим голосом, очень серьезно:
- Все больше полисов возводят эллины на берегах двух морей, все крепче владычество боспорян. Теперь и ты можешь пригодиться ему, пригодиться всему племени Зубов Дракона, такова уж судьба вождей и их детей, птичка. Две его вины выросли из одной, как выращивает две головы древняя змея, если глянет на тонкую луну одним и другим глазом – он не увидел в тебе человека, Хаидэ. И не хотел увидеть. Ты наследница и ты повод для переговоров, ты связь его с эллинами. Но где же тут Хаидэ, которая вчера всю спину сожгла на жарком солнце, где? Но ты уж прости его, птичка. Он все равно тебя любит.
- Я знаю, Фити, – Хаидэ привалилась щекой к плечу няньки, – знаю.
- А уж после сегодняшнего он будет по-другому к тебе относиться. Ты удивила его. Удивила Непобедимого Торзу! Не сидела овечкой, а встала и взяла в свои ручки, вот в эти, поводья пира. Доказала, что течет в тебе царская кровь.
Рассмеявшись от воспоминания, она затормошила Хаидэ, прижала к груди пушистую голову. И снова стала серьезной. Издалека слышался конский топот и мерные удары, на краю стойбища работал кузнец. И ничего больше, кроме посвиста птиц и верещанья сусликов, все там, вокруг большого шатра, где жарится на кострах баранина:
- Ты росла в степи, и степь взяла тебя к себе, в свои травы, в свои корни. Отравила тебя своей тоской. Где бы ты ни была, степь будет прорастать в твоем сердце, и слезы твои будут цвета степного неба. Степь над морем, Хаидэ, степь над морем… Но жить одной степью ты не сможешь. Нельзя княжить над травами и глиной. А ты – княжна. Княгиня. Так что, твой удел – тоска в сердце, девочка. Тоска вечная, как степь над морем. Но не грусти. Ты выдержишь. Ты – сильная.
- Ты говоришь – тоска, нянька. И говоришь – не грусти?
- А это разные вещи, птичка. Можно жить с тоской и весельем одновременно. Делать великие дела. А можно только грустить и ничего не делать. Поняла?
- Да-а.
- Ну, не плачь, птичка-лисичка. Все хорошо. Все, что я сказала, запомни. Запомнила?
- Да…
Хаидэ шмыгнула носом, вспоминая бесцветные глаза будущего мужа, и прикусила губу. Сердясь на себя, злостью высушила слезы.
- А теперь все из головы выкинь! Два лета у тебя впереди. Может быть, это – твое самое главное счастье. Поняла?
- Как это? Запомнить, а потом выкинуть?
- А вот так. Тебе теперь этому учиться. Не волнуйся, когда надо будет, оно само взойдет в тебе, как поднимается над степью травяная луна, вытягивая ростки.
- Я попробую.
- Ну, отдыхай. Или – бегай. Ловкий уже все пятки себе стоптал за шкурой. Вон, голова торчит. А я молодух позову, огородку снимем.
И, выбираясь из палатки, вспомнила:
- Я тебе шариков наготовила, что любишь. Давай миску, насыплю, Ловкий принесет.
- Ой, Фити, а я под креслом ее оставила.
- Не поняла я что-то, – удивилась нянька. Но, торопясь, махнула рукой:
- Ну, сами прибежите, Айнэ вам положит. Да волосы подбери под шапку, чтоб жених тебя не узнал, небось к кострам прибежите, а? И отец, пусть думает, что ты со мной, тут.
- Бабушка!
- Ну, что еще?
- А князь, жених мой, он – старый, да?
- Он – князь, птичка, – грустно улыбнулась Фития. И ушла.