5.2
- Трав, Фития? Где те травы, что цветут над морем? Нет их. Наверное, высохли все. Навсегда.
- Не говори так!
Взметнув черными одеждами, Фития оттолкнула рабыню с зажатым в руке сосудом. Склонилась над молодой женщиной, лежавшей на спине и спокойно глядевшей в потолок.
На светлом потолке испарина от горячей воды покрывала каплями тела бегущих за нимфами сатиров и, казалось, те вспотели, догоняя девушек. Высохшей худой рукой Фития вытерла белый лоб, вглядываясь в равнодушные глаза. Не поворачиваясь, кинула застывшей позади рабыне:
- Иди прочь. Скажи там, пусть еще принесут воды и масел. Что с тобой, птичка?
- Мне что-то совсем плохо, нянька. Нет ничего.
- Ну, как же нет! Полны сундуки. И денег у твоего мужа побольше, чем у кого другого. Посмотри какой дом! А хочешь, мы посидим в саду? Там цветут сливы, те, что привезли тебе в подарок, первый раз цветут.
- Нет.
Хаидэ села и, потащив к себе мягкое полотно, отерла лицо и грудь. Глянула на темное встревоженное лицо старухи.
- Я будто умираю, Фити. Нет ничего, понимаешь? Слива в саду цветет и глаза радуются, а потом будут плоды, девушки сварят их в меду. А я?
- Ты красивее сливы, цветочек мой! И слаще.
- Фити, я не дерево в саду.
Отбрасывая скомканную ткань, Хаидэ села. Спустив ноги на мраморный пол, вытянула их, рассматривая. Она уже не так худа, как была когда-то, бегая девочкой по степным травам. Но крепкое тело не набрало должной солидности замужней женщины. Круглые бедра и длинные голени. Вспомнила, как Теренций, охлопав ее, сравнил с любимой кобылицей, отметив, что кобылица стройнее и длинней бабками. И, прокравшись на конюшню, она перерезала гнедой кобылке горло, ловко управившись с работой, которую в племени делали, конечно, мужчины, но и каждая женщина знала, как избавить от мучений лошадь, сломавшую ногу. Не потому убила, что хотела быть лучшей для мужа, по детской глупости приревновав его к женщине иппо, а потому что не могла позволить сравнивать себя с лошадью – чужаку.
Она не пряталась тогда. Вернулась с конюшен, неся в опущенной руке длинный нож, с которого падали на холодный пол вязкие черные капли. Теренций, спихнув с колен мальчика с накрашенным лицом и яркими губами, трезвея, смотрел. А выслушав прибежавшего конюха, замахнулся на молодую жену толстой рукой. И опустил руку, наткнувшись на неподвижный взгляд воина на почти детском лице.