4.3

Хаидэ вздохнула. Всадник, спустившись поодаль по заросшему травой языку старой осыпи, уже торопился к ним по пляжу. Копыта взметнули песок, когда он остановился у кучи одежды, склонился с седла, подхватывая рубахи, штаны. Устроив барахло перед собой, подъехал к детям, придерживая рукой вещи.

- Обувайтесь. И наверх.
Ускакал, таща по цвирканью ночных сверчков топот неподкованных копыт.
Ребята разобрали сапожки, путаясь в сумерках, где чье. Прихватили шапки. И пошли туда, где спускался всадник.
- Накажут, – сказал Пень, выворачивая подошвами песок.
Хаидэ поглядела на его спину, обутые в облезлые сапоги ноги, островерхую шапку – Пень надел ее и крепко затянул кожаные завязки. Засмеялась.
Ребята переглянулись, осмотрели друг друга и тоже развеселились.
- Теперь всегда так будем ходить, – важно сказала Крючок, – я только еще серьги повешу!
Выбрались наверх и, замолчав, встали, переминаясь, запрокидывая лица на подъехавших вплотную всадников. Хаидэ безразлично смотрела на море.
Отец, пытаясь поймать взгляд дочери, ухватил бороду в горсть. Заговорил, поглаживая, пропуская через пальцы. К каждому обратился по имени:
- Ты, Хаидэ, ты – Исма, ты – АбИт и ты – Ахатта. Будете наказаны. А сейчас, Хаидэ, Исма – ваши кони. Поехали.
- Наша одежда, – робко сказала Ахатта-Крючок. В кулаке она сжимала узелок с жемчужинами.
- Одежда? – громко удивился вождь, – а она вам нужна? Вы сегодня, как звери в степи. Так и доживете день, до следующего солнца.
Хаидэ взлетела в мягкое кожаное седло. Злость придала ее движениям стремительное изящество безоглядности, сделала старше. Вождь задумчиво смотрел на развернутые угловатые плечи, укрытые рассыпанными кольцами волос.
Ловкий-Исма подъехал на своей мышастой кобылке, встал рядом с черным жеребцом Братом.
Молчащие воины подали руки Крючку и Пню, вздернув, усадили перед собой. Хаидэ окинула взглядом всадников, ударила пятками в бока жеребца и унеслась в темнеющую живую степь. Вождь, как раз открывший рот, чтобы скомандовать, кашлянул и, промолчав, двинулся следом.
Всадники летели, между небом, что спускалось все ниже, наливаясь темнотой, и полной, еще весенней, травой. Рассекали запахи полыни, чабреца, донника, наплывающие один на другой. Перемешивали степь с запахом конского пота и виноградного свежего вина. Оставляли смешанный запах позади – для сторожких ночных зверей, что следят темноту нервными подвижными носами.