26

Лика носила длинную юбку в густую сборку и оттого ее большие бедра становились совсем необъятными. И вырез домотканой рубахи был собран густо, оббегая груди, вольно лежащие под сероватым полотном.
Иван с утра надевал короткие, выше щиколотки штаны, тоже из какой-то ряднины, и рубаху навыпуск, в раскрытом вороте виднелась курчавая рыжая с сединой шерсть, которую он чесал, залезая крупной рукой в ярких веснушках.
Брал сетку, сачок, помятое ведро и, насвистывая, еще до света уходил к удочкам, которые торчали на берегу редким рядом, десяток, не меньше.
Просыпаясь, Серега слушал, как Лика, возясь у костра на песке, мурлычет – все какие-то арии. Голос у нее был сильный, хороший, только низкий, почти мужской. И пока он не выходил из сарайки, жмурясь на раннее солнце, она пела тихо, а после, кивнув и улыбаясь, заводила в полный голос, иногда прокашливаясь и слушая сама себя.
- Не счесть алмазов в каменных пещера-ах! А-акха-кха… пещера-ах!…
- Не счесть жемчужин в море полу-денномммм!
Замолкала, вешая на поперечину старый котелок.
Continue reading →

25

Неотменяемый апрель. Приходит снова и снова, и ему радостно наплевать на людские горести и бедки, ни к одной из них не склонится он, пряча за спину цветущие ветки, вороха лесных и степных трав, чтоб показать – горюем вместе. Нет, держа полными охапками, поет-говорит новыми, всегдашними птичьими голосами – вот я! Я пришел. И буду приходить, всегда.
А может быть так и надо, думала Вива, глядя в светлое окно за выставленным мужским плечом. Кто же еще к нам, с таким утешением, кто расскажет, колыхая теплым ветром, наполненным цветочными сильными запахами, все идет и проходит, но я не уйду. А как доведу вас к порогу лета, то не кану, вернусь обязательно. Какие-то праздники жизни должны быть неотменяемы. И южный апрель – один из таких.
Continue reading →

24

Новая картина была яркой и одновременно мягкой. Плыли за стеклом машины размытые городские огни, очерчивали иголочки женской стрижки и линию шеи. Цветное пятно фона, темные границы, и на переднем плане жесткие мужские колени, рука, детское лицо с закрытыми глазами – мягко освещенное светом застеколья.
Петр стоял, не отводя глаз, медленно вытирал руки, раздумывая спокойно – вот тут чуть подправить, осторожно, не напортачить бы. И там, у краешка стекла, сделать ярче иглы света, от них ляжет блик…
Держа в руках полотенце, повернулся на почему-то изменившуюся тишину за спиной. Хотел поздороваться, но промолчал, помня обиду и не зная, как говорить потом и что. Спрашивать ли, или показывать и делиться радостью, вот, Федор Василич… вот!..
Лебедев сделал шаг и встал рядом. Плечом к плечу, стояли и смотрели. Как сам Каменев везет домой спящую маленькую Лильку, такую тихую, светленькую. Вернее, везет их Наташа. Какой была она десять лет тому.
Continue reading →

23

Вадя пришел за полтора часа до боя курантов, и Наташа за руку втащила его в светлую, полную народа, смеха, огней и сверкающего елочного дождика комнату.
- Штрафную! – заревел кто-то из-за стола. И все захлопали, поддерживая.
Ворочая шеей в узле модного галстука, Вадя нашел глазами хозяина, поднял вверх большие руки, потрясая в приветствии. И с юмором покорился напору Наташи, которая, усевшись, тянула его на свободный стул рядом с собой. Каменев помахал рукой, улыбаясь, мол, нормально, сиди. И продолжил, привставая, разливать в подставленные фужеры шампанское.
- Брют! – закричала молодая женщина, пригубливая свой бокал, – терпеть не могу брют, кислющий. А этот м-м-м…
- Голицынские погреба, Лерочка, – обиделась Наталья, обнимая Вадины плечи голой рукой в россыпи чеканных браслетов, – Петя каждое лето привозит. Из Крыма.
Continue reading →

22

У Ромалэ были такие красивые руки, что Инга стеснялась положить на стол свои, поспешно вспоминая о въевшейся под ногти тепличной черной земле и ссадинах на костяшках пальцев. А еще ей было жарко, но и расстегнуться, показывая под распахнутой курткой кофточку с облупившейся молнией, она тоже не решалась.
- Чего не пьешь? – Ром повертел в длинных, смуглых без всякого загара пальцах маленькую кофейную чашку, поднес к губам. И поставил снова, пристально глядя через стол на девочку. Она стесненно нахмурилась и все же подняла руки с колен, взяла свою чашку, следя, чтоб та не задрожала.
В светлом кафе шумела музыка, двери хлопали, впуская крикливых ребят в ярких куртках и модных дубленках. Девушек в пуховых тонких лосинах, заправленных в белые дутые сапожки – и где берут только такие. Знала, конечно, где берут, на базаре, у фарцы, а те покупают у морячья, что ходят в загранрейсы, везут оттуда тюками барахло. То, что подороже, и не барахло вовсе, а вполне хорошие вещи, но уж очень дорогие.
- И где взяла бабки?
Continue reading →

21

Вива повесила на сосновую ветку шарик, отступила, и, удовлетворенно кивнув, вынула из картонной коробки ленту серебряного дождика.
- Детка, посмотри. Мне кажется…
Фраза повисла, так же, как свесился с пальцев пушистый сверкающий хвост. Помолчав, Вива бросила дождик поверх игрушек и подошла к внучке. Села рядом, обнимая за плечи.
- Ну что ты? Все сердце себе порвала. И о моем не думаешь, да?
- У тебя – Саныч, – отозвалась Инга, изучая сложенные на коленках руки.
И привалилась плечом, вздыхая и закусывая губу.
- Что мне делать, ба? Почему все так вот?
- Ты моя бедная золотая девочка. Только пережить. Ну что ты? Ничего вроде и страшного. Ну, не пишет. Так дела, зима. Знаешь, как там, в столицах? Он художник, наверное, хлопот перед праздниками полно, только поворачивайся. Увидишь, к середине января все растреплется, уляжется и как надо сплетется.
Continue reading →

20

За полуоткрытой узкой дверочкой огонь бился жарко и радостно, будто он – фейерверк на празднике.
Вива удобнее уселась на низкой деревянной скамейке и, поправляя наверченное на вымытых волосах полотенце, улыбнулась, наслаждаясь теплом на лице. В ответ на улыбку в печке треснуло, разламываясь, огненное прозрачное поленце, рассыпалось искрами, выкидывая их на блестящий лист жести, прибитый к полу. Женщина протянула к огню руки, и свет облизал красным тонкие пальцы.
- Ты ноги-то не суй близко, – сказал за спиной Саныч, и Вива повернулась, поднимая лицо.
– Посиди со мной, Саша.
Саныч, придвинув старое ведро без ручки, перевернул и торжественно сел, положив руки на колени. Стал смотреть в печку, как Вива.
Continue reading →

19

В библиотеке было тепло. Батареи, спрятанные под подоконниками, заметно грели, и Инга старалась выбрать место, чтоб тепло, но не у самого окна – из окон изрядно сквозило. Хорошо, что по нынешним временам народу тут всего-ничего, и она по воскресеньям привычно усаживалась за третий стол, перед этим пройдя к окну, чтобы прижать пустым стулом потертую бархатную портьеру.
Тускло светили настольные лампы. У стены старушка в облезлой меховой шапочке листала толстую книжищу, поблескивая очками. И за спиной, раскинув на последнем столе огромную подшивку старых газет, бормотал что-то постоянный посетитель, ярый коммунист Петр Иваныч, что вечно выступал на каждом митинге и рвался в школы на уроки мужества. Инга его и запомнила, с первого класса каждый сентябрь – костюм, медальки и полоски орденских планок. Одна и та же речь о неудержимой доблести советского народ в годы великой…
Continue reading →

18

Солнце садилось в воду, но край мыса перекрывал свет, и скалы бросали на гладкую поверхность косые тени, что сливались, становясь темнее и глубже.
Двое сидели наверху, их тени тоже ложились на короткую полынь, спрыгивали по обрыву и далеко внизу трогали неровными головами тихую воду.
На плечах Инги лежало, свешивая концы, чуть влажное, но теплое от ее тела полотенце. Девочка доела последний кусок пирожка – они купили целую гору в промасленном пакете, когда уходили сюда, в безлюдную бухточку, окаймленную поверху тихой степью. Вытерла пальцы о край полотенца, взяла протяную бутылку, отпила и вернула мальчику.
- Помнишь, картошку жарили? Тоже наелись, как два удава.
Он кивнул.
- Как сто лет назад, да?
Она засмеялась, подбирая ноги и обнимая коленки руками.
- Ага. Даже странно. Ты был совсем другой Горчик. Для меня. Не такой, как через неделю. И не такой, как сейчас.
- А какой сейчас-то?
Continue reading →

17

Когда биолог Костя ругался, голос у него становился высоким, почти женским, с протяжными укоризненными интонациями.
- Ну-у, де-евочки, еще вчера рассаду надо было. А в-ы-ы что же? Ну и что не платят зарплату, сказа-али же, в конце месяца дадут сразу. За два. Та-ак, быстро, чтоб к вечеру все торчало и зеленело!
- Чтоб твое торчало позеленело, – вполголоса сказала ему в спину крупная, как дом, Оля, подымая полиэтиленовый ящичек и с грохотом ставя его на доски длинного рабочего стола. Ростки в ящике затрепетали.
- Вы мне, Ольга Викторовна? – проблеял Костя, поворачиваясь под сдавленное хихиканье девочек в серых халатах.
- Нет, миленький. Я чтоб запомнить – торчало, зеленело, – честно ответила Оля, одергивая халат и выставляя в костину сторону необъятную грудь.
Инга тоже улыбнулась, осторожно вынимая из пластика ростки с комками черной земли на нежных корешках и выкладывая их рядом с приготовленными торфяными горшочками.
Continue reading →