В которой появляется Золушка и начинаются трудовые будни

Будильник прозвенел, когда Даша уже проснулась. А тяжело не проснуться, если за стенкой беспрестанно лязгает лифт – с шести утра. Даша обреченно открыла глаза и стала смотреть в белый потолок. Потолок ей подмигивал. Внутренняя гипсокартонная стеночка доверху не доставала и из крошечного холла всю ночь пролезал свет нервной люминесцентной лампы. Укладываясь, Даша отворачивалась к стене, обклеенной картинками из старых журналов и, разглядывая в полумраке длинноногих красоток, размахивающих подолами, старалась заснуть. Красотки тоже подмигивали в такт лампе.

Вечерами было одиноко и себя жаль, но утром, серым и гулким, жалость была почти невыносимой.
Даша нахмурилась и, подбивая ногами в толстых шерстяных носках старый плед, вскочила, быстренько убрала в тумбочку спальный прикид, чтоб глаза не мозолил, захлопнула дверцу.
– Утро, все, финита! – грозно сказала себе и пошла в туалет умываться.
Сумрачная безлюдная мастерская тускло светила белыми стенами и была на вид холодной, как операционная, но батареи грели хорошо, и Даша снова напомнила себе – повезло, повезло, что Галка разрешила им с Патрисием тут ночевать.
В маленьком туалете, стукаясь локтями о холодный кафель, умылась и почистила зубы, пряча стакан с щеткой в плоский шкафчик, рассмотрела себя в зеркале. Серьезное продолговатое лицо, темно-серые глаза, с чуть поднятыми к вискам углами, четко очерченные, но бледные губы (чтоб были поярче Даша их время от времени машинально покусывала). Усыпанный бледными веснушками нос с небольшой горбинкой, которая раньше очень расстраивала ее и летом Даша не снимала темных очков, чтоб носик выглядел попрямее – сильно завидовала девочкам с короткими ровными носиками. Прямые, как у мальчика, широкие плечи. Ниже зеркало не показывало, но Даша и так знала – долгая фигура с длинными ногами и узкими бедрами, талия – предмет вечных забот, чуть лишнее пирожное и ищи ее потом по всему животу. Никакой особенной красоты, какая бывает у ярких блондинок или жгучих брюнеток. Ни тебе Сельма Хайек, ни тебе Мерилин Монро. Вздохнула, и, выскочив, на ходу расчесывая густые русые волосы, позвала:
– Патрисий… Патрисий? Иди кофе пить…
Огибая большой рабочий стол в центре мастерской, заглядывала под старые швейные машины, привинченные к полу. В отгороженном углу включила чайник и быстро прибрала со стола засохшие куски торта на блюдцах, конфетные фантики, ссыпала в стеклянную вазу грязные чайные ложки.
– Патрисий, ты где, гулена?
Прислушалась, но только чайник, засвистев, подпел гудящему лифту. Даша заварила в чашке кофе, отхлебнула, обжигаясь. До восьми часов надо подмести и протереть полы в зале, примерочной кабинке и маленьком холле с двумя легкими креслицами. Да где же чертов кот?

Через полчаса она уже махала тряпкой, пятясь и осторожно огибая брошенные с вечера недошитые вещи, что свешивались по периметру главного стола. За стеной, в большом вестибюле подъезда загрохотали двери, послышалось кваканье голосов. Даша притихла, возила тряпкой осторожно, боясь выдать себя. Обитающие в проходной вахтерской комнатке консьержки не должны были знать, что она тут ночует.
Придирчиво оглядев чистый зал, отправилась мыть руки, а после, в закутке, где спала, сняла спортивные штаны, натянула джинсы, футболку с желтым смайликом, закрутила волосы в хвост. И, подойдя к столу, выкопала из горы вещей свою вчерашнюю работу – необъятного размера оранжевые плюшевые штаны, похожие на две сшитые тыквы. Уныло посмотрев, снова бросила на стол. Очень хотелось курить.
Прихватив табуретку, ушла к последнему окну, поставила табурет к батарее, на него – маленькую скамеечку и, осторожно балансируя, влезла. Открыла форточку. Вынула из мятой пачки сигарету, с наслаждением затянулась, выпуская дым в зябкое декабрьское утро.
За окном, расчерченным железной решеткой, пластался грязный снег, пробитый цепочками следов. Сбоку торчала бетонная автобусная остановка, а за черной блестящей дорогой стоял грандиозный, как великанская открытка, бизнес-центр с буквами, залихватски прицепленными к краю верхнего этажа. «ОРХИДЕЯ» – кричали буквы, каждая размером с небольшой домик. Бизнес-центр стоял сам по себе, воткнутый в огромный лесопарк и лишь далеко по сторонам, посреди темных елок, насыпаны были кубики многоэтажек.
Везде живут люди, думала Даша, морщась от дыма, который упорно лез обратно, в теплое нутро мастерской. Наверное, даже в этих большущих буквах можно устроить каморки, а чего – стол-стул-кровать, электричество есть, щели заткнуть и живи себе. И усмехнулась. С тех пор, как стала ночевать в ателье, весь мир превратился в места, где можно жить. Ехала ли в автобусе, или бежала по переходу метро, кругом виделись ей укромные углы, каморки, комнатки. А уж смотреть по вечерам, как горят чужие окна, за которыми уют и тепло – вовсе невыносимо.
На фасаде “Орхидеи” висела люлька с рабочими в оранжевых куртках. Пока Даша жалела себя и плевала в консервную банку, чтоб затушить сигаретку без лишнего дыма, один из них поднял руки и свел их накрест, снова развел. Даша рассмеялась и, зная, что мойщик ее все равно не увидит, просунула руку через решетку и помахала. Оранжевый суматошно замахал обеими руками.
Форточка захлопнулась и Даша, спрыгнув, прошла по мастерской, пшикая освежителем.
Вовремя. В предбаннике забубнили голоса, усиливаясь, и, наконец, заскрежетал ключ в двери.

продолжение следует…