Глава 7

Пакет с фотографиями для Валика получился таким объемным, что Ленка, засунув его в еще один пакет, склеенный из белой бумаги, задумалась, сидя за столом и трогая пухлые краешки. За спиной тихо мурлыкал проигрыватель, гоняя нежные мелодии Поля Мориа, такие подходящие к настроению, а оно сегодня вечером было у Ленки задумчивым и нежным. За дверью слышались женские веселые голоса. У мамы гостила ее телефонная Ирочка. Дамы пили сухое вино, ели принесенный Ирочкой тортик и весело ябедничали другу другу на детишек. Когда Ленка выходила в туалет или на кухню, то слышала обрывки беседы. Усмехалась, доставая с сушилки любимую пузатую кружку.
- Юрчик совсем отбился от рук, ты не поверишь, Аллочка, я у него под кроватью нашла…
Тут голос Ирочки снижался, а после – взрыв хохота и возмущенные восклицания, с оттенком взрослого умиления.

Нашла мама у мальчика, наверное, карты с голыми тетками, догадалась Ленка, унося в комнату кружку с молоком, или перепечатанные через копирку порнографические рассказики. И зря смеются, думая, что пятнадцатилетний Юрчик совсем несмышленое существо, угу, Ленка общалась с Валиком, не такие они и маленькие, в свои четырнадцать или пятнадцать, хотя девчонки ровесницы их, вроде бы, обогнали, и выглядят старше.
- А моя, ты только представь… – возмущенный голос мамы тоже стал тише.
Ленка поморщилась, закрыла двери плотнее, чтоб не слушать ерунды. Но голоса вдруг стали громче. Дамы вышли в коридор.
- Да. Вот и скажи ей, Ириша! Как взрослая умная женщина!
Дверь Ленкиной комнаты распахнулась и она быстро накрыла конверт учебником. Опустила голову, листая тетрадь.
- Лена, – позвала мама с напряженным сюрпризом в голосе, – Леночка, тетя Ира хочет тебе сказать. Что-то.
- Леночка, – душевно согласилась Ирочка, и тень от ее завитой головы упала на раскиданные учебники, – Леночка, мама сказала, у тебя сложный период. Я понимаю. Когда я была девочкой, такой вот (она хихикнула и тень качнулась, рука уцепилась за спинку стула), мне тоже было важно, чтоб мальчики… ну ты понимаешь. Одноклассники. Но учеба, Лена! И институт. Ты должна. Мама правильно говорит. И еще это… поведение чтоб. А вот когда диплом. Хорошая работа. Ну и там…
Ленка с тоской подвинула к себе еще один учебник. Кивнула в ответ на выжидательную паузу.
- Мнэ…, – Ирочка еще полминуты постояла, собирая мысли, и объявила маме, – вот видишь, она все понимает. Правда, Леночка?
- Да, – согласилась Ленка.
- Пойдем, и мне уже, наверное, пора, там Юрчик. Уроки. Ох, Аллочка, не представляю, как ты справляешься. Хозяйство, без Сережи, такой сложный возраст у дочки. А что там Светланка?
- Светка! – спохватилась мама, и они быстро ушли, одна горячо рассказывала о свете очей своих – старшей умнице и красавице Светочке, а другая внимала, гремя уносимыми на кухню тарелками.
Ленка снова выдернула из-под книжек пакет и продолжила над ним думать.

Они втроем совершенно прекрасно посидели в кафе «Льдинка», куда поехали на автобусе, в другой район города, потому что там правда были дивные кожаные диваны, хоть лежи на них, и мягкий свет из развешанных на стенах хрустальных светильничков, а еще превкусные слойки в сахарной пудре и кофе в маленьких чашечках. Как в Прибалтике, оценила их посиделки Оля Рыбка, рассказав заодно совсем уже не местное, странное, что оказывается, там, в этой самой Прибалтике кругом всякие кафешки, где можно просто сидеть и пить кофе, и никто не пристанет, не полезет знакомиться, потому что пришли просто попить кофе и поболтать сами себе.
- Да ладно, – не поверила Викуся, – прям сами сидят и никто не лезет?
- Да, – сказала Оля, – там так принято. Это тебе не керченские пивнухи или столовки, Семачки. С тремя кафешками на весь город.
- Ну… – с сомнением задумалась Викочка.
Ленка рассмеялась, уютно увалившись в угол меж двух высоких кожаных спинок:
- Скажи, Семачки, тоже мне щасте – сидишь и никто не пристает.
- Ну… – снова задумалась Викочка, и девочки посмеялись.
- На дискарь когда пойдем? – спросила Викочка, видимо, спохватившись, что ж давно никто к ним не приставал, – а Кинг ходит туда сейчас?

И вот тут Ленке стало грустно. Она поняла, их жизнь изменилась. Видимо, менялась давно уже, наверное, это так и надо, но вот сидит Вика Семки, с тщательно уложенными гладкими волосами карамельно-пепельного цвета, с губами, накрашенными розовой помадой, и в глупой семачкиной голове воцарился Сережа Кинг, прекрасный и опасный. А еще виновник того, что теперь им никогда не посидеть как раньше, на заветной «серединке», которая всегда была только их местом, таким ценным поэтому. И надо Семачки рассказать, а непонятно, что будет дальше, – если эта мадонна торчала у Пашки на лавочке, то с нее станется, она пойдет ломиться к Кингу в двери. И рассказать Оле тоже, чтоб не трепала языком, когда в следующий раз усядутся на теплую трубу, сунув под попы по учебнику.
Но собираясь совсем расстроиться из-за будущего, Ленка вдруг поняла, что поступает сейчас совершенно как мама, и – не стала. Осмотрела из своего уютного угла столик с крахмальной скатеркой и вязаными смешными салфетками, пустой маленький зальчик, почему-то в «Льдинке» всегда было очень мало народу, мягкий свет, двух девочек напротив. И выбросила из головы тревоги и опасения, оставив себе только удовольствие быть здесь и сейчас.
Потом, уже дома, она подумала, в этой внезапной грусти есть что-то еще, и даже пришла догадка, что именно. Но так не хотелось, чтоб она была верной. И Ленка снова решила пока не додумывать эту мысль до конца, а пусть оно все идет и идет. Тем более, у нее есть свои проблемы и хлопоты. Как отправить толстенное письмо, например.
Она засунула конверт под стопку тетрадей на полке. Уже укладываясь спать, подумала сонно, можно ведь поехать. Опять туда, в сказочную коктебельскую бухту, которую охраняют два каменных дракона. И тьфу на доктора Гену, она уже знает сама, где санаторий, знает обворожительную Веронику, и та обрадуется ей. Даже если чертова Панча там почему-то нету.
«Как это нету», испугалась сквозь наплывающий сон, «он там есть, просто ну… заигрался, нет времени, и вообще».
Утром она поняла, что все решила. Поедет. Сама. Повезет ему фотографии, и побудет там два выходных дня. Принятое решение ее совершенно успокоило, будто она уже доехала и, пробежав по галечной полосе, ворвалась в жизнь «Ласточки», такая свежая, красивая и такая нужная. Он обрадуется, думала уверенная в себе Ленка, танцуя у кухонной плиты, на которой трещала и плевалась жиром яичница, конечно, обрадуется, и почему она должна ждать, она старше, она может подумать и за него. Встретятся. И поцелуются. И гори все синим пламенем, о прочем подумают позже.
В ответ на ее уверенные мысли за окном ярко светило почти забытое солнце, сверкало в тонких сосульках на ветках и краешке балкона второго этажа.
Одеваясь, уже одна, а мама выскочила раньше, Ленка схватила телефонную трубку.
- Рыбища? Ой, извинити, тетя Оля, вас беспокоит Ленка Малая, ну вы знаете, маааленькая такая Ленка, шо на цельный год вас младше. Стала вдруг. Угу, узнали. А то я думала, вдруг у вас, тетя Оля, скрелоз развился, старческий. Молчу. Короче, ты со мной сегодня пойдешь в кассу? Мне билет надо взять. Да расскажу, не волнуйся. Признаюсь, во грехах.
Морозец кусал нос и щеки, но на тротуарах темнели лужицы, обрамляя собой яркие пятнышки вчерашнего снега. Ленка бежала в расстегнутом пальто, дышала сильно, мерно, и была такой легкой, тоже сильной, казалось, пальцем может перевернуть мир, одним лишь движением.
Налетела на Рыбку, которая ждала ее, зевая, и завертела ее, смеясь, обнимая и чмокая возле уха.
- Малая влюбилась, и это серьезно, – констатировала Рыбка, торопясь следом и придерживая падающую на плечи пуховую косынку, – да не беги так, все равно первый урок, считай, прогуляли.
- А что у вас? – Ленка влетела в гулкое здание автовокзала, все изнутри облицованное коричневатой плиткой из полированного камня.
- Та. Физика. Но Кочка ударился в запой, снова прибежит, выдаст самостоятельную, и сам просачкует весь урок.
- Ага, нормально. А у нас классный час какой-то. На первом, прикинь, Валечка вообще с дуба упала.
У окошечка кассы топталась небольшая очередь. И Ленка у самого входа вдруг резко остановилась. Дернула Олю за рукав, утаскивая ее за мохнатый ствол пальмы, окруженный квадратом скамеечек.
- Чего? – грамотная Рыбка послушно метнулась следом, снижая голос, – кто там?
Они встали за тройкой громких дядек в ватниках и больших сапогах, у одного в мешке кудахтали сонные куры, другой разминал пачку беломора, вытряхивая папиросу.
- Бока там. Вот черт. Стой, а это с ним?
У стены рядом с кассой стоял Юра Бока, в распахнутой короткой дубленке, и свитере с открытым горлом. Смеялся, сунув руку в карман и показывая надорванный край. А показывал другому, похожему на него, как брат, неважно, старший или младший, но с таким же уверенно-наглым лицом и поза такая же, с выставленной вперед ногой и расслабленно опущенными плечами. У Ленки нехорошо засосало внутри. Как же назвала его тогда на школьной дискотеке маленькая прелестная Кися, которая материлась грубо, как взрослый мужик у пивного ларька?
- Та не ссы, Чипер! – метнулся под высоким потолком хриплый голос Боки, который знали все на дискотеке и не только там.
Ленка оглянулась, кусая губы и по-прежнему держа олин рукав. Сейчас надо повернуться и выйти, пока они там, возле кассы. Чтоб засранец Чипер ее не узнал. Может и не узнает, ведь у нее совсем другие волосы. А Бока? Уж он ее видел, после нового года. И даже по своей привычке попытался пристать, когда она выходила из дискотечного туалета, правда, особо не выпендривался, должно быть, вспомнил, что за Ленку когда-то вступился Кинг. Но это было давно, и Бока прекрасно знает, что у Кинга таких барышень целая пачка.
Чипер засмеялся в ответ, слегка оскорбленно, дернул из рук Боки белую полоску, наверное, взятые билеты, и быстро пошел прямо к пальме, за которой стояли девочки. Сел, расставив ноги, и шаря в карманах распахнутой черной куртки. Теперь, чтоб выйти, нужно пройти как раз мимо него, подумала Ленка, и народу мало, вот же свинство какое, и пальма совсем оказалась не толстая, а жаль, что не джунгли тут в кадках. Но нужно идти, пока он один, просто быстро пройти мимо…
Она развернула послушную Олю, и вместе они процокали мимо сидящего Чипера, который оторвался от своих карманов, бросая на них оценивающий взгляд.
От кассы приближался Бока, и еще не видел их, вернее, пока не смотрел, говоря с третьим, мелким и незаметным, как некрупный таракан, и таким же суетливым.
- Опа, – заинтересованно сказал Чипер в быстрые спины, – эээ, эй ты, а ну!
Вылетая из стеклянных дверей, Ленка оглянулась. Оба уже стояли, и Бока показывал рукой, на нее. А рядом Чипер, тоже смотрел, слушая, что тот ему говорит.
Вот. Же. Блин!
- Вот скажи! Почему, когда кажется, ну, совсем все супер и супер, обязательно случается какая-то жопа? А, Оль?
Рыбка пожала плечами, торопясь рядом. Крутила головой, то оглядываясь, то осматривая углы пятиэтажек и редких между ними прохожих.
- Билет, значит, не станешь покупать, – подвела итог вопросом, и кивнула на Ленкино молчание:
- Ладно. На «серединку» тогда? Расскажешь все?
- Ох, – нервно сказала Ленка, быстро огибая курган, закрывающий их от входа в автовокзал, – не надо туда. Там нельзя. Может ко мне…
- Эй! Малая! Эй, я кому говорю! – у Боки был странный голос, хриплый и высокий, пронзительный, не перепутаешь ни с кем. И будто все время в нем истерика. Это пугало.
Девочки кинулись на платформу, влетели в автобус, который уже рычал, пуская клубы зыбкого пара из выхлопной трубы. Встали в толпе на задней площадке. Ленка сжала кулаки, торопя водителя, ну давай же, скорее, а то вдруг добегут. Закрывай свои лязгающие двери!
Обе двери, лязгнув, захлопнулись. Оля пошарила в кармане, выудила два талона и сунув в компостер, хряпнула рычажком, прокусывая в бумаге дырки.
- Куда мы едем хоть, Ленк? Успела посмотреть?
- В окне увидим, – подавленно сказала Ленка, проталкиваясь в самый угол качающейся площадки, – вот и сбегала за хлебушком, называется. Фу. Ладно, щас народ повыходит и я тебе расскажу.

В школу девочки успели ко второму уроку, и попрощались в вестибюле, среди бегающей орущей малышни. Оля задумчиво ушла по боковой лесенке в кабинет химии, и Ленка проводила подругу виноватым взглядом. Пока ездили на автобусе, который оказался номером первым, идущим в дальний пригород, она рассказала кое-что о поездке, но не все. Не решилась сказать, что любовь у нее случилась с Валиком, а так как врать пришлось на ходу, то Оля, выслушав, как Ленка бекает и мекает, подбирая слова, рассердилась и сама ее остановила.
- Короче, Лен, надумаешь мне сказать правду, тогда и поговорим, а то слушать тошно, как у тебя глаза бегают.
- Смотреть, – уныло поправила ее Ленка, держа на коленях сползаюший дипломат.
- Чего?
- Не слушать, как глаза. Смотреть тогда уже.
- Ой, молчи, тоже мне грамотная нашлась!
И они помолчали вместе, глядя в замурзанное окно на столбы с проводами и сверкающее за крышами полотно пролива с игрушечными на нем корабликами. Потом Оля сменила гнев на милость, обдумав на этот момент главное, рассказанное Ленкой.
- Так говоришь, этот гад грозился тебя найти? А ты ему про Кинга в ответ?
- Я ж не думала, что он в Керчи появится. Да еще видишь, с Бокой корешует, та кто ж знал.
- Угу. А чего удивляться. У них всякие делишки уголовные, они ж не только в одном городе их делают. Я про Боку слышала, пацаны рассказывали, он парней раздевает.
- Как это? – удивилась Ленка, увидев безумную картину, как Бока, масляно улыбаясь, расстегивает на ком-то рубашку-батник.
- Фу, ну ты иногда, как ваша Инка Шпала. Джинсы снимает и куртки. Потом продают занедорого. Тут заловят кого, а продавать ездиют уже в другие места, на толкучку в Симферополь, видишь, может и в Феодосию. О, мне говорили, с ними даже ваш Андрос одно время терся.
- Санька? – Ленке стало тошно, – вот дурак-то! Посадить же могут.
Оля покивала, соглашаясь.

У кабинета математики Ленка с удивлением остановилась, перед толпой молчаливых одноклассников. Из-за только что узнанных новостей внимательнее пригляделась к Саньке, а тот, как обычно, маячил рядом с Олесей, нависал над ее плечом, сдувая с уха прядь соломенных волос. Олеся, дернувшись от щекотки, хлопала себя по шее, толкала его локтем.
- Отстань, Андрос, заколебал!
Ленка поздоровалась и встала рядом, осматривая собравшихся одноклассников. Звонок уже был, и чего стоят в коридоре?
- А чего стоите? Все тут?
Олеся пожала прямыми мальчишескими плечами. Отвела локоть и пихнула Саньку в ребра. Тот схватился за бок и грохнулся на колени, прижимая руку к груди. Сказал снизу:
- Все пропустила, Каток. А нет, не все, щас вторая серия кина будет.
- Валечка нас бросает, – сообщила Олеся, встряхивая завитыми соломенными кудрями. Мизинцем поправила накрашенные ресницы.
- Ей работу предложили, в горкоме, так что гуд бай беби наша классная руководительница.
- Ничего себе! – Ленка вспомнила Семачкины пророчества, – так мы же выпускной. И как теперь? А ей совсем наплевать на нас, выходит?
- Она классный час собрала, ну стала что-то там рассказывать, и тут хоба ее вызвали, с документами там уже что-то. Так что прискакала химоза и весь урок нам ездила по ушам с повторением материала. Чисто время потянуть. Вот ждем. Валечка вроде придет, закончить. А вон идет.
Классная приближалась, на бледном лице пятнами цвел румянец, и локти резко дергались при каждом шаге. Пройдя мимо суровых подопечных, опустила глаза, теребя связку ключей, вытащенную из кримпленового кармана.
В кабинете все молча расселись и уставились на нее обвиняюще. Классная смешалась, становясь перед партами, потянула за рукав приведенную с собой практикантку – учительницу истории. Та, слегка упираясь, встала рядом, испуганно моргая светлыми невидными ресничками на небольшом круглом лице. Поправила толстую рыжеватую косу и тут же убрала руки, пряча за спину – они у нее заметно дрожали. Ленке стало ее жалко и она увидела класс глазами испуганной девушки, возрастом, как сестра Светка. Тридцать пять парней и девиц, вполне взрослых, и настроенных явно не благожелательно.
- Вот, – сказала классная и прокашлялась, – прошу, как там, любить. Маргарита Тимофеевна доведет вас до выпускных и… в общем, вот так.
Класс зловеще молчал.
- Угу, – издевательски сказал Санька Андросов.
Валечка вскинулась, отыскивая его глазами:
- Так. Андросов. Сейчас отправишься к директору…
- Угу, – не согласился Санька, вытягивая в проход ногу в старом ботинке, – а не имеете права. Вы нам уже никто.
- Я… – бывшая классная замолчала.
После паузы Санька спросил задушевно:
- А скажите, Валентина Георгиевна, вы почему нас бросаете? Всего осталось три месяца, чо, подождать было в падлу?
- Андросов, – беспомощно воззвала Валечка, всем корпусом поворачиваясь к Маргарите. Та задрожала уже не только руками, но и губами.
По классу пронесся одобрительный ропот.
- Да, – шелестели негромкие слова в одном углу, и в другом.
- Ага, точно.
- Почему?
- Расскажите, а?
- Санька прав.
Ленка тоже кивнула, молча. Ей было жалко Маргошу, на которую свалилось внезапное классное руководство над самым отчаянным и раздолбайским классом среди трех десятых. И обидно за всех этих раздолбаев, потому что даже при равнодушной Валечке и при не сильно теплых, вроде бы, отношениях между одноклассниками, в самые жесткие моменты они как-то оказывались вместе, будто оно происходило само по себе. Так было, когда хоронили угасшего от водки отца отличника Славы Перепича, который так и не оправился после смерти жены. Всем классом тогда пришли в замызганную Славкину квартиру и отдраили ее до блеска, Олеся бегала в похоронное бюро вместе с бледным как смерть Славкой, а Ленка с девочками резали салаты и обходили соседей, собирая деньги на венок.
Так было, когда вдруг с подачи того же шального Андроса, решили порадовать заболевшего военрука и легко победили на дурацком слете строевой песни – поставили на уши всю трибуну, пройдя через площадь с диким уханьем и посвистом, орали марши так, что у Ленки потом неделю горло саднило.
А еще каждый май именно их класс собирался на маевки, на второе мая и на девятое, уходя в дальние степи на Азовское побережье и возвращаясь к вечеру. Уставшие, слегка еще хмельные, но все живые и здоровые, с букетами тюльпанов, исцарапанными в боярышнике локтями и с красными от первого солнца носами. Все это происходило совершенно отдельно от школьных планов и отчетов, и от классной Валечки тоже, без чьих-то инициатив и команд. И Ленка иногда думала, наверное, самое ценное – то, что случается само, без пинков и приказов.
Но, сидя среди суровых одноклассников, одновременно понимала, они все немного играют в обиду. Наверное, потому что всегда и постоянно взрослые были правы, так полагалось, а они – раздолбаи, всегда виноваты. И вдруг наоборот – можно обидеться на Валечку с полным правом. Сидят теперь, обижаются… А Маргошу бедную жалко.
Маргошу стало жалко и Саньке Андросову тоже. Он встал, опершись ладонями и нависая над партой широкими плечами:
- Добро пожаловать, Маргарита Львовна, ой простите, Тимофеевна…
- Лев Маргаритыч, – внятно прошептал кто-то, и Маргоша отчаянно покраснела.
- Будьте, как дома, – продолжал разливаться Санька, – с нами хорошо, весело, вот увидите.
- Андросов! – в отчаянии завопила Валечка, приходя в себя, – да ты что творишь? Я все еще и ты именно к директору сейчас! Со мной!
- Это как Маргарита Тимофевна скажет, – Санька прижал лапу к груди, поклонился. И замер в полусогнутии.
- Не надо, – сказала Маргоша ясным, немного сердитым голосом, – не надо к директору, все в порядке. У нас все будет хорошо, Валентина Георгиевна, не волнуйтесь. Садись, Саша, спасибо за радушие.
Все зашевелились и захихикали. Санька медленно сел, не отводя глаз от сердитой Маргоши, раскрывающей на весу журнал.
- Получил, Андрос, – внятным шепотом подытожила Олеся, – Са-ша…

И все, услышав шепот, освобожденно заржали, валясь на парты.

На перемене перед последними уроками – была физкультура, Ленка стояла вместе в Олесей в тупичке коридора за распахнутой дверью туалета. Слушала, как Олеся, переминаясь стройными мускулистыми ногами в ношеных полукедах, пилит Саньку. Он стоял вместе с ними, прислонясь к стене и согнув смуглую ногу, покрытую темным пухом. На спортивные трусы, небрежно перекошенные на бедрах, Ленка старалась не смотреть, равнодушно поглядывая в окно за олесиным плечом.
- Что-то ты сегодня воспарил, Санечка, – язвила Олеся, одергивая на боках тесную, ушитую вручную красную футболку, – прям соловей. Влюбился, что ли?
- А чо, – покладисто согласился Санька, поменял ногу, ухмыльнулся, почесав подбородок, – Маргоша вполне товарного вида барышня, коса такая, как в кино про сибирь какую-то. Ей бы еще туфельки модные, ну и глаза накрасить, и будет ваще суперски.
- Ой-ей, – Олеся смешалась, не найдя сразу ответа. Фыркнула, сказав медленно, подчеркнуто по слогам, – Са-ша!
Задрав круглый подбородок, пошла к спортзалу, откуда гулко орали и кто-то громко шлепался на маты.
Санька проводил ее взглядом и повернулся, подмигнул Ленке:
- Да, Каток? Любовь, кругом любовь. Как это в книжках – юношеская гиперсексуальность. Скажи, Каток, я как – сексуальный?
- Угу, – кивнула Ленка, – гипер. Мне у тебя спросить надо, Сань. По делу.
- После физры, – предложил Санька, – идет? Выйдем вместе, расскажешь.
И ушел следом за Олесей, мерно шевеля лопатками, обтянутыми выгоревшей синей футболкой с линялым самодельным трафаретом на спине – череп и кости.
Ленка качнула дверь, раздумывая, не заскочить ли в туалет перед уроком, и застыла, моргая. За дверями стояла Маргоша, мяла пальцами конец рыжей толстой косы. Краснея, кивнула Ленке и пошла за угол коридора, почти побежала, топая некрасивыми туфлями на толстой подошве.
- Вот черт, – шепотом пожалела ее Ленка, ныряя в кафельную пустоту сортира.
И Санька еще этот, со своим трепливым языком.