Глава 4

А фотосъемка прошла очень даже хорошо. Еще в школе девочки собирались на переменах, все заранее обговорить. Ленка перечислила Рыбке, что нужно к Викочке принести, и саму Викочку озадачила всякими поручениями.
- Сперва по домам сгоняем, – сказала, стоя у широкого подоконника в светлом коридоре, а под ногами мельтешили орущие первоклашки, – пожрем там, переодеться. И через час соберемся. Ты, Рыбища, дома не телись, а то я тебя знаю, начнешь голову мыть, заодно и обои поклеишь. Плойку принеси. И еще тот шарф прозрачный длинный. Ну, что там еще. С обуви есть что? Может, шпильки какие от старших остались? Колготки там. А еще шорты были, с латками?
- Останутся от них, – горько пожаловалась Рыбка, – они и мое вечно утаскивают. А купальник взять?
- Мать меня зарежет, – мрачно пообещала Викочка, – если еще раздеваться начнем.

- Не надо купальник, – согласилась Ленка, – та ну, на диване в купальнике, кичуха полная. Это мы летом, на Острове. А тут просто будет такая фотосъемка – девочки дуркуют. Помнишь, Оль, как мы к Вальке попали в мае?
Оля кивнула, фыркая и кусая губу. Случай был такой, немного странный. Гуляли они на Луче по району, вдвоем, Ленка в руке «Смену» таскала, которую ей старшая сестра оставила в наследство. А тут навстречу Валька Панчуха и с ней еще три барышни, все из деловых, местные. Кока, Маркиза и Понька. Идут, все четверо в джинсиках, в рубашках навыпуск и манжеты расстегнутые отвернуты, по моде. И не как все носят – с джинсами туфли и босоножки на шпильках, а белые кроссовки, с цветными полосками. Ленка с Олей как раз перед этим спорили, красиво так или нет, без каблука совсем, ноги выглядят короче, и большие, как у пацанов. Очень непривычно. Оля склонялась к тому, что некрасиво. А Ленке внезапно понравилось. Совсем по-другому можно жить, подумала она, бегать, как захочется, и прыгать чуть ли не через заборы, а не идти, постоянно выискивая, куда бы шпильками ступить, да где поблизости лавочка, свалиться и усталые ноги вытянуть. Так ведь и ходили – от лавочки к лавочке.
Тогда Валька увидела их, улыбнулась, показывая просвет между мелкими зубками. Замахала рукой, блестя тяжелыми пацанскими часами под манжетой клетчатой рубашки. И потащила в гости, удивив и девочек и своих подружек тоже.
Ленка тогда всю пленку в Валюхиной комнате отсняла, дурковали девочки знатно. У них была литровая банка с бензином, и Ленка с Олей в первый раз увидели, как бензин нюхают. Им тоже Валька предложила, когда уже Кока сидела на полу, раскинув длинные джинсовые ноги, и хохотала, а Понька и Маркиза, перегнувшись с балкона, орали что-то вниз, задирая проходящих парней.
Оля отказалась решительно и сразу. А Ленке стало любопытно и она села на диван, укрытый стильной попоной из косматого барашка. Взяла в руки толстую полосу сложенной марли, на которой расплылось остро пахнущее пятно, поднесла к носу и осторожно вдохнула, закрывая глаза.
- Ту-дук, – сказало ей сердце, предупреждая. И вдруг спрыгнуло сразу на три ступеньки ниже, заколотилось там, будто издалека – тихо и очень сильно:
- Ту-дук-ту-дук-ту-дукдукдук…
Ленка быстро отняла тряпку от лица, продышалась и вернула хозяйке угощение. Через неделю она принесла на дискотеку пачку фотографий, которые неожиданно вышли очень хороши – броские, контрастные, с выразительными лицами и яркими, слегка безумными глазами. Была там Понька, смеялась, сидя на полу с запрокинутой головой, и рубашечка натянулась, показывая белое горло и длинную шею. Валька, с руками в стороны – самолет, а над ней – Кока, длинные волосы свесились по Валькиным скулам, и тоже руки раскинуты в стороны, и два смеющихся лица в объектив. А потом все вместе вповалку на диване, руки-ноги под неожиданными углами, и снова хохочут.
С тех пор Валька Панчуха Ленку считала «своей» и Ленкины подружки тоже находились поэтому под ее королевской защитой. Поначалу Ленку беспокоило, вдруг Валька начнет приглашать ее везде и всюду, требуя фотографий, но те «гости» так и остались единственной фотосъемкой.

Уходя от Викочкиного подъезда домой, поесть и переодеться, Ленка и прикидывала, снять что-то такое же примерно, только без всякого бензина и прочих допингов.
Мама смотрела телевизор и, вздыхая, перебирала вещи, готовясь к завтрашнему рабочему дню, видно было, совсем неохота ей идти после отгулов. Ленка быстро перекусила, побросала в тряпочную сумку всякие интересные вещи – колготки в крупную сетку, отрез цветного крепдешина, длиннющую золоченую майку, которую папа привез совершенно случайно, что-то там напутав в лас-пальмасском магазине, и с тех пор она несколько лет лежала в шкафу, иногда вынималась для какого-нибудь маскарада и складывалась снова. Так страшно блестела и так качественно была сшита, что резать ее у Ленки рука не поднималась, да и куда ее носить, такую вырвиглазную всю из золота. Повертев в руках, сложила в сумку смешные древние ботики на круглых пуговицах, это мама носила еще в девушках. И надев свои вельветки и привычный полосатый свитерок, вышла, накидывая пальто. Предупредила полуоткрытую дверь в спальню:
- Мам? Я у Вики. Пару часов. Мы фотографироваться будем.
Дверь ответила ей рассеянным вздохом. Ленка слетела по ступеням, хлопнула дверями подъезда. И уже возле Викочкиной лавки, пустой из-за стылой паршивой погоды, остановилась резко, вдруг поняв – не проверила почту. Первый раз с того дня, как стала ждать письма от Валика Панча. Вдоль длинного дома дул ледяной ветер, забивал в кусты скомканные бумажки, гнул голые ветки кустов. Поднимал над головой перепутанные Ленкины волосы. А она держала за ручки увесистую сумку и думала, напряженно сводя брови. Забыла. Просто забыла! Потому что думала о съемке, о тряпках и о том, есть ли у Семки в комнате свободная розетка для вспышки. Вдруг встало перед глазами лицо доктора Гены, он кивнул ее мыслям, прикрывая светлые глаза, улыбнулся знающе и слегка цинично. И вся любовь, да, Малая? Перестрадала, и вот – месяца не прошло, а ты уже забываешь, как три дня тому от ящика не отходила, ключ из рук не могла выпустить. Так чего ты от пацана хочешь, Ленуся? Если ты так, после такого больного и острого ожидания, то он наверное раньше еще отошел, отвлекся, и живет себе поживает.
Она дернулась было обратно, внимательно слушая себя, вдруг полетит сейчас птичкой, теряя тапки и роняя вещи, лишь бы проверить, а вдруг – письмо!
И мысленно погладила себя по голове, поняв, сумеет удержаться. Проверю потом, когда вернусь от Семачки, решила и пошла в подъезд, испуганно радуясь, что кажется, острая невыносимая боль пошла на убыль. И хорошо. И скорее бы.

В просторной, почти пустой, чем она Ленке и нравилась, Викочкиной комнате девочки размахнулись. Тем более, что Семки материнские причитания мало праздновала, вышла в кухню разок за компотом, скандально там огрызнулась и после решительно подперла двери стулом. Тыкнула в клавишу магнитофона, который стоял на полированной полке у окна. Тот, шелестя пленкой, запел хриплым голосом Криса Нормана. Открыла шкаф, вываливая на диван гору цветных тряпок. И не два, а часа четыре девочки, смеясь и споря, натягивали колготки, шорты, застегивали пуговицы на старинных ботиках, сбив набекрень соломенную шляпу с бахромой их помпончиков, которую Викин отец привез из рейса как сувенир – на стенку повесить. И хохотали, садясь на диван или стул, падали на пол, укрытый полосатым ковром, наверчивали на себя куски ткани, прикидывались то принцессами, то лисами Алисами, то еще неизвестно кем. Ленка снимала, командуя и сердясь, смеялась сама. Иногда отдавала «Смену» Оле, та, неловко крутя и спрашивая, куда нажимать, нажимала. А Ленка снова сердилась, через улыбку подсказывая, куда же нажимать. Даже Викочка развеселилась и забыла обижаться.
Потом устали. Повалились на диван в ворохах тряпья, как были – в сетчатых колготках и шортах, обмотанные цветным крепдешином.
- Что там твой Валера, Семачки? – спросила Рыбка, лениво потягиваясь и разглядывая согнутое сетчатое колено.
- Угу, – мрачно ответила Вика, села, обхватывая колени и уложила на них подбородок, – мой, как же. Я ему нужна, только вот пока не приехала его эта, старая.
- А приедет?
Викочка пожала голыми плечами в мелких веснушках.
- Ты же нам доказывала, что знаешь как. Кричала, захочу, сразу мой будет, – удивилась Оля.
А Ленка подняла голову, защищая Викочку:
- Оль, ну чего ты пристала. Ну мало ли, кричала, а сейчас передумала просто. Не хочет уже. Да, Викуся?
Семачки помолчала. Потом спросила равнодушным голосом:
- А чего это вас Кинг катал на машине? Ты же с Пашкой, вроде, ходишь.
- Не катал, – возмутилась Ленка. Села, стаскивая короткие шорты, все в лохматых латочках, – подвез просто. А Пашка друг. Мы и не встречаемся с ним, просто дружим. Викуся, а компот есть еще?
- Угу, – Семки кивнула и, накидывая халат поверх мини-юбки и куска шифона, наверченного на грудь, пошла к двери, – щас, я в туалет еще.
- Оля, – вполголоса предупредила Ленка, – смотри не ляпни Семачки, насчет Гани. Она еще мелкая девочка, и дурында, не хватало с ней мороки потом. Мало с тобой вот.
Оля, как всегда, занервничала, движения стали резкими, и Ленка вдруг подумала, когда-нибудь Рыбка выйдет замуж. И будет там, получается, как Ленкина мама, вечно ходить со своими нервами. Мотать их мужу и детям тоже. Интересно, это все от характера? И можно ли это изменить? Хорошо бы не быть такой, думала Ленка, глядя, как Оля дергает с ноги ботик, а пальцы срываются с пуговиц.
- Оль, ну ты чего? Что я такого сказала?
- Да нормально. Просто подумала вот. О нем. А Викочке я не скажу, конечно. Знаешь…
Они обе прислушались к дальнему разговору в кухне. И Оля продолжила:
- А ты сама как? Насчет этого?
- Я? – Ленка так удивилась, что села, спуская ноги. На магнитофоне Крис Норман в десятый раз исполнил свою коронную песню, и бобина, щелкнув, остановилась.
- А что я-то?
- Как что? – удивилась теперь Оля, – вы же с Пашкой…
- Оля! Да мы дружим!
Рыбка покивала скорбно, натягивая свою теплую юбку в клетку.
- Я тебе Викочка, да? Какая дружба. Он с тебя не слезет. Ты если бы не хотела, давно бы его послала уже.
Она уже переоделась и вытащив из сумки щетку, резкими движениями расчесывала белые пряди, наклонив голову набок. Ленка сидела рядом, натягивая вельветки.
- Ты что, – догадалась со смехом, – ты хочешь, чтоб я с тобой за компанию, что ли, девственности лишалась?
- Тише ты!
- Оля, за компанию, конечно, и жид повесился, но ты чего, с дуба упала?
- Ну… – неопределенно ответила Рыбка, и после рассердилась, – а что такого? Мы с тобой в одном месяце родились. Как-то это нечестно будет, если я уже, а ты еще нет.
- О-о-о, – сказала Ленка, но больше не успела.
Викочка пятясь, вошла, ногой закрывая двери и неся в обеих руках кружки с компотом. Сунув девочкам, посмотрела подозрительно:
- Вы тут о чем?
- Спрашиваю, как у Малой дела с ее золотой медалью, – соврала Оля, припадая к кружке.
Ленка пожала плечами. Пока в школе ее никто не трогал и не дергал. Может, еще просто рано, но все равно странно, сперва директриса ей столько наговорила, а теперь молчит. Рассказав это, она напилась и поставила кружку. А Викочка неожиданно разумно рассудила:
- Так ты им до лампочки, Ленк. Если бы уже впрягли, то может и гнобили бы, а так ты болтаешься сама по себе, ну, и чего тебя дергать. А щемить тоже не будут, и за поведение не будут, у них план, а ты отличница. Прикинь, придется писать, что ты с пятерок скатилась на двойки по поведению. У них премию снимут. За тебя. Лучше сделать вид, что все нормально. Чего удивляетесь, у меня тетка – учительница в пятой школе. Она рассказывала, про эти штуки. Если бы еще девятый, как у меня, то может, воспитывали бы. А выпускной – все равно через полгода дадут вам под зад коленом и забудут.
- Вот черт, – сказала пораженная Ленка, – черт и черт, правда, что ли? А я тут ночами не сплю, думаю, как мне в глаза глядеть Лидуше. С сочинением этим дурацким. Да еще с Элиной погавкались, я целый день прогуляла, считай.
- Угу, – покивала гладкой стрижкой Викочка, – а кто полгода всю алгебру просачковал? Да ваша Валюша, между прочим, собралась валить в горком, ей там место держат. Ей тоже на вас наплевать. Теть Таня сказала, она в феврале уйдет, от вас, они на планерке там какой-то были городской, там трепались тетки.
- А я думала, это потому что я такая вся вундеркинд, – расстроилась Ленка, отбирая у Оли щетку, – думала, Валюша видит, что у меня все равно одни пятерки. Вот блин. Даже как-то обидно. И нет, не уйдет она сейчас. Это же ее первый выпуск, она нас выпустит и тогда уйдет.
- Спорим? – предложила Семки, – если проиграешь, познакомишь меня с Кингом.
- Семачки, – нежно сказала Ленка, – я тебя убью, ты глупая совсем Семачки наша. Нельзя тебе с Кингом. Он взрослый. И опасный.
- А тебе, значит, не опасный, – надулась Викочка.
Ленка покачала головой, взглядывая на молчащую Олю. Вика не знала про долг в двести рублей. И это все осложняло. Как ей объяснить, что Ленка общается с Кингом совсем не потому, что хочет с ним крутить любовь.
- И мне опасный. Я… ну, в-общем, ты поняла? Не лезь к нему. Пожалуйста.
- Это потому что ты с ним… – завелась Викочка, не желая успокаиваться.
Ленка встала, беря сумку и запихивая в нее вещи.
В коридоре ходила семачкина мама, останавливалась за матовым стеклом, прислушиваясь. И шла дальше, тень исчезала в кухонном коридорчике. И переждав, девочки снова вполголоса спорили.
- Короче, Викуся, я не могу тебе сказать, потом скажу, ладно? Но знакомить не буду. И не вздумай сама. Ты поняла?
Семачки неохотно кивнула, кутаясь в большой халат. Встала, открывая двери комнаты.
- Теть Таня, спасибо, очень вкусный компот! – прокричала Оля в сторону кухни. Толкаясь, они обулись и вышли, оставив обиженную Вику.
На улице ветер утих, в густых уже сумерках стало неожиданно ласково и прекрасно, наверное, думала Ленка, таща неудобную сумку и удаляясь от своего подъезда в сторону «серединки», наверное, ночью пойдет дождь и завтра ходить ей с мокрой ногой, потому что сапог протекает.
- Кстати, – задумчиво сказала Оля, видимо, совместив в мыслях Кинга и место, куда они шли, – а как он знает про наше все? Ты тогда говорила, и вот в машине, он такой – я вас у «серединки» высажу. Ты ему, что ли, рассказывала? В кабаке? Точно нет? А как?
- Не знаю, Оль. Я сама дергаюсь, неприятно как-то. Такое ощущение, что про нас ему кто-то рассказывает. Ну не Семки же! И такие вещи, которые мы только знаем. Немного сказал, но прям в точку.
- Тсс, – Оля схватила Ленкину руку. Та дернулась, напряженно всматриваясь в черные ветки, закрывающие угол дома.
- Что?
- Ползет… ой! Вот он!
- Да кто?
- Кинг ползет! За нами! Следит!
- Оля! – заорала Ленка, выдергивая дрожащую руку, – фу, Оля, блин! Чтоб ты скисла!
Рыбка повалилась на невидимый куст, всхлипывая и хохоча, с треском продралась по узкой дорожке к заветной трубе. И бухнулась, вытирая слезы и маяча в оконном желтеньком свете белыми волосами. Ленка упала рядом, держась за сердце.
- Пп-поверила, – еле выговорила Оля, – а прикинь, и правда бы…
- Оля! – Ленка согнулась, утыкаясь лицом в колючее пальто на коленях, – О-ля!
- А ну пошли отсюда! – заорал сверху женский голос, – счас я на вас воды! Сидят тут ржут! Засрали всю стену уже, бомжи чертовы!
- Кто? Мы? – возмущенная Оля вскочила, Ленка, давясь, дернула ее обратно.
- Молчи! Та молчи уже, устроила цирк на дроти! Тихо. А то правда, ливанет.
Они притихли, прижимаясь друг к другу и все еще сдавленно хихикая. Над самыми головами зажегся свет в угловом окне, треснула-скрипнула балконная дверь, и кто-то задвигался там, чем-то звякнул. Девочки молчали и дверь хлопнула снова.
- Не знаю я, что придумать, – сокрушенно сказала Ленка, – Викуся теперь и спать не будет, будет мечтать о прекрасном Сережечке Кинге. Если бы я с ним не общалась, она б и ухом не вела, а так, дай ей то, что у Малой.
- Поносить, – подсказала Оля, – сама поносила, теперь дай Семачки.
- Та не носила я, – отмахнулась Ленка, – и вообще.
Она замолчала. А сверху с тихого темного неба посыпался мелкий-мелкий дождичек, почти туман, сеялся тонкими крапками, и было их много, сразу же намочил волосы и лица. Надо идти, подумала Ленка. Домой. А там почтовый ящик, и в нем снова ничего нет. И прежняя жизнь уже забирает ее снова, отпихивая Новый год, свечку в блюдечке и шампанское в смешной кружке с нарисованным зайцем. На их месте располагается Пашка с теплым старым сиденьем в раздолбанном безотказном грузовичке, Викочка с надутым треугольным личиком. Оля, которая совсем скоро станет лежать с Ганей, в обнимку, под сбитым одеялом, интересно, где, но не представлять же лучшую свою подружку в подъезде с задранной юбкой. И еще этот Кинг. Но надо проявить пленки, и напечатать тот Новый год. Нельзя выбрасывать. Может быть, это что-то изменит? Вдруг она сама виновата, и думает недостаточно сильно? Вдруг она не умеет по-настоящему хотеть? А даже если не умеет, все равно надо напечатать. И послать ему письмо, с фотографиями. Обещала ведь.
Вокруг было так тихо, сонно и немного сказочно, что Ленка очень захотела рассказать Оле про Валика Панча. Но вздохнула и не стала. Расскажу ей потом, решила, когда уже или что-то случится. Или все совсем кончится.
Оля тоже вздохнула и встала.
- Пойдем, что ли. А то мать меня сожрет.
- Пока, Рыбочкин, до завтра.
- Ага, беги, Малая. И смотри, не наступи на Кинга!
- Тю на тебя.