Белый широкий лист ждал, обещая волшебство, и Ленка ждала, касаясь пальцем цветных новеньких карандашей с золотыми надписями. Альбрехт Дюрер, гласила каждая иностранными буквами и Кира вспомнила портрет в энциклопедии. Красивый мужчина с золотыми вьющимися волосами, такие, наверное, будут у Мичи, если он перестанет их стричь. Очень хотелось попросить Ленку нарисовать его, Мичи. Или себя с парой драконов на витых цепях с каменьями. Но это все из тайны Киры. Лучше не рисковать.

- Розу? – предположила Кира, усаживаясь так, чтоб ленкин локоть не мешал смотреть.
- Розу, – согласилась та, вытаскивая карандаш цвета темной крови, – ахренительную получишь розу!
Острый кончик быстро двигался по бумаге, оставляя не слишком яркий след, Кира следила с некоторым разочарованием, думая мудро, вот, такие с виду прекрасные, а рисуют так себе. Ленка чертила, трогала линии пальцем, растушевывая, вытаскивала зеленый и черный карандаши, ахала, поднося к губам и нежно целуя. А потом, оглядев рисунок, вытащила из отдельного пенальчика в той же коробке тонкую кисть с прозрачным резервуаром, как у старых чернильных ручек. Снова спела свое:
- Тадам-папамм!
И вдруг тонкие линии под кистью поплыли, становясь яркими, нежными, сплетая оттенки и делая розу совершенно живой.
В несколько штрихов Ленка дорисовала прозрачный стакан, наполненный водой, стебель встал наискосок, преломляясь. И под кистью вода ожила, казалось, наклони рисунок, она качнется к стеклянному краю.
- Это акварельные карандаши. Лучшие в мире. Мне прям страшно подумать, сколько Вовка в эту коробку вбацал. Наверное, три пары джинов можно купить. Блин, я их носить никуда не буду. Спрячу и буду только дома рисовать. Запрусь. И…