Следующие три часа Витька сидел, иногда ерзая – с разрешения, – чтобы размять затекшие ноги; слушал и рассказывал анекдоты; выяснил, что темные кудри мастера изрядно поредели на макушке; пересчитал все белые квадраты и круги на потолке; поражался и поражался… (А вы знаете, что человек, нарисовавший знаменитого Чужого, делает тату-рисунки, и любой желающий с деньгами может заказать себе авторского монстра на все бедро или спину? Оказывается, вы можете оставить тату в наследство кому захотите, и тогда кусок вашей разрисованной кожи будет висеть в рамочке на стене у наследников).

Потом они сделали перерыв на кофе и покурили.

И снова над Витькой тонко жужжала машинка и он подбирался от боли, стараясь не показывать этого, когда мастер снова и снова проходил по свежей ссадине, выкладывая разноцветный орнамент.

К концу шестого часа Витька измучился. Мастер тоже через каждые полчаса отрывался, массировал кисти рук, иногда потирал грудь, проводя рукой по застиранной тишотке, поглаживал, будто успокаивал собаку…

“Сердце, что ли?” – …расспрашивать не захотел. Хотел только, чтобы сеанс закончился. Он устал, и ему было больно. И все чаще поглядывал на часы, висевшие на стене комнатки. А часы злорадно показывали вместо времени тягучий сироп.

Наконец, устав так, что – на все наплевать, хотел уже взмолиться – хватит, баста, сколько можно! Но мастер все пикировал и пикировал иглой на израненную кожу, добавляя то тут, то там тончайшие штришки.

Спас телефонный звонок. Мастер извинился и, стягивая перчатку, ушел за дверь.

Витька расслабился, откинул голову на подголовник кресла, лежал, слушая толчки крови под свежим тату.

- Да, – доносилось из-за двери, – а где вы находитесь? Шоссе энтузиастов? Дайте подумать… Угу, так, сегодня подъезжайте на Павелецкий вокзал без четверти полночь. Не надо на машине. Сядете в электричку, но сразу, не задерживаясь, и поезжайте до станции Домодедово. Выйдите из вагона и идите вдоль центральной улицы за зданием вокзала, справа увидите вывеску. Я буду вас ждать. Угу, да… Нет, не думаю… нет, этого нельзя. Не переживайте, вам хватит тех денег, что захватите с собой…

Витька усмехнулся, вспомнив, как, пересчитав наличность, долго смотрел на веер банкнот в руках, потом решительно разделил деньги на две равные части, потом добавил из той, что собирался оставить дома, еще половину. А перед самым выходом вытряс из книги всю оставленную заначку. Да еще и напугал соседа-музыканта, случайно встреченного в подъезде, просьбой дать в долг пару тысяч.

Мастер вернулся, потирая грудь рукой, и Витька почувствовал, что вполне сможет дотерпеть пытку до конца. И еще он испытывал чувство окончательного обладания: теперь тату никто не отберет. Разве что с ногой.

Он воспрянул духом настолько, что почти набрался смелости осторожно поспрашивать у мастера о девушке со змеей. Но не набрался. Выглядел тот неважно – глаза тусклые, от усталости, верно, лоб в испарине. “Все потом. Закончим когда, и, может, будем курить последний раз…”

Закончили неожиданно быстро. Мастер еще минут пятнадцать перехватывал Витькину ногу сильными пальцами, еще разок перевернул его, так сказать, изнанкой вверх, чтобы снова пройтись по икре и встал, потянувшись и заложив руки за голову:

- Ну, вот, собственно, и все…

Витька осторожно перекантовал себя в нормальное положение, стараясь не задевать ногой простыню. И спросил снизу вверх:

- Я могу вставать?

- Да. Идите к зеркалу, гляньте.

Неуклюже – отсидел все, что можно – сполз с кресла и заковылял к большому зеркалу. Ему так не терпелось посмотреть, – что сначала увидел тату, а уж потом только себя – взъерошенного, в перекошенных боксерах и мятой белой футболке.

Яркой припухшей ленточкой змейка обвивала голень. Витька перемялся с ноги на ногу, и с восторгом увидел, как шевельнулся уложенный на нужные мышцы змеиный хвостик.

- Вам нравится?

Витька резко оглянулся, не узнав голоса. На секунду ему показалось, что в комнату вошел кто-то еще. Но это был мастер – посвежевший, с блестящими глазами. Он улыбался. Тоже смотрел на змею, не скрывая восторга:

- Вы видите? Видите – какая? Она – совершенство! Я снова сделал это! Никто не может так – только я! Вы будете просыпаться и здороваться с ней. Потому что она – живая!

Витька стоял вполоборота, неудобно выставив полусогнутую ногу, ошеломленный внезапной переменой в мастере. Тот расхохотался и махнул рукой:

- Не обращайте внимания! Семь часов… Ни единой ошибки. Конечно, исправить всегда можно, перебить аккуратно и все. Любой хороший татуировщик умеет. Но ведь я не просто татуировщик. Вот так-то.

…Нет-нет, погодите. Сейчас, у меня еще есть составчик специальный, надо втереть, пока татушка свежая. Это, чтобы она потом не выцветала на солнце. Вы же летом поедете на моря, купаться будете, загорать.

Говоря это, мастер оттеснил Витьку от зеркала и снова уложил его на кресло. Осторожно подхватил его ногу, установил поудобнее.

- Положите руки на подлокотники, вот так. Откиньтесь.

Витька послушно откинул голову на подоконник и вдруг, в секунду похолодев, услышал металлические щелчки и почувствовал на запястьях холод металла. В голове пронеслись ужасные мысли – винегрет из всех прочитанных и просмотренных хорроров. Самой ясной и оформившейся мыслью была такая “щас этот безумец таки отрежет мне ногу, чтобы его искусство осталось при нем!!!”

Витька дернулся, выворачивая руки.

- Да ладно вам, – приговаривал мастер, ухватывая неразрисованную ногу и прищелкивая ее к креслу, – сейчас отпущу, через минуту. Покричать можете, здесь звукоизоляция хорошая.

Это подействовало. Витька замер, напряженно глядя в белый потолок.

- Объясняю. Раствор едкий. Будет очень больно. Но быстро пройдет – пожжет секунд тридцать и все. Если бы я вас не зафиксировал, не выдержали бы, точно. Я знаю, что говорю. У меня клиенты сбегали в одних трусах, бывало.

- Могли бы сказать, – хрипло сказал Витька, чувствуя, как его начинает трясти.

- Да? Что именно? Садитесь, дружок, я вас немножко прикую? Не смешите!

Голова исчезла, послышался скрип какой-то дверцы, стеклянное звяканье.

- Так, сейчас начну обрабатывать, – и Витьку выгнуло дугой от невыносимой боли. Поверив до этого мастеру на мгновение, сейчас он снова убедился, что попал в руки маньяку, и тот поливает ногу кислотой. Наверняка при этом сладострастно и хищно улыбаясь.

- Если можете, попробуйте не кричать, потом будете этим гордиться…

Витька проглотил дикое “А”, бывшее уже у самых зубов. И обозлился. “Даже если помру” – через вату боли подумал он. Но застонал мучительно, скрипя зубами и удерживая крик.

За следующие двадцать секунд Витька многое понял об относительности всего – времени, доброжелательности, веры в человека. Еще через пару секунд боль исчезла. Мгновенно и совершенно. Даже та, которая появилась после набивания.

Это было настолько, настолько хорошо…

- Ну вот, – обыденным голосом сказал мастер, – снимаю зажимы. Бить не будете?

- Не-ет, – выдохнул он вместе с первым щелчком стального браслета. Еще два щелчка – и он сел на смятой простыне, крутя головой.

- Все, экстрим закончен, – улыбаясь, подытожил мастер, – можете одеваться. Чаи, извините, гонять не будем, устал я. А вечером – клиент, вы слышали.

- Ага, – Витька дрожащими руками натягивал брюки. Расспрашивать уже ни о чем не хотелось. Поскорее бы вырваться на свежий воздух. Уйти от всего. Унести на себе татуировку, такую выстраданную.

Мастер сидел на одноногом табурете, слегка покручиваясь, то в одну сторону, то в другую, отталкивался от пола подошвой растоптанного кроссовка. Руки выглядели такими уставшими, что Витька представил себе, как он зубами ставит на плиту чайник.

- Сколько я должен?

Тот пренебрежительно дернул подбородком:

- А-а, сами знаете, сколько. Удивительно, но Витька действительно знал. Он отсчитал большую часть купюр, поколебался, добавил еще две. Вспомнил щелчки браслетов и решительно убрал одну.

Мастер, наблюдая за манипуляциями, улыбался.

- На стол положите. Угу, спасибо. Извините, не провожаю. Дверь только поплотнее. Пожалуй, надо поспать. Не люблю клиентов подряд, но так получилось. Ну, ничего, один всего, потом – перерывчик…

Он говорил монотонно, почти дремотно. Витька стоял на пороге комнатушки, придерживая дверь рукой и, кивая, дожидался паузы, чтобы попрощаться и уйти, наконец.

- Да, – вспомнил, – не мочить или что там еще?

- Нет-нет, раствор знатный, инфекции не страшны. Сейчас кожа будет подживать пару недель. Потом сойдут корочки – полиняет наша красавица. И все – пойман! До конца жизни…

Не открывая глаз, он засмеялся сухим шелестящим смехом.

- Ну, ладно… пошел я. Удачи в работе. Счастливо.

- Идите уж, оба, – мастер повесил голову и сгорбился, похоже заснул прямо на табурете.

Витька вышел в темный зал, прорезанный лучом из каморки, и стал осторожно пробираться к выходу, ощупывая столы и кресла. Муркнул кот и побежал провожать, путаясь между ногами.

- Ты, значит, встречаешь и провожаешь, а хозяин твой на людях рисует. Разделение труда.

Толкнув входную дверь, он наклонился и с удовольствием погладил кота по теплой спине:

- Ну, ладно, встречальщик-провожальщик, прощай. Передавай хозяину спасибо.

Чуть подумал и добавил уверенно:

- От нас обоих.

Он медленно поднялся по ступенькам и пошел в бессолнечное утро, с наслаждением вдыхая и выдыхая тонкий, немного студеный воздух, раглядывая обычный московский переулочек, с желтыми и серыми домами и поредевшие авто у тротуаров. Щеки горели, куртку тащил в руке, размахивая. Шлепнул по спине объехавшую его деваху на роликах.

- Ну, ты! – спела деваха, манерно вильнула попкой и унеслась вперед, громыхая коньками.

С песней внутри и приятно горящей змейкой на ноге, шел в сторону метро, жадно разглядывая редких прохожих, тонувшие в утреннем тумане кроны деревьев, машины у светофора. Наслаждался.

- Эй!

Он повернул голову, не сразу определив, откуда кричат.

- Эй, ты, улыбнутый!

Ничуть не удивился, увидев зализанную перламутром иномарку на перекрестке. Подошел, облокотился на опущенное стекло и ответил большим дымчатым очкам в оправе со стразами, тщательно прорисованным губам и нежному подбородку:

- Да, миледи? Я весь ваш. Но только на сегодня.

- Неужели? А что, все расписано по дням?

- Нет, но я не знаю, чего мне захочется завтра.

Миледи немного подумала, постукивая по баранке роскошным маникюром.

Витька рассматривал ее очки, улыбаясь.

- Занесло по темноте после клуба в эти гавнищи, а кофе хочется. Не ехать же домой в шесть утра, верно?

- Несомненно, мадам. Явившись домой в такую рань, вы рискуете сойти за собственную горничную. Предлагаю – уютная кофейня через улицу – утреннее меню и нежная музыка специально для клабберов. А там – решим.

- Ну, запрыгивай, ковбой.

Витька увалился на переднее сиденье, хлопнул дверцей. Огляделся, достал сигарету. Перед его носом щелкнула сверкающая зажигалка – вся в каменьях. Витька поморщился вкусу хозяйки и с наслаждением затянулся. Усевшись удобно, выпустил дым, повернулся и осмотрел привлекательный профиль. Девушка, глядя на желтый глаз светофора, улыбнулась, почувствовав взгляд и слегка поежилась.

- Я – Виктор.

- Наташа.

Витька протянул руку и дотронулся пальцами до нежной шеи над какими-то черными перьями, по вырезу блузки. Наташа коротко вздохнула.

“Мне теперь все можно” – с ленивым удивлением подумал и положил ладонь на ее колено:

- Поехали, Наташенька.

Светофор загорелся зеленым.