А это уже другая игра, совсем древняя. Альчики. Именно игра-предсказание. В альчики (бараньи косточки) в том же романе “Хаидэ” играют молодые тойры, такие условные гопники, из племени, которое лишилось своих богов, то есть, потеряло все, что выше и больше физических потребностей. Альчики остались им от прежних времен, когда они были еще настоящими людьми. Но играть они уже не умеют…
“В жаркой пещере, освещенной красным пламенем факелов, что металось, смигивая и разгораясь, было шумно. Молодые тойры, собравшись у каменного стола, кидали кости. Нартуз, ссутулив тяжелые плечи, гремел деревянным стаканом и, далеко вытянув руку, хэкал, выбрасывая из его нутра глянцевые древние альчики с начертанными на гранях знаками. Будто не легкий стакан крутил, а рубил дерево, вонзая в ствол наточенный топорик, что висел сейчас у пояса. Смеясь и переговариваясь, мужчины склонялись над косточками и, шевеля губами, прочитывали линии.
- Кукушка! – заорал Бииви, хлопая себя по бокам и наступая на соседа, – тебе выпала кукушка, бык, а ну, давай!

Заросший рыжими патлами Харута гмыкнул, огляделся, и вскарабкавшись на стол, присел, разводя грязные колени, похожий на огромную мускулистую жабу. Задвигал согнутыми локтями, вытянул губы трубочкой и заблажил тонким голосом:
- Ку-ку-кии, ку-ку-кии! Эх-эх-эхххх!
Тяжело прыгая на корточках, подобрался к краю стола и, вытягивая руки, спорхнул, вернее, свалился под ноги товарищам, сбивая тех, что стояли близко.
Гогоча и беззлобно ругаясь, тойры расступились, давая ему подняться. Но он все прыгал на корточках, крича и кусая подвернувшиеся колени и ляжки. У стола Нартуз погромыхивал стаканом, ожидая, когда Харуте надоест дурачиться. И брови все ближе сдвигались к вмятой переносице.
- Бии, – рыкнул, тряся стакан, – твоя очередь. Ну?
Но Бииви, ойкая, захлебывался смехом, прыгал вокруг “кукушки”, высоко задирая волосатые ноги, – не слышал окрика.
Надувшись, оставленный Нартуз огляделся и ткнул рукой со стаканом к дальней стене.
- Тащите его! Сейчас сыграем на его умения!
Тойры бросили скачущего Харуту и, гомоня, побежали к стене, обступая обнаженного светлокожего мужчину, что сидел, обхватив руками колени, и положив на них подбородок, смотрел на мужские забавы.
- Вставай ты! Бегом к столу! Нартуз сейчас выбросит твою ближнюю судьбу!
Вездесущий Бииви схватил мужчину за плечо и толкнул, понукая. Тот встал, поправляя на бедрах засаленную кожаную тряпицу, улыбнулся. И пошел посреди сопящих тойров, радующихся новой забаве.
Загремел стакан, простучали по камню выброшенные кости, мигая красными бликами. Тойры обступили стол, рассматривая рисунки и вопросительно глядя на важного Нартуза. Тот упер в стол толстые руки. Мигнул. Сказал протяжно:
- Твоя судьба, пришлый, судьба грязной собаки. Гавкай и жри потроха, что остались от съеденной рыбы.
И загоготал, сам виляя задом, будто у него отрос собачий хвост. Абит стоял, по-прежнему улыбаясь и без страха встречая взгляды тойров.
- Ну? – крикнул кто-то, – что ждешь? Хочешь получить дубиной по черепу, ты!
- На карачки! – поддержал другой. И снова все нестройно заорали, приказывая и тыча в пол пальцами.
Абит сделал шаг к столу и в наступившем молчании взял кости, не переворачивая их, и проведя по кругу, показал всем два выпавших рисунка.
- Альчики холодов. Ветка зимней сливы, – сказал глубоким спокойным голосом, – знак долгой охоты в лесах, у подножия матери горы. А это, – поверхность другой костяшки мигнула веером черных штрихов на желтоватом глянце, – это время, что можно прожить снаружи, пока холод не сожрет ваше тепло.
- Как-кое время? Какое там время?
Абит положил альчики на стол, выравнивая их так, как упали. Пальцем коснулся вершины веера.
- Концы мгновений смотрят на ветку. Значит, все будут живы. А если б легла вот так, – он отодвинул кость и чуть повернул, – кто-то остался бы в горных снегах. Вот луч времени одного из охотников. Ушел в пустоту.
- Какой луч? – заревел Нартуз, – это собака! Смотри, убогий, вот хвост!
Он тыкал в рисунок согнутым пальцем и тяжело дышал, волнами гоня от злого лица острый запах квашеной черемши и хомячьего лука. Все притихли, и в настороженной тишине Бииви тихонько сказал, будто раздумывая:
- Нартуз увидел хвост…
И вдруг факелы вспыхнули, мелькая испуганным пламенем в потоках быстрого воздуха, взвихренного жестами грязных рук и мужским хохотом.
- Хвост! Хво-хв-фост! Нашел там, а?
- Ты долго смотрел, а, Нарт? Может и под хвост глядел?
- Нюхал! Чтоб уж точно!
- Собака! Аааа!
- Ыыы…
Красный от злости Нартуз ступил было вперед, надвигаясь на Абита, но вспомнил о стакане, что так и держал в руке, сунул внутрь пальцы и, наугад ухватив, ткнул в светлое лицо еще один неровный кубик.
- Слива… слива говоришь? А это что? А?
- Рыбалка, – безмятежно ответил Абит, – видишь, сколько маленьких точек? Если выпадает этот знак, нужно стаскивать лодки, а лес и охота пусть ждут.
Зарычав, Нартуз размахнулся, кости веером полетели из глубокого нутра. Швырнув на пол стакан, мужчина раздавил его подошвой. И снова двинулся грудью на Абита. Все молчали, жадно глядя. Горячий воздух нестерпимо вонял. Мужской пот, возбуждение, тяжелые запахи квашеной зелени и резкий запах сгорающей смолы.