7

Деревянные кресла скрипели, щелкали и с грохотом почти стреляли, когда пацаны, упираясь ногами, раскачивали секцию из четырех кресел, откидывались назад, а после снова ставили скрипучие ножки, как положено.
- Андросов, – с усталой ненавистью шипела в проходе Валечка, прижимая к плоской кримпленовой груди красный журнал, – Анд-ро-сов, я кому…
И вертела тугой завивкой, пересчитывая подопечных. Кресла щелкали снова, ойкали девочки, хохотали и выкрикивали что-то парни.
Ленка устроила под ногами дипломат, поморщилась, как надоел, падает и падает. Откинула голову, слушая, что ей шепчет сидящая позади Олеся. Рыбка ревниво покосилась и, задирая острый подбородок, отвернулась к Семки.
На фоне линялого кумача, драпированного по задней стене, громоздился фанерный президиум, за ним – несколько человек: активисты из школьного совета, физик Кочка, раздраженно поглядывающий на часы, Мартышка с вытянутой черепашьей шеей и блеклыми глазами. И сбоку – директриса, присела с самого краешку, внимательно оглядывая зал.

Вдруг встала, делая жест. Публика неохотно и не сразу смолкла.
- Чем дольше будете орать, – внятно сказала директриса, – тем дольше просидите, а я никуда не тороплюсь.
И снова села, устроив локоть на крашеной фанере. Кочка побарабанил пальцами по столу и снова яростно глянул на часы.
- Водка греется, – щекоча ухо, сказала сзади Олеся. И Ленка фыркнула.
Кто-то заржал в голос, но несколько возмущенных голосов заорали «тихо» и наконец, наступила относительная тишина. Будто дожидаясь ее, в стремительно распахнутую дверь влетела завуч Вера Полуэктовна, притиснув к алой трикотажной груди толстую тетрадь и победно озирая зал выпуклыми голубыми глазами. Торчали в стороны короткие соломенные кудряшки, пылал на круглых щеках персиковый румянец, твердо тупали полные ноги в шнурованных ботиках на толстом каблуке.
Протопотали по старому паркету, прощелкали короткие ступени обок эстрады, гулко пронеслись по дощатому полу, и треснуло, скрипнуло, скрежетнуло – завуч вознесла полную фигуру за кубик трибунки, украшенный нарядным гербом по передней стенке. Кладя тетрадь, оглядела всех ликующим взглядом. И набрала воздуха, так что высокая грудь поднялась еще выше.
- Здравствуйте, молодые хозяева жизни!
Эхо заметалось, не зная, куда деваться.
- Началось, – внятно сказал пригнутый к коленкам Саня Андросов, повернул голову, так чтоб слышали только те, кто сидит рядом, и шепотом пропищал:
- Здрасти здрасти супер-вера!
- Мы собрались! Тут! С вами! – звонко выкрикивала завуч, без перерыва меряя зал глазами, – чтобы снова приникнуть к истокам!.. Зажечь сердца! Ленинскими заветами! … Наша страна!..
В зале тихонько шептались, девочки, наклонясь, рассматривали разложенный на коленках Стеллочки потрепанный модный каталог. Витя Перебейнос задумчиво жевал бумагу, пристраивал комочек к резинке на пальцах и пулял в передние ряды, целя в стрижки и лохматые волосы. А Вера Полуэктовна продолжала токовать, выпячивая грудь, обтянутую алым трикотажным жакетом, и поводя короткими ручками в скучном пыльном воздухе.
Все к ней уже привыкли, а когда она пришла на работу в школу год назад, слушали и смотрели, раскрывая рты. Никто не мог поверить, что она это всерьез. И до сих пор, похоже, никто и не понял – точно ли не притворяется. Конечно, бывали в школе торжественные собрания, на которых третьеклашки, надуваясь от важности, писклявыми голосами скандировали так называемый монтаж – отрывки помпезных стишков о родине и Ленине, а потом докладчики уныло бубнили о тяжкой доле рабочих в империалистическом мире. Были политинформации, каждый понедельник на первом уроке, и Ленка тоже вставала и отбарабанивала выборку из газетных новостей, о достижениях по пути к коммунизму, и о бастующих мусорщиках Парижа. Но все относились к этому как к тоскливой необходимой повинности. А Вера Полуэктовна отдавалась идеологии страстно и радостно, так что и слушать ее было неловко. Когда прошло первое офигение, и школа попривыкла к новому завучу, ее стали считать просто шумной дурочкой и благожелательно пережидали приступы многоречия. Тем более, что вредной она не была, всю себя в лозунги и выплескивала.
- Вот ты, мальчик! – крикнула завуч, тыкая рукой в сторону Ленкиного ряда.
Саня Андросов хрюкнул и снова нагнул голову к коленкам.
- Лопух, – сказала ему Олеся за ленкиной спиной.
- Ты! Ты! – уверила завуч, сбегая в проход и нежно беря за плечо Диму Доликова, который, сидя на крайнем кресле, занимался любимым делом – грыз деревянную линейку. Под мягким но уверенным нажимом Дима выплюнул изжеванный конец линейки и встал, оглядывая веселящийся зал темными глазами-сливами.
- Как тебя зовут, мальчик? Дима? Где твоя тетрадь с ленинским зачетом?
Вера протянула было руку, но поданная Димой тетрадь имела такой засаленный и растрепанный вид, что она передумав, просто кивнула, вытаскивая страдальца в проход.
- Пойдем, – поманила упирающегося Диму, – ты отчитаешься нам, что успел совершить за три месяца учебного года!
- Ыыыы, – сказал Саня, берясь за спинку кресла и вытягивая шею, чтоб лучше видеть, как Вера выталкивает Доликова на трибунку и становится рядом, рассматривая положенную тетрадку.
- Вот! Я вижу, ты написал «обязуюсь прочитать десять книг художественной литературы»! Ты прочитал их, Витя? Да, Дима!
- Мнэээ, – беспомощно ответил Дима-Витя, краснея и опуская глаза.
- Не все! Но ты обязательно их прочитаешь! Я права?
- Да, – с облегчением согласился тот, отклоняясь от пышной алой груди.
- Принять участие в школьных субботниках!
- Да, – солидно согласился Доликов, кивая лоснящейся головой.
Вера Полуэктовна с торжеством оглядела зал.
- А это? Исправить тройку по химии!
Дима понурил жирную голову.
- Я верю в тебя! Ты исправишь!
Она снова отвлеклась на зрителей. Ленке стало страшно, а вдруг сейчас Вера просто взорвется от переполняющих ее восторгов.
- Посмотрите на Валеру! Диму, да! Вот он перед вами, стоит! И его зачет претворяется в жизнь! И ничего, что не все сразу. Выходит! Главное – неустанный труд на пути к светлому коммунистическому будущему! И мы можем с полным правом назвать Диму Доликова – человеком! Коммунистического! Завтра!
- Мене сичас вирвет, – просипела Рыбка, валясь на Ленкино плечо.
- Не бойся, никто у тебе не вирвет, – дежурно утешила ее Ленка, вытирая глаза и стараясь не заржать вслух.
- Они там все уже? – Оля говорила, не поднимая лица.
- Почти, – Ленка ерзала, поглядывая на круглые часы над раскрытыми дверями. Время идет, а ей еще помыть голову, и пришить хлястик к поясу куртки. И у мамы отпроситься, а то всего два дня до их отъезда, вдруг нагрузит какой домашней работой.
- Ой!
- Чего еще? – Оля подняла красное от смеха лицо.
- Алик идет. К ним, туда!
Рыбка моментально села прямо и стала нервно поправлять волосы.
За спинами сидящих в президиуме, сгибая худую фигуру, пробирался новый учитель физкультуры – Александр Николаевич, высокий и стройный, с модно стрижеными русыми волосами над правильным бледным лицом с синими, всегда настороженными глазами. Будто готовился драться, подумала Ленка, и вдруг представила себе Алика с крутыми парнями, что подъезжали к дискотеке на своих или папиных машинах – снять девочек, как они говорили «котиков-дискотиков». И удивилась, что воображенная картинка оказалась Алику совершенно впору.
Он в школу только в этом году пришел, на место пенсионера Мотыжки, одышливого алкаша, собутыльника трудовика и физика. И девочки сразу же повлюблялись, сожалея о том, что физкультура с девятого класса раздельная. Им, девочкам, досталась Аликова жена – маленькая и быстрая Жанночка в синем костюме с болтающимся на груди свистком, с прямыми плечами и крепкой мальчиковой попкой. Ревниво изучив Жанночку, девочки в раздевалке шепотом удивлялись, потряхивая пышными волосами и натягивая футболки на круглых грудках, и чего нашел, она пацан пацаном, даже сисек никаких нет. Но Жанночка быстро взяла томных красоток и нескладных утят в оборот, и на ее прекрасного мужа им оставалось только глядеть издалека, болтаясь на турнике или валясь в растоптанный песочек прыжковой ямы.
На сцене Вера Полуэктовна прощалась с народом, выкрикивая напутствия. И так же стремительно удалилась, топоча каблуками. Дима с облегчением плюхнулся на свое место и сразу же сунул в рот мокрую линейку. Стеллочка содрогнулась и отодвинула журнальчик подальше от мятого пиджака человека коммунистического завтра.
- Внимание, – с нажимом произнесла директриса, – вни-ма-ние! Кому нужно уйти, официальная часть закончена. А желающие могут остаться еще на полчаса, Александр Николаевич расскажет о методах искусственного дыхания при спасении пострадавших.
Кресла захлопали и через пять минут суматохи в зале остались почти одни девочки, хихикая и оглядываясь, поправляли волосы и лямочки черных фартуков.
- Рот в рот, – прокомментировал Саня Андросов, он было поднялся, но увидев, что Олеся сидит, сел тоже, задирая ногу и коленом упираясь в спинку кресла перед собой.
- И это тоже, – согласился Алик, вытаскивая вперед стул. Выпрямился, оглядывая зал, – ну, кто смелый?
Девочки шептались, переглядываясь. И замолчали. По паркету простукали четкие шаги. Олеся уверенно шла к Алику, откидывая рукой гладкие, стриженые длинным каре пряди. Качались круглые бедра под коротким коричневым подолом. Мелькали икры, обтянутые светлыми колготками.
Алик указал рукой на стул, и Олеся села, кладя ногу на ногу и одергивая подол.
- Сейчас я покажу вам, как правильно прощупать пульс на запястье…
Он взял ее руку, кладя пальцы повыше ладони.
- Вот бля, – очень громко в наступившей тишине сказал Саня Андросов. Грохнуло кресло, затрещало, хлопнуло отпущенное сиденье. Тяжело ступая, Саня продрался через сидящих, и пошел к двери, набычивая темную голову. На боку болталась спортивная сумка.
- Андросов, – Валечка поспешила следом, хватая натянутый ремень, но Саня дернул плечом и вышел, со всего маху треснув дверями.
Алик рассказывал, поворачивая Олесину руку, она улыбалась, кивая и встряхивая гладкими соломенными волосами. Валечка топталась у закрытой двери.
- Оль, мне пора, – вполголоса сказала Ленка, – я пойду, там мать. Им же ехать вот.
- Семки, ты остаешься? – Оля дернула Викочку за локоть. Та кивнула, не отводя взгляда от стула, на котором Алик укладывал Олесю, набрасывая на полураскрытый рот белый платочек.
- Ладно, мотай, Малая. Мы с Семки еще к бабушке забежим, она там банки просила забрать, с вареньем.
В вестибюле Ленка остановилась. У светлого окна стоял Саня, черным силуэтом, тугим, как свернутая пружина. Ленка подумала и нерешительно подошла ближе.
- Сань? Ты не думай, там же ничего. Ну… В общем… Там платок и все такое. Как помнишь, в медпункте нам показывала Кузька.
Саня молчал и не поворачивался. И Ленка смешалась, не зная, что еще сказать. И вообще, чего стала говорить-то.
- Иди ты, Каток, – вдруг хрипло ответил Саня, – все вы… одинаковые.
И выругался, громко и грубо.
Ленка горячо вспыхнула, отступая, споткнулась, дипломат стукнулся об ногу. Отвернулась и пошла на улицу, закусывая губу. Подумаешь, герой нашего времени. Страдалец. Все, значит, мы… много сильно понимает…
Но теплое неяркое солнце, клонясь за макушками тополей, вдруг напомнило о времени, а значит, о том, что у нее, у Ленки, сегодня свидание с Ганей. Которого любит Оля Рыбка, и не знает, что Ленка тоже влюблена, и тайком сегодня уйдет, чтоб с ним быть. Целоваться.
Она побежала к остановке, увидела, как из-за угла выворачивает автобус и припустила быстрее. Стараясь не думать о том, что Саня прав, и она тоже такая вот – одинаковая.