Комната в захламленной и затоптанной трешке оказалась неожиданно уютной. Сумрачная из-за густо-облиственных веток, забивающих окно по самым стеклам, а еще – высокие шкафы с темными дверцами и такими же темными стеклами. Высокий потолок с древней люстрой, увешанной вытянутыми стекляшками-сосульками. Но вдоль пустой стены мягкие диваны, укрытые темно-красными узорчатыми покрывалами, пара кресел и перед ними – низкий и длинный журнальный столик с чашками, полными темного же чая. На стенах горели два светильника в виде пришлепнутых кучерявых тарелок, матовые. И казалось Шанельке, все они находятся внутри старого саквояжа, такого – коврового. Ковро-вый сак-вояж, повторила мысленно, усаживаясь в кресло, и оно приняло ее мягко, уступчиво, топя в себе и задирая ей коленки. Шанелька позволила креслу расположить себя, как ему удобно, порадовалась, что удобно и ей. Погладила отполированные многими ладонями подлокотники и обратила взгляд к тому самому, несколько раз помянутому стулу. Снова разулыбалась. Это не стул был, а настоящий трон. Стоял высокой спинкой к высокому окну, поблескивал завитками резьбы по закругленной верхушке и выгнутым лебедиными шеями подлокотникам, круглил тугое бархатное сиденье.